Дети Левиафана (СИ) - Киров Никита

— Если бы я знал, я бы остановил лесорубов. Приказал бы всем оставаться на месте, в конце концов. Меня бы послушали. Но нет, я стоял, как дурак, пытаясь понять, что происходит. Я бросил Ханну. Я был готов убить Дитриха, хотя он мне нравился. А всё для того, чтобы спасти тебя, ублюдок. Отец Ханны погиб, её саму чуть не убили. Дитриха прожгли насквозь. А ты ещё обвиняешь меня?

Людвиг ударил в стену и отбил руку. Нет, не перелом, просто больно. Лучше вбить кулаки в нордера, бить и бить, пока он не сдохнет.

— Я не снимаю вины за то, что совершил сам. Я убил много тех, кто не должен был погибнуть, их кровь на моих руках. Может, если бы мы тогда не стали останавливаться им на помощь, всё бы закончилось лучше. Я виноват в случившемся, но твою вину я брать не собираюсь.

Эйнар сидел, держась за голову, и силился что-то сказать. Если он опять крикнет, что это всё случилось из-за Людвига, ему конец.

— В клане мне много чего о тебе рассказали. И что твой брат погиб, и как ты вернулся и начал обсираться на каждом решении, а потом обвинять остальных. Я им не верил, не хотел верить, но в глубине души понимал, что ты именно такой. Когда ты мне врал, почему тебя изгнали, я не мог понять, почему ты говоришь неправду. Может, это они мне солгали, а ты, сраный членосос, всё делал правильно. Знаешь что? Вставай!

Нет, нужно уходить, навсегда. К Вечному и нордера, и деревню, и бандитов, и всех остальных. Но нет, ярость схватила железными пальцами за горло и не давала дышать. Людвиг взял меч, который сам же убрал подальше, и вырвал из ножен.

— Вставай, сука!

Левая рука дрожала, сердце замерло. Сейчас всё и закончится.

— Вставай и дерись!

Эйнар поднялся.

— Я не буду с тобой драться, — сказал он. — Если хочешь, то бей.

— Бери свой топор!

Нордер расстегнул жилет.

— Знаешь? — он вытащил оружие и отбросил в сторону. — Я давно хотел это сказать, но никак не мог. Это я виноват. Прости.

Он обхватил себя руками, будто замёрз.

— Ну надо же, Эйнар Айварсон извинился! — вскричал Людвиг. — И что теперь, в жопу тебя целовать?

— Это из-за меня ты в таком говне, — продолжил нордер тусклым мёртвым голосом. — И люди те погибли из-за меня. Столько раз обвинял остальных, — он прерывисто вздохнул. — Я боялся, что ты разозлишься, что убьёшь кого-нибудь. Я оказался неправ. Надо было попросить твоей помощи, ты же всегда помогал.

В глазах нордера знакомое потухшее выражение, такое же, как у тех выживших в отравленном лесу. Такое же, как у местных, которым уже наплевать на свою жизнь.

— Я тебя всегда винил. Когда погиб Ульф, я обвинил тебя. Знал, что это моя вина, но виноватым быть не хотел, будто бы это помогло. А ты же тогда вышел меня защищать. Мне стоило лишь попросить, ты даже не спорил.

Правая рука нордера дрожала, он вцепился в неё левой. Так сильно, что ногти оцарапали кожу.

— Я должен был остановить бой. Да я должен был сам выйти против Гуннара и сдохнуть. Ульф погиб из-за меня.

Он опустил голову и смотрел в пол.

— Только и могу, что подводить друзей. Ты, Ульф… Берна, я бросил её на верную смерть.

Нет, он пытался её спасти до последнего. Вот о чём он думает на самом деле. Слишком скрытный, чтобы показывать. Не доверяет никому и никогда не открывает душу. Ничего не изменится.

— Старик был прав. Я ничтожество. Мой брат погиб вместо меня. Нет. Я убил его и похитил его жизнь. Этими самыми руками. Я должен был тогда умереть, не он. Это моя вина. Я забрал его жизнь и потерял её. Лучше бы я умер.

Он выдохнул и сел на грязный матрас.

— Делай что хочешь. Это из-за меня ты тут оказался. Если бы мы не встретились, у тебя бы всё сложилось намного лучше. Если тебе станет легче, то убей. Я всё равно мертвец.

Он замер, будто даже не дышал. Людвиг снял колечко и покрутил в руках. Когда он находился на дрэке, клан много чего рассказал о новом друге. О неудачном походе и озлобленности на всех. О вызове на поединок и изгнании. И о том, как двенадцатилетнего мальчишку заставили убить собственного брата.

Эйнар не шевелился, будто опять впал в ступор, как раньше. Может с тех самых пор он такой. Всё равно, извинения не вернут погибших в деревне. Огонь злобы по-прежнему горит в груди. Но нет, убивать его он не будет, ведь это тоже никому не поможет.

Нужно уходить, подальше от Акиры. Деньги на переправу есть, и вряд ли кто-то из бандитов рискнёт встать на пути. А нордер пусть остаётся здесь, пока не сдохнет. Кому он нужен? Хотя надо бы оставить несколько монет, ведь он же всё отдал сбежавшей парочке. А до этого, в Стурмкурсте, он отдал все свои сбережения, чтобы нанять корабль. Жаль только, что не удалось.

Эйнар сидит и смотрит в стену неподвижным взглядом. Может, вспоминает гибель брата или недавнюю резню. Нет, жалеть нельзя. Но всё же, несмотря на дурной характер, иногда нордер ведёт себя достойно. Он собирался пожертвовать капсулой в убежище. А до этого… до этого он послушал Людвига и не стал отдавать кантар Старцу. А ещё помог при первой встрече и не выдал аниссарам, хотя за это грозила страшная казнь.

— Прости меня, — прошептал Эйнар. — Я пытался сделать, как лучше. Но я так не умею, только всё порчу. Думал, ты меня убьёшь.

Нет, не убил бы, но иногда хочется. Людвиг вспоминает людей, которые должны были выжить. Старые и новые жители, они враждовали друг с другом и никак не могли найти общий язык. А Эйнар пытался спасти всех. Запертый в клетке своей вины. Он сломлен, с самого детства, но в этом виноваты не порки кнутом, а гибель брата. Она сломала Эйнара так же, как первый бой сломал Людвига.

Каждый из них сидит в своей клетке. Как Дитрих, старый рыцарь тоже сходил с ума в бою. Он говорил, что на войне проще, потому что там его понимают. Людвиг многое пережил с Эйнаром, и они по-настоящему сдружились, но никогда не понимали друг друга. Каждый из них вёл войну, Людвиг со своими страхами, а Эйнар со своей виной. Может, нужно научиться понимать других и помочь разрушить эти клетки? Ведь если бы те люди в деревне и в ущелье поняли, что хотят другие, то резни удалось бы избежать. Но это уже случилось и ничего не изменить. Нужно жить дальше. И попытаться помочь тому, кому нужна эта помощь.

— Твой клан рассказывал о тебе, — повторил Людвиг и сел рядом. — О твоём изгнании и о смерти брата.

— Я убил его, — сказал нордер. — Мне дали нож и приказали ударить. А потом отрезали ему голову. Я знал, кто тот человек с мешком на лице.

Юты любят кровавые истории и поведали эту во всех деталях. И про мешок, и про голову.

— Твой брат погиб потому, что король хотел проучить твоего отца. И чтобы клан возглавил лояльный человек, и который не смог бы поднять восстание в дальнейшем.

— Какая разница? Хенрик мёртв.

— Это не твоя вина. Как бы тебя презирали в клане, в этом тебя никто не винил.

— Ты лжёшь! Они ненавидели меня за это!

— Они ненавидели тебя, потому что ты самовлюблённый идиот, который едва их всех не погубил. Никто из них не винил тебя в гибели брата. Они всё видели.

— Ты лжёшь, — Эйнар закрыл лицо руками.

— Ложь, это то, что я ненавижу, Эйн. Я говорю правду.

— Это всё из-за меня…

— Никто не винит тебя за смерть Хенрика. Твой младший брат звал тебя назад. А твой друг пришёл к нам помощь, когда нас окружили, помнишь? Если бы он винил тебя, он бы помог, как думаешь?

Эйнар тяжело дышал. Правая рука тряслась.

— Да, брат убит твоими руками. Но ты не хотел его смерти. Если бы он был жив, он бы простил тебя, я знаю. Лейв и Ульф тоже простили, они понимали, кто настоящий виновник.

Глаза нордера покраснели, но он крепится, чтобы не заплакать. Будто до сих пор боится давно мёртвого отца. Людвиг придвинулся ближе и обнял Эйнара за плечи. Он дрожал. Может, принимает бой, самый сложный — бой против себя. Это не изменит того, что случилось, но поможет жить дальше, ведь в жизни есть не только победы. И тогда они смирятся и разделят вину за произошедшее друг с другом.