Анастасия Эльберг - Блаженством равен тот богам...
Роберта поднесла к лицу раскрытый веер.
— О нет, — ответила она. — Он почти всегда в разъездах, бывает во Флоренции только пару месяцев в году… он уехал на прошлой неделе, и, похоже, вернется нескоро.
— Тогда никто не поймет меня неправильно, если я скажу, что в процессе вашего представления меня не раз посещало желание оказаться на месте объекта любви поэтессы. Я бы не был так холоден и суров.
Она отвела глаза, очень умело разыграв скромность. При первом взгляде на нее я решил, что ей еще не исполнилось и века, но теперь видел, что это не так, и она уже разменяла вторую сотню лет.
Лоренцо окончательно уяснил для себя, что в этой компании он лишний, а поэтому поспешил откланяться.
— Если вам что-нибудь понадобится, я рядом. Сейчас будут танцы… — Он взглянул на Роберту. — Вы останетесь?
Она посмотрела сначала на него, потом — на меня, и спрятала за веером улыбку.
— Марио нет… — Она выдержала долгую паузу, внимательно наблюдая за выражением лица аптекаря, после чего продолжила: — Я не тороплюсь и могу гулять хоть всю ночь. Вы ведь потанцуете со мной, да, Винсент?
— Здесь чертовски жарко.
— Да, ты права.
После обмена этими короткими фразами Роберта обняла меня за шею, и я снова наклонился к ней.
— И мне чертовски хочется попросить тебя открыть второе окно в спальне, но чертовки не хочется, чтобы ты отходил хотя бы на пару шагов.
— Хорошо.
— Ты ведь останешься до рассвета?
Она запустила пальцы мне в волосы, привлекая еще ближе, и запрокинула голову назад, подставляя шею, но крови мне больше не хотелось. По крайней мере, наданный момент.
— Я не тороплюсь.
— Винсент. Как тебя зовут на самом деле?
— Это мое темное имя.
— А ты не особо разговорчив. Скромная вакханка хочет получить плату — тоже скромную — за пару глоточков своей крови. Например, беседу.
— Если речь идет о твоей скромности, то, похоже, я не рассчитаюсь и за неделю.
Роберта улыбнулась, легко оттолкнула меня и взяла покрывало, но я остановил ее жестом.
— Не надо. Я хочу посмотреть на тебя.
— Не разглядел?
Она легла на бок и замерла в позе натурщицы, величественно изогнув шею и слегка наклонив голову. По современным меркам она была слегка полновата, но черты ее лица являли собой классический идеал красоты, начиная с гладкой здоровой кожи и заканчивая гармоничными пропорциями. Легкую нотку диссонанса в эту картину вносили разве что глаза — их миндалевидный разрез не очень хорошо вязался с бледностью и иссиня-черными волосами. Словно прочитав мои мысли, Роберта (ей явно нравилось то, как внимательно я ее изучаю) изящным движением убрала со лба локон.
— Так, значит, ты художник, — заговорила она.
— В том числе.
— Твое имя на устах почти у всех. Они думают, что ты бог или что-то вроде того. Они — в смысле, люди. — Роберта перевернулась на живот. — И что? Ходишь на все эти приемы и балы?
— Нет. Порой меня для самого себя становится слишком много, и я никуда не хожу. Я не страдаю без общества. Мне есть чем заняться.
— Будь осторожен, не утони.
Мы замолчали, и я прислушался к ночным звукам. Во Флоренции было не так уж много темных существ, и почти все они предпочитали существовать днем. Светлые феи, например, ни за что не появились бы на улице в такое время суток… той, что играла с Робертой, не повезло. Незадолго после начала бала выяснилось, что она привела с собой двух сестер, так что вампиры, похоже, развлеклись. Оставалось надеяться, что феи не принадлежали к королевской семье: очередной междоусобный скандал мне сейчас хотелось разруливать в последнюю очередь.
— Отдохнул? — спросила Роберта. Она погладила меня по волосам и подарила одну из тех улыбок, которые не предназначались ни для общества, ни для сцены.
— Ты хорошо говоришь на древнегреческом. Это заслуга твоей матери или главной жрицы?
Она поднялась, подошла к стоявшей на ковре курильнице и присела рядом с ней.
— И той, и другой. Я родилась на Крите, моя мать была одной из подруг главной жрицы. На тот момент ей уже исполнилось пятьсот лет, а незадолго после моего посвящения в культ она ушла искать, и я заняла ее место. Я была молода, мне хотелось повидать мир — все мои сестры разъехались, и я чувствовала себя одинокой. В двадцать с лишним я родила первого ребенка и окончательно поняла, что для культа во мне слишком много жизни, а поэтому оставила и Крит, и главную жрицу, и отправилась туда, куда глаза глядят. И вот в один прекрасный день меня занесло во Флоренцию.
— И ты вышла замуж за торговца тканями.
Роберта взяла небольшую лопатку и пошевелила ей тлеющие травы в курильнице.
— Он милый, — ответила мне она. — И уверен в том, что меня любит.
— И почти не бывает дома.
— Он не единственный мужчина в этом городе.
Трактовав мое молчание по-своему, Роберта отложила лопатку, снова прикрыла курильницу решетчатым колпаком и вернулась в кровать.
— Но если бы мы встретились раньше, я бы остановила свой выбор натебе, Великий, — вкрадчиво проговорила она, заглядывая мне в глаза. — И тогда бы точно не смотрела ни на кого другого, будь то мужчина или женщина… — И добавила традиционную фразу, истинную причину произнесения которой знали, по всей видимости, только вакханки: — Твоя подруга — самое счастливое существо в двух мирах… я бы многое отдала за то, чтобы увидеть ее глаза в тот момент, когда ты произносил эту прекрасную фразу: «Согласна ли ты разделить со мной вечную жизнь?».
— Ты когда-нибудь пробовала сочинять?
Роберта подняла бровь.
— Что именно?
— Пьесы, например. У тебя бы получилось. Ты отличноимпровизируешь.
— Теперь я богата, Великий, потому что удостоилась твоей похвалы. — Она целомудренно опустила ресницы. — Вероятно, ты голоден, и я могу предложить тебе поздний ужин?
— Ты можешь еще раз задать мне тот вопрос, ответ на который так и не получила. А я скажу тебе «да».
Когда я появился на вилле, солнце уже давно поднялось, и слуги суетились, занимаясь своими обычными делами. Аллегра, встретившая меня у дверей, выглядела встревоженной.
— Мы ждали тебя вечером, Великий, — сказала она. — Обычно ты всегда предупреждаешь, когда задерживаешься…
— Я предупреждаю тогда, когда планирую задержаться, — поправил я, отдавая одному из слуг плащ для верховой езды. — Книги привезли?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});