Наталья Егорова - Первый "Ё"

Девчонка по-птичьи склонила голову набок, моргнула.

– А ну-ка, пошли давай!

Дорога сама бросилась под ноги, желтоглазая кикиморка потащила его через кусты и канавы, неожиданно цепко ухватив за рукав. Кажется, продирались сквозь шиповник, переходили по камешкам грязный ручей, пересекали пустырь в ржавых железяках. Вовка размахивал рваным, цепляющимся за ветки пакетом и говорил, говорил... Про тещу-ведьму и первый "Ё", про никчемушную жизнь и навязчивую нечисть, про то, что всем наплевать и что никто не ценит - изливался, как, кажется, никогда в жизни. И кому, спрашивается? Кикиморе!

Опомнился на задворках собственного дома, возле котлована несбывшейся стройки. В глубокой, неожиданно чистой воде отражались пухлые облака и собственная помятая физиономия. "Вертолет" успел наполовину оприходоваться по дороге.

– Ну и... вот, - опустошенно уронил в тишину.

Одуванчики сочувственно качали пушистыми головами. Соседский Митька остервенело дергал за поводок кривоногую дворняжку Клизму. Из вишневого "Москвича" вывалился небритый мужик, пристроился по нужде возле ивы на глазах двух сталинок. Толстая неопрятная мамаша истерично вопила на ясноглазого малыша с грязными коленками.

Муторно.

– Первый день, как глаза открыл? - восхищенно протянула кикиморка. - Так ты ж везунчик! И еще не загадывал?

Вован непонимающе помотал головой.

– Ну как же! У кого глаза открылись, завсегда должен в этот день желание загадывать. Все, что хочешь, сбудется.

Лохматая Клизма тяжело плюхнулась в воду, распугав отражения облаков. Извозюканный малыш, наконец, заревел, разом перекрыв мамашины вопли.

– Щас зелье тебе сделаю, - пообещала кикимора, отбирая "Вертолет". Плюхнулась в траву и принялась наламывать подозрительного вида прутики, пропихивая в щель банки.

– Это какое еще зелье?

– Так загадательное же! А то ведь солнышко сядет и тю-тю! А сегодня день такой, что сбудется все не-пре-менно!

Вовке казалось, что чудес на сегодня достаточно, но возражать кикиморе было все равно, что останавливать маленький упрямый танк. Побросав в коктейль мелкие серые колючки, она добавила туда же пару парашютиков с одуванчика и вроде даже плюнула. Потом завела глаза к облакам и торопливо зашептала.

Мужик хлопнул дверцей "Москвича" и даванул на газ, подняв тучу пыли. Вован зябко вздрогнул.

– Митька-а! - заорала с балкона кефирычева Настена, - Опять Клизму в котловане купаешь, зараза?

Мальчишка втянул голову в угловатые плечи и торопливо натянул поводок. Кудлатая псина сопротивлялась: ванна ей явно нравилась.

– Готово!

Кикимора гордо протягивала банку. Вовка с опаской заглянул в темное нутро: жидкость казалась вполне однородной. Разве что пахла теперь мятой и чем-то еще свежим, травяным.

– А что загадать-то можно? Ну, зарплату там побольше, да?

Девчонка закатила желтые глаза.

– Ну что за люди! Все зарплата им, машины-дачи. Ты бутылку еще загадай!

Вовка с опаской отодвинулся.

– Можно все изменить, понял? Всю жизнь. Вот был ты такой человек, а будешь другой.

– Это как? В смысле имя другое? - не понял он.

– Имя? Можно и имя. И дом можно другой, и семью, и работу и вообще... А хочешь - будешь птицей, хочешь - рыбой. Или вовсе ветром. Ну, понимаешь? Нужно загадывать такое... большое!

Вовка с сомнением покачал головой.

– Это что ж, можно чтоб теща ведьмой не была?

Кикимора фыркнула и недовольно отвернулась.

Вован представил себя в дорогущем костюме, при галстуке и в персональном самолете. Картина эта восторга особого не вызвала: галстуки он терпеть не мог, а в самолетах летать боялся. Да ну, глупости все. Как по телевизору прям: выпил кофе из красной кружки, и сразу красивый, богатый и не пахнешь.

Он недоверчиво качнул банку в ладони. Жидкость маслянисто тумкнулась в блестящую стенку.

– Митька-а! - снова разнеслось над одуванчиками.

– Здрасть, дядь Вов, - буркнул мальчишка, пробегая мимо. Клизма трясла на бегу длинными ушами, к мокрой шерсти щедро липла травяная труха.

– Да ладно, - нерешительно сказал Вован, порываясь выплеснуть зелье. - Не надо мне. Я уж как-нибудь...

Кикиморка враз повисла на рукаве, безостановочно повизгивая:

– Ты что! Не смей даже! Всю жизнь жалеть будешь! Ты не спеши, ты погляди, оно ж тебе само все покажет!

Вовка машинально глянул в банку. Из алюминиевой глуби действительно как живой картинкой плеснуло.

Вот теща на кухне, шурует недоброй памяти половником в полуведерной кастрюле и ворчит:

"Это что, зарплата, называется? Чистые слезы. Вона, полы протерлись, шкаф в ванной третий раз падает. Ведь цельными днями дома сидит, в телевизор уставится... У Федоренок Костя с трех работ деньги тащит, машину купил, этим летом жену в Турцию отправил, а этот..."

Соседская Настена визгливо отчитывает его, наткнувшись в подъезде:

"Ваш Петя в нашу собаку камнем кидал. Сама видела. Воспитывать надо детей, между прочим."

Бухгалтерша, подбоченясь, размахивает мятыми ведомостями, тыча едва не в глаза толстыми пальцами:

"Че ты на меня-то наезжаешь? Я что ли тебе зарплату начисляю? Сказано, остальное - после праздников."

Лидуся остервенело тыкает шваброй под диван, недовольно сдувает со лба давно не крашенную прядь.

"Футбол ему только. У сына все штаны порвались, ботинки на зиму надо... Все соседские на велосипедах гоняют, а на что его купить-то, велосипед. В кино ты меня когда приглашал? Про день рождения опять забыл!"

Петька с зеленой шишкой на лбу и дырами на грязных штанах глядит исподлобья.

"Он первый начал!"

Осуждающие взгляды Лидуси и тещи, сразу ясно, чье воспитание.

"Нету мужика в доме..."

Ну знаете!

Легкий ветер шептал умиротворяюще, гладил по горящей щеке. Толстая мамаша подбрасывала карапуза на руках: тот хохотал, цепляясь за блузку, оставляя на ней грязные отпечатки маленьких ладошек. Закусив губу, Вовка крутнул банку, словно калейдоскоп, стирая разом всю неустроенность бестолковой жизни.

Вот сам он в чистой джинсовке, ухоженный, с сытым блеском в глазах, вылезает из синего жигуля. Ботинки новые блестят. Вытаскивает из багажника набитые пакеты с эмблемой модного универсама. Дом - новый, сверкающий вымытыми окнами - распахивает нетронутые вандалами двери, чистый лифт стремительно возносит его к небу. Встречает жена - миловидное личико в обрамлении светлых волос, новенький пестрый халат, тапочки со смешными зайчатами. Ставит на чистую клеенку тарелку супа - из гороховой гущи торчит пахучее копченое ребрышко - усаживается напротив, в глаза глядит душевно. Серьезный мальчишка в другой комнате клеит самолетик, к этому точно не придраться самой строгой училке.