Холод (СИ) - "Amazerak"

Люди не могли такое сделать, значит, в округе появилось ещё одно исчадие Сна.

Снова вспомнились слова Томаша: «Как видишь красные глаза — улепётывай со всех ног. Иначе кожа слезет с костей». Это он говорил про монстра, которого сноходцы называли жнецом. Неужели он здесь?

Меня бросило в холодный пот. И дело даже не в том, что я не знал, смогу ли убить существо или нет — я содрогался при мысли об тех ужасах, которые жнец здесь может сотворить. Живо представились деревни, завалены мёртвыми телами с оплавившейся кожей.

Я снял с плеча пищаль и стал осматриваться, нет ли поблизости жнеца.

Насколько я знал, жнецы появляются в темноте. А значит, он мог бродить рядом… Или находиться уже в десятках вёрст отсюда, может быть, даже в Высоком…

Заночевал я в той же избе, что и на пути в Перепутье, а утром двинулся дальше. Наличие лошадей принесло новые проблемы: животных требовалось чем-то кормить, а я не знал, чем и как, а интернета, чтобы посмотреть, разумеется, не было. Насколько я слышал, лошадям нужно давать сено или овёс. Овса не нашёл а вот сена во дворе оказалось много — тут имелся сеновал под навесом.

А пока лошади ели, я пошёл ещё раз посмотреть на мёртвых животных. К моему удивлению, трупы теперь лежали в стойлах, не подавая признаков жизни. Значит, эффект «зомби» был недолговременным: примерно два-три дня. Ну хоть одна хорошая новость.

До Высокого добрался в тот же день, хоть и не без проблем. На подъезде к селу я увидел составленные кругом крестьянские телеги и кибитки и стреноженных лошадей. Сразу понял: беженцы. Они почему-то решили остановиться тут. Расположились на левом берегу неподалёку от изб, тогда как церковь и дом старосты находились на правом.

Первым делом я отправился к Фёдору. Он рубил дрова во дворе, когда я вошёл. Оторвавшись от своего занятия, он вначале вскинул брови от удивления, а потом снова нахмурился.

— Живой, значит, — староста вонзил топор в пень и направился ко мне. — А мы-то думали, тебя — того, съели.

— Меня не съедят. Я не вкусный, — отшутился я.

Прошли в избу. Я снял свой кафтан, оставшись в одном камзоле, и мы с Фёдором уселись за стол.

— Где бродил-то? Чего видал? — начал расспрашивать меня староста. — Тут страсти знаешь какие творятся? Собаки по сравнению с тем, что в Перепутье и Старой Яме произошло — пустяки.

— Знаю, я там был, — кивнул я.

— Понятно, — протянул Фёдор и посмотрел на жену, которая возилась у печи. — Слыш, Манька, иди на улицу, не для твоих ушей разговор.

Жена Фёдора — коренастая женщина с хмурым, постоянно усталым лицом поворчала немного, но мужа послушалась.

— Выкладывай, — сказал Фёдор, когда мы остались одни. — Сделал, что обещал? Кажи пепел.

— На улице покажу, — сказал я. — И нос заткни тряпкой. Нельзя им дышать.

Мы снова вышли во двор, и я мельком продемонстрировал пепел. А потом вернулись в дом, и я поведал о своём пути. Рассказал про брешь в Угреши, про ожившие трупы и про существо, которое несёт с собой смерть и поднимает покойников. Правда, догадки свои озвучивать не стал. Так же рассказал про жнеца, который вероятно бродит где-то поблизости, и предупредил, что с наступлением темноты лучше сидеть по домам. Поведал я и о чешуйчатых, разъезд которых обнаружил вчера утром в Перепутье.

Фёдор сидел мрачнее тучи, а когда я закончил, даже заговорил не сразу.

— Дела… — наконец протянул он. — Жутко стало жить на свете белом.

— Ну а у вас что происходит? — спросил я.

— А что у нас? Мужики приезжали позавчера из Старой Ямы. К отцу Феодосию сразу. Не знаю, чего они там нарешали. Но кажись, отец Феодосий всё же напишет, куда полагается. Нельзя иначе. А меня вот вчера барин звал на разговор, серчал весьма за тот поход наш на ветряковцев. Грозился всё, что выпорет, да оброк больше станет взымать. Якобы, убытки у него из-за нас теперь… Ну выпороть-то, может, и не выпорет — не до того нынче, а вот оброк… — староста вздохнул. — Да беженцы вот. Небось, видал, когда проходил?

— Видел, — подтвердил я. — Так и вам тоже неплохо было бы уехать, пока всё не уляжется.

— Рады были бы, — угрюмо произнёс Фёдор, — да барин не велит. Не отпускает — и всё. Говорит, никто сюда не придёт.

Получив за работу три с половиной рубля, я отправился к Фросе на свою съёмную квартиру. Душа ликовала, предчувствуя тёплую встречу. Ощущал я себя так, словно возвращался домой после долгого странствия. Хотя умом-то я понимал, что нет у меня в этом мире дома. Более того, уже завтра или, в крайнем случае, послезавтра надо двигаться в сторону Ярска. Теперь у меня есть и лошади, и оружие, которое можно продать. Этим и надо заниматься, чтобы обеспечить себя на первое время.

Фрося, как обычно сидела за ткацким станком, работала. У ног её возилась трёхгодовалая дочь. Егор таскал воду из колодца — я встретил его у калитки. А его мелкий племянник где-то бегал.

Увидев меня, Фрося аж руками всплеснула:

— Живой! Вернулся! Да что ж долго-то так? А мы-то думали… Сказал: три дня. Три дня прошло — а всё нету. Я ж извелась тут.

— Да нормально всё, — улыбался я. — Чего со мной сделается? Просто пришлось сходить дальше, чем планировал… Слушай, у меня там две лошади. Надо бы их как-нибудь пристроить. Честно говоря, я плохо представляю, что с ними делать, чем кормить и всё такое. Поможешь, а?

Я рассчитывал сегодня отдохнуть, но весь день было не до отдыха. Пришлось научиться снимать и одевать сбрую и слушать рассказы Фроси о том, как следует ухаживать за животными. В общем, мороки с лошадью оказалось гораздо больше, чем с машиной. Но лошадь здесь была необходимостью, если я, конечно, не хотел и дальше вёрсты пешком наматывать, таская на себе кучу вещей. Потом я занялся осмотром и учётом добычи. Помимо ружей, тут были порох, пули, ещё куча разной мелочёвки, среди которой даже пулелейка нашлась.

Только вечером, за трапезой я, наконец, рассказал Фросе о своём путешествии. Конечно же, предупредил, что из дома без особой надобности лучше не выходить, особенно в вечерние часы.

Фрося только качала головой и ужасалась происходящему.

— Ну а ты что дальше? — спросила она.

— А что я? Поеду в Ярск. Завтра или послезавтра.

— И бросишь нас тут, значит, в беде? — с упрёком посмотрела на меня Фрося. — Торопишься что ли куда?

Я задумался. С одной стороны, кто они мне? Простые селяне, с которыми меня случайно свела судьба, и кому я помог за небольшое вознаграждение. А с другой стороны, кроме меня их даже защитить сейчас некому, если нападут моры. Да и торопиться было действительно некуда.

— Не знаю… — вздохнул я. — Теоретически, могу остаться ещё на несколько дней, пока клирики не приедут брешь закрывать.

Мы ещё некоторое время болтали. Уже хотели идти спать, как вдруг услышали на улице шум. Выглянув в окно, я увидел, что перед домом собралась толпа. Люди шумели, некоторые держали факелы. В дверь начали ломиться.

Мы с Фросей удивлённо переглянулись, и Фрося пошла на крыльцо.

— Чего надо? — крикнула она. — Какого рожна припёрлись?

— Пусть жилец твой выйдет, — крикнул кто-то. — Не выйдет, хату спалим.

— Да, пущай колдун выходит, — вторил ему другой голос.

На дверь начали наседать со всех сил. А я находился в полнейшем недоумении. Казалось, ещё несколько дней назад я с этими людьми дрался бок о бок, их я от всякой нечисти защищал, а теперь они обзывают меня колдуном и зачем-то требуют к себе, причём, судя по гневным выкрикам, с не самыми добрыми намерениями.

Я надел кафтан, взял оружие и вышел на крыльцо.

Глава 17

— Чего надо? — крикнул я.

— Выходи, колдун! — ответили из толпы. — Из-за тебя все беды! Это ты чудищ наслал. Погибель нам принёс.

— Сдурели? Я защищал вас, а вы меня обвиняете?

— Защищал он! — пробасил другой голос. — Сам накликал на нас бесов, а потом ещё и деньги трясёт.