Оксана Панкеева - Дороги и сны

— Ну надо же, кто удостоил нас своим визитом! — насмешливо произнес неприятный гортанный голос откуда-то из-под потолка.

Ольга подняла глаза. На стремянке, у самой верхней полки, сидел недобитый птеродактиль и с издевкой пялился на нее своими разноцветными глазами.

— Здравствуйте… — растерянно произнес так ничего и не понявший Пако.

Король не шелохнулся.

Демон расправил крылья и упруго приземлился на мягкий пушистый ковер в полушаге от Ольги.

— Я подозревал, — все так же насмешливо продолжил он, крепко и больно сцапав ее за локоть, — что тролль, который попытается тебя съесть, либо подавится, либо отравится.

— Чтоб ты сам подавился и отравился! — выпалила Ольга, безуспешно пытаясь вырваться. — Пусти, гад!

Гад ухмыльнулся, оскалив уродливые акульи зубы.

— Думаю, есть тебя будет излишеством. Трупы у нас тоже в дело идут.

— Эй, а ну пусти ее! — Пако наконец опомнился и сообразил, что дорогую подругу вроде бы обижают. Гигантская туша, способная сшибить и затоптать лошадь, рванулась вперед, огромная лапища потянулась к обидчику…

Демон быстро вскинул руку, выкрикнул пару коротких слов и отступил на шаг.

Дикий рев огласил библиотеку. Могучий тролль упал как подрубленный и покатился по полу, не прекращая реветь и молотя лапами по охваченной пламенем голове.

Харган, продолжая ухмыляться и одной рукой удерживать Ольгу, повторил заклинание, на этот раз направив на грудь.

— Аккуратнее, господин наместник, — невозмутимо произнес неподвижный король. — В этой комнате полным-полно сухой бумаги. Да и ковер…

Ольга с воплем попыталась дотянуться пальцами до этих наглых, злобных, разноцветных глаз — если не выцарапать их, то хотя бы отвлечь убийцу от его жертвы, но демон оказался и сильнее, и проворнее.

— Не мешай! — повелительно бросил он и одним движением отшвырнул Ольгу от себя.

Она врезалась затылком в мраморную каминную полку и проснулась.

Затылок действительно болел, но совсем по другой причине. Ящик с реквизитом — не лучшая замена подушке…

Мальчишка принялся за дело с нормальным для юных мстителей энтузиазмом и невероятной для эльфа тщательностью. Два дня он сидел перед зеркалом, обложившись своими антикварными фолиантами, и пытался, по его собственным словам, «выплести правильную нить». Выглядело это довольно однообразно. Сначала недоученный волшебник внимательно что-то читал в течение десяти минут, затем несколько секунд водил руками перед зеркалом, после чего резко от него отшатывался, вполголоса ругался, и весь цикл повторялся сначала. Периодически огорчение от неудач сопровождалось ритуальным вздыбливанием прически, отчего к вечеру голова парнишки начинала походить на гнездовье полосатиков. Со стороны его монотонно повторяющиеся манипуляции с книгами и зеркалом производили впечатление тихого помешательства. Причем это не было Витькиным субъективным мнением — заглянувший на третий день за новостями убас Кетмень, понаблюдав за тружеником, с подозрением спросил:

— А он не двинулся, часом?

— Он же с вами здоровался, — напомнил Кангрем, притворяя за собой дверь, чтобы не мешать эльфу своими разговорами. — Нет, когда он от этого дела отвлекается, то все нормально — людей узнает, говорит связно и от еды не отказывается. А эта хрень с зеркалом у него что-то не выходит.

— Я это понял по тону его комментариев, — ухмыльнулся убас. — А ты не спрашивал, зачем он взялся за то, чего не умеет, и не лучше ли ему попробовать что-нибудь попроще?

— Спрашивал, конечно. И меня даже не послали при этом. Дело в том, что находить вот таким способом знакомых ему людей он умеет. Но у него площадь поиска ограничена. До смешного — он даже квартал полностью не накрывает. Вот он и ищет способ это ограничение убрать. А то ведь правда — чтобы что-то делать, надо сначала найти, где именно это «что-то» надо делать.

— Он хоть спит вообще?

— А как же. Когда у него магия иссякает, ложится спать. А потом просыпается — и опять за свое. Я уже почти привык и даже бояться перестал.

— А ты что, боялся?

— После того как он мне объяснил, что делать, если обнаружу его без сознания припавшим к зеркалу, я первые сутки только и делал, что заглядывал и проверял. Теперь привык.

— И долго он намерен вот так баловаться?

— Я так понял, пока не добьется результата.

— Послушай, я одного не понимаю. У него на родине полно взрослых образованных… э-э-э… специалистов. Он умеет перемещаться между мирами. Что ему мешает сбегать проконсультироваться или пригласить кого-нибудь на помощь?

— Ну пацан, что вы от него хотите! Героических подвигов ему подавай! Придут взрослые люди, знающие, что делать, отодвинут нашего героя в сторонку и займутся делом, а ему в лучшем случае — «подай-принеси», а худшем — «марш домой и не мешай». А он хочет все сам.

Убас мрачно пошевелил усами и недобро покосился на дверь.

— Не знаю, как ты, а я уж лет сорок как не пацан и не собираюсь влезать в авантюру балбеса, который ради своих детских амбиций готов поставить под удар успех всего дела. Сейчас он с этим зеркалом не сладит, а потом в самый ответственный момент в бою свой огонь не туда запулит? Мы тут не в игрушки играем и не для того все затеяли, чтобы он мог погеройствовать. Важен результат, а не его личное участие. Ты-то хоть это понимаешь?

— Я с ним поговорю, — пообещал Кангрем. — Я тоже рассчитывал, что будет серьезнее…

— Вот и поговори. А то сначала все так красиво смотрелось, а теперь оказывается, что мы имеем дело с каким-то сопливым героем, который сам не может, а знающих людей позвать на помощь боится, потому что будет бледно выглядеть на их фоне. Детский блок, а не серьезная операция!

Мальчишку было по-человечески жалко, но и старик Кетмень был прав, как ни крути. И поговорить действительно следовало — хотя бы для того, чтобы правильно оценить ситуацию.

Выпроводив гостя, Кангрем закрыл магазин на перерыв и скрылся в подсобке с твердым намерением отвлечь эльфа от экспериментов с зеркалом и поговорить по душам.

Отвлекать никого не пришлось — мальчишка сидел в своем кресле, сердито нахохлившись и позабыв о зеркале, и явно размышлял о чем-то неприятном.

— Ты правда так думаешь? — с обидой в голосе спросил он, прежде чем Витька успел раскрыть рот. Вот уж расщедрилась природа, создавая этих ушастых паршивцев, — мало им дивной красоты и магических способностей, так еще и слух нечеловеческий!

— Ну если ты считаешь, что я думаю неправильно, — объясни, где я ошибаюсь, и я сразу же переменю свое мнение, — пообещал Кангрем, присаживаясь напротив. Раз уж сказал — не отказываться же теперь от собственных слов. — Даже извинюсь, если хочешь, и объясню Кетменю, что был неправ.