Оксана Аболина - Боец Великого Похода

Контрактников обучали по плотному графику, не выпуская за пределы воинской части. Увольнений не давали. Но Машу с Лёшкой Кукушкин один раз перед началом Великого Похода сумел повидать. Жена привезла сынка в Ярославль, и слёзы её (а возможно, и недорогой презент) умилостивили Гришина, и нянька позволил им встретиться.

Кукушкин боялся, что за прошедший год, проведённый без отца, сын отдалится от него, станет чураться. Но нет, Лёшка его помнил, скучал, бросился на шею. Военную тайну, похоже, знали даже в детском саду, малец стал расспрашивать его про Рай. Но, разумеется, Кукушкин ни словом не обмолвился о Великом Походе. Только повторил то, о чём и так постоянно бубнили по ящику: в Раю скучно, дикари тупые, нет ни компьютеров, ни телевизоров — только гумус, двухметровый слой плодородной земли, помнишь арбузное лето? И они с наслаждением вспоминали вкус прекрасных плодов. Как им арбузы не надоели тогда? Ведь ни разу Кукушкин не захотел в то лето бифштекс или свой любимый борщ, а Лёшка не просил ни конфет, ни мороженого…

Свидание было коротким, но памятным. Маша плакала, целовала Кукушкина, болтала без умолку, рассказывала, что ипотека временно заморожена, ругала соседа, поставившего забор на десять сантиметров вглубь их территории, оставила мужу стопку последних семейных фотографий, и Кукушкин никогда с той поры с ними не расставался, носил на груди.

В конце октября, за пару недель до выступления, на территории воинской части стало твориться неладное. Стволы новёхонького стрелкового оружия покрылись изнутри ржавчиной. Коррозия начала стремительно разъедать и движущиеся части танков Т-90, к экипажу одного из которых был причислен Кукушкин. Постоянная чистка и смазка оружия, казалось, ничуть не помогали исправить ситуацию. Но это было далеко не всё. Трижды на базе почти на сутки выключались одновременно электричество, вода и тепло, а причину неполадок установить так и не сумели. Вдобавок к этим бедам учебные мины на полигоне оказались боевыми, и несколько солдат подорвались и попали в госпиталь, так и не отправившись в Великий Поход. Уже мелочью казалось то, что в солдатской пище то и дело вылавливали опарышей, а поставщики клялись, что мясо было наисвежайшим, прямо с бойни. В казармах по ночам слышались неясные голоса, мелькали неуловимые тени. Обстановка становилась нервозной и пугающей, шли постоянные разговоры о многочисленных диверсантах, а за три дня до выступления с неба обрушился нескончаемый проливной дождь и пути-дороги развезло. Гришин качал головой и ничего не говорил по этому поводу. Но все понимали — предзнаменования дурные. Белый Бог знает наши планы и так легко не сдастся.

Непогода продолжалась и в момент выхода Т-90 с территории части. Но, в отличие от того, что происходило в военчасти, Кукушкина она не пугала — в танке его не могли достать ни пронизывающий до костей ледяной ветер, ни безжалостно секущий град.

Взвод состоял из трёх машин. Каждому отделению было приказано идти одним маршрутом. Двигаться предстояло по ночам, под прикрытием темноты, и ни в коем случае не по шоссе — только по просёлочным дорогам, обходя стороной населённые пункты. Днём велено было машины тщательно маскировать — безопасность и бдительность превыше всего! Никто не должен вас видеть. У противника на нашей территории преимущество — Он сам её создал и хорошо знает местность. Есть подозрение, Он давно в курсе того, что готовился Великий Поход — на Земле, увы, хватает ренегатов, готовых служить тайными агентами врагу. Шпионская сеть раскидана повсюду.

— Ну что, мальчики, с Богом, — благословил танкистов Гришин, и бойцы невольно вздрогнули. При нынешних обстоятельствах подобное напутствие прозвучало недобро.

Передвигались повзводно. Москву предстояло обогнуть с севера, добравшись до Твери, где батальон должен был снова объединиться и ждать дальнейших указаний.

Точный маршрут взвода был известен лишь его командиру — старшему сержанту Петрову. Действовали согласно его указаниям. Ехали колонной просёлочными путями по расползшейся вязкой дороге, перед деревнями сползали в раскисшие поля, месили гусеницами грязь. А на следующую ночь дождь прекратился и повалил снег. Крупные белые хлопья сыпались с неба, как перья из вспоротой подушки. Подвывала метель. Ночью и так никакой видимости, а тут и вовсе бойцы словно ослепли.

На вторые сутки посреди снежного поля замыкающий танк встал, и дальше ни в какую. Открывшаяся на базе коррозия, вероятно, продолжала быстро разъедать его. Петров оставил третье отделение разбираться с поломкой, и дальше двинулись в путь две машины. С застрявшими пытались поддерживать связь по радио, но из-за сильных помех не могли понять, насколько серьёзно повреждены механизмы и когда товарищи их нагонят.

Немного погодя оказалось, что знаки на местности не соответствуют карте. Водитель головного танка, отчаянно матерясь, клялся, что он тут вообще ни причём, а врёт нагло спидометр, из-за него, дескать, такая лажа. Похоже, мы чуток сбились с курса. Но, кажется, мы находимся, смотрите, вот здесь, у этого озерца, и всё равно направление на Тверь остаётся прежним, до города где-то 20–25 километров. Если ехать ровно на запад, не промахнёмся.

Однако, оказалось, что маршрут снесло к северу. И оба танка прямиком угодили в прикрытые обильным первым снегом, топи знаменитого Оршинского Мха. Танк Петрова с трудом выбрался из болота. А Т-90, на котором ехал Кукушкин, угодил прямиком в трясину. Зрелище, наверное, было бы впечатляющим, да только подсветки никакой — никто не сумел насладиться видом погрязшего по самую башню в болотной жиже танка. Кукушкин и его товарищ кое-как успели выбраться самостоятельно, а командир отделения геройствовал до последнего, так что его с трудом вытащили, грязного и мокрого, когда стало совсем уж ясно: ситуация безнадёжна — Т-90 утоп.

Радости всё это Кукушкину не прибавило, хотя мысль, что выбрался живым из передряги, вселяла надежду на то, что судьба хранит его. Впрочем, истинные намерения судьбы были бойцу неизвестны. Старший сержант Петров, к примеру, был совершенно противоположного мнения и утверждал, что по его твёрдому убеждению, следует ушки держать на макушке, судьба намерена шалить и дальше. Так ли, нет, но что-то её отвлекло, а может быть, она подустала, но на некоторое время она отвязалась от танкистов, и дальнейший путь до города прошёл без особых приключений. Экипаж Кукушкина разместился в танке командира взвода и приходил в себя от злоключений. А заодно морально готовился к предстоящим в Твери разборкам с командиром батальона.

И не зря готовился. Комбат рвал и метал, ещё бы! — на своей территории, на отрезке Ярославль-Тверь, при отсутствии боевых действий взвод ухитрился потерять две машины из трёх. Здесь мы пропустим пару страниц непереводимых эмоциональных русских выражений. Да, не только у Петрова были потери, но не до такой же степени! Комбат вопил, что отдаст весь взвод под трибунал, грозился загнать танкистов в дисбат до конца Похода, торжественно поклялся в каждую мясорубку посылать их первыми. Вышло, конечно, безобразно с этими чёртовыми танками, но своей вины в случившемся Кукушкин не видел. К счастью, за бойцов заступился Гришин. Он уже был в Твери вместе со всем батальоном.