Ольга Онойко - Степь. Бронзовая чеканка.

    Волчок негромко заржал, вскинув драконью клыкастую морду. Ржание вышло почти дружелюбным.

    Ксе прищелкнул языком и вытянул из седельной сумы плетеный кожаный шнур. Мри просто таяла, когда он приходил просить очередную шаманскую принадлежность, и затыкала прочих мужей, повторявших, что эти хитрые вещички Ксе как коту бензин. Что до  Ксе, то ему они - костяные и каменные ножи, живая проволока, шнуры всех священных плетений, узорные диски - придавали значимости, а на большее он и не надеялся.

   Ксе воткнул в сухую неродящую землю – степь была здесь почти полупустыней – каменный нож и начал вывязывать узел. Он отлично знал все мандалы, узлы и заклинания, а в иерархии духов и звездных престолах разбирался еще лучше; самую каплю силы, и он стал бы отличным шаманом. Могучий от природы Дрон, гонявший духов хворостиной, ленился вникать в сложности их взаимоотношений и заставлял, не понимая; Ксе втихую благословлял Дронову лень, поскольку видел, каковы на самом деле его возможности. От таких человеку можно и повредиться в уме, а злонравный Дрон еще бы, пожалуй, сцепился со старым Юрием, наполнив войной оба мира…

    Ксе завершил узел, омочил шнур водой из фляжки, и прикрыл глаза. Взывать было  бесполезно, но ради порядка он произнес имя богини.

    Налетел ветер.

    Ледяной ливень рухнул на темя Ксе.

    Волчок снова заржал, с оглушительным смеющимся торжеством почти разумного существа.

    Потрясенный Ксе очнулся среди поляны упругого благоуханного разнотравья, метров пяти в поперечнике. Укусил себя за руку; выдрал из земли – жирного, чуть не масляного чернозема – горсть травы, растер в пальцах. Шепнул: «Мать…», не понимая, сквернословит или благодарит.

    Жеребец, с иронией поглядев на ошалевшего хозяина, принялся деловито щипать новосозданную траву. 

- Богиня, - тихо сказал Ксе. – Если это только на один раз, то это нечестно…

      Он погрузил пальцы в землю – ногти чуть отслоились от резкого тычка, под ними уселась боль - тихо повыл сквозь зубы.

      Встал и потянул из тюка шнур бога дождей.

     Мокрый до глубины души и насквозь счастливый, ехал по степи шаман.

     Плясал под ним страшный жеребец, рожденный после изменения мира, плясал в объятиях его страшный Зверь, радостный хозяйской радостью, дочери дождя плясали перед ним, смешливо перешептываясь меж собой. Он видел их нежную наготу за покрывалами струй, видел колесницу бога Солнца, летящую над облаками, видел, как вздымается плодоносная грудь земли и мечется ветер, хмельной ароматом волшебных трав.

    И небо вновь стало синим, лучились в нем звездные престолы, дворцы богов одаряли светом бесконечный прекрасный мир.

    Ехал по степи шаман; серебряные ковыли были пред ним ковром, и стихший дождь умыл для него лик воздуха и лик света. Он, владыка, пел в мыслях своих, и говорил со Зверем, и говорил с конем; духи слетали к нему, чествовали и ждали велений. Он испытывал счастье: гремел над землей золотой гром, достигая обители саламандр, внимали грому владыки полей земных и приветствовали собрата.

    А потом шаман встретил людей.

    Ксе привстал в седле.

    Их было десятеро, и еще двоих он увидел за горизонтом во временном лагере, где стояли шатры и кухня. Ухоженные, но не кровные кобылы под встречными не могли сравнится с Волчком по быстроте бега, и Зверями здесь не пахло, но - их было десятеро.

    Чужаки мрачно оглядывали Ксе. Среди них не было шамана, чтобы узнать и отступить; но и без великой мощи Ксе читал по лицу старшего: при путнике не виделось лука и стрел, не виделось даже длинного ножа, припрятанная, конечно, финка не была оружием против десятерых, а без оружия в путь не пускались…

     Это были неглупые люди: они поняли, что под грязным плащом пришлеца таится Зверь. И они испугались - ровно столько, сколько следовало пугаться. Восемь стрел нацелились в лицо Ксе; воины защищали свою землю.

    Зверь метался на груди Ксе, нервничая, - чуял, что не убережет хозяина. Тот придерживал его ладонью. Тихо, малыш, мы не будем драться.

- Вы чьи будете, добрые люди? – негромко спросил Ксе. Испуганные мысли метнулись прочь от сумрачных мужиков: «добрые люди» самому Ксе напомнили почему-то Иешуа Га-Ноцри… Ксе подавил нервный зевок. Ксе был шаман.

     Чужаки о Булгакове не вспомнили.

- Крымские, - сказал старший, чудовищно бородатый мужик без левой кисти, и неопределенно добавил, – ходим…

- Кого ищете? – поинтересовался Ксе.

- Смотрим…

- Кого смотрите?

    Однорукий пожевал губами; не ответил.

- А ты, эт-та… погляжу-ка я – озверелый, - скаламбурил какой-то плюгавый, подав немного вперед свою маленькую задорную кобылку. Волчок принюхался, но промолчал.

- Есть немного, - холодно согласился Ксе, втайне любуясь на себя.

      Бородач скептически оглядел тощую фигуру Ксе.

     Учуяв недоверие, Зверь самовольно высунулся из-под плаща, и Ксе ласково-медлительно запихал его обратно. Взамен под свод ладони влилось гладкое и неживое: черен каменного ножа, чей гранит возлагали когда-то надгробием героя… Ксе моргнул и под веками встретил ободряющий взгляд бога войны. Он сжал и вновь отпустил рукоятку, пробуждая нож.

    «Не надо», - попросил его голос, сладчайший под звездами. - «Не надо, могучий. Они пропустят».

    «…могучий», - эхом отозвалось в мыслях Ксе; и трижды сладостным услышан был голос женщины.

     Льга Симферопольская пропускала его сквозь свои владения.

     Смиренно.

- Тебя как звать-то? - спросил плюгавый. Он морщился, слушая Льгу, отдававшую мысленный приказ, и в речи его внезапно прорвался сильный московский акцент.

- Ксе.

- Ксений, что ли? Не понял, - пробурчал старший.

- Алексей, - равнодушно ответил Ксе. - Так я еду дальше?

- Езжай, - ответил однорукий. - Храни тебя Неизвестный Солдат.

26.09.04