Орсон Кард - Отец камня

Смеркалось. И хотя в широкой долине было теплее, чем в горах, но все же холодно, и ночью должно было стать еще холоднее.

В первый раз за весь день Ручеек подумал: «Что я здесь делаю? Зачем я сюда пришел? Как действовать дальше? Сейчас я мог бы быть дома, лежать на соломенном полу хижины, греться о лежащих рядом братьев и сестер, а не торчать тут между двумя реками и озером, в покинутом людьми лесу, неподалеку от разрушенных стен и великого города, до которого я не могу добраться. А даже если я и окажусь в городе — у меня там нет ни друзей, ни родичей. Никто не обязан меня кормить или давать место у очага. Завтра мне следует пройти через лес, подняться на утес и по дороге вернуться домой».

Потом Ручеек представил, как отец его изобьет за то, что он где-то пропадал всю ночь и вернулся уставшим и с пустыми руками. «Какой с тебя толк?» — спросит отец.

«Никакого», — придется ответить ему, и это будет правдой.

История о его бессмысленном путешествии быстро станет байкой, и девушки, которые и так не желают обращать на него внимания, станут его презирать. От его репутации, которой и так нет, вообще ничего не останется.

В итоге Ручеек решил, что страдать от одиночества и холода в этом месте ничуть не хуже, чем в любом другом, и что на следующий день он найдет путь в город.

Ручеек развязал подол рубашки и принялся методично жевать и глотать крошекорень, время от времени закусывая луком и избавляясь тем самым от горького привкуса. Это была не лучшая еда, в частности, потому, что по дороге он вспотел и клубни подмокли, но она его насытила. Ручеек подумал было, не придержать ли немного на утро, но потом сообразил, что к рассвету все сожрут насекомые, да и рубашка ему требовалась, чтобы согреться. Он может день-другой обойтись без еды. Ему не привыкать: долгой зимой старшие дети иногда оставались без еды в пользу младших. А еще иногда, когда ему ну очень не хотелось получать трепку от отца, Ручеек пропускал ужин и, вернувшись совсем уж поздно, не просил еды. А такого брата или сестры, который бы припрятал для него кусочек, у него не было.

Ручеек сделал себе углубление среди холодных, сырых опавших листьев рядом с краем скалы, так, чтобы лечь на камень, и собрал еще листьев, собираясь свернуться клубочком и насыпать их на себя сверху. Основная масса людей, когда им случается заночевать под открытым небом, старается улечься на землю, но с точки зрения Ручейка камень, конечно, может быть холодным, но зато не отсыревает, и после сна на камне Ручеек никогда не вставал таким разбитым и грязным, как после сна на земле.

На небольшой высоте ночь была не слишком холодной. Ручейку было достаточно тепло: он даже сбросил ночью часть листьев, его укрывавших.

Поутру ему было нечего есть, и он почти не слышал птиц сквозь грохот воды в теснине. Но Ручеек хорошо поспал, проснулся бодрым и уже не думал о возвращении. Вместо этого он направился вправо, к югу, огибая подножие скаты. Вода устремлялась все ниже и ниже, так что хотя местность и понижалась, расстояние от края берега до воды лишь увеличивалось.

Ручеек подошел к стене, в которой узнал продолжение той, через которую прошел вчера, только эта стена не лежала в развалинах. До Ручейка доносились чьи-то голоса; и хотя стражники были достаточно беспечны и разговаривали, не таясь, уже само их присутствие означало, что впереди нечто, требующее охраны.

В стене не было ни двери, ни бреши, так что окликать стражников не имело никакого смысла. Ручеек двинулся вдоль кромки леса, выискивая ворота.

В конце концов он их нашел, они оказались гигантскими и запертыми на огромные засовы. Ручеек озадачился: засовы располагались с его стороны, то есть он стоял внутри того, что охраняли — что бы это ни было. В центре ворот находилась маленькая дверца: мужчине пришлось бы пригнуться, проходя в нее. Но она обладала неоценимым достоинством — была открыта.

Ручеек направился к ней. Почти сразу же его ухватили за плечо и бесцеремонно поставили подножку.

— Дурень, ты соображаешь, куда идешь? — негромко произнес кто-то.

Ручеек перевернулся и увидел над собой какого-то мужчину с дротиком в руке. Впрочем, солдатом он не был, потому что никакого другого оружия при нем не имелось, да и одет он был непритязательно. Охотник?

— К воротам, хочу пройти через них, — ответил Ручеек.

— Зачем — чтобы тебе перерезали глотку и спустили твою кровь в реку? — сказал охотник.

Его слова сбили Ручейка с толку.

— Кто станет так поступать с обычным путником?

— Никто, — отозвался охотник. — Так поступят с глупым мальчишкой, который шлялся по священному лесу и тем самым объявил себя жертвой, вполне достойной с точки зрения тех, кто до сих пор считает, что воде время от времени требуется кровь.

— Откуда же я мог знать, что этот лес — священный? — спросил Ручеек.

— Ты что, не чувствовал присутствия мертвых? Солдаты, павшие здесь от бронзовых мечей вериллиддцев, до сих пор обращаются ко мне — я слышу их шепот, я помню о крови, что сделала эту землю священной. Но животные, за которыми я охочусь, чтобы принести их в жертву, — они не знают, что этот лес священен. Они ходят здесь по своим делам, а я ловлю их силками или пронзаю дротиком.

— Ты собираешься убить меня?

— Мне заказали двух зайцев, так что я найду их и принесу. Если бы мне заказали глупого мальчишку-крестьянина с гор, вот тогда я скрутил бы тебя и оттащил внутрь.

— Я только хотел…

— Ты хотел сделаться очередным бесполезным парнишкой с гор, явившимся сюда в поисках приключений, который будет досаждать горожанам до тех пор, пока не сдастся и не вернется домой, где ему самое место. Здесь тебе места нет.

— Тогда я дома, — с вызовом бросил Ручеек, — потому что дом — это там, где нет для меня места.

Охотник улыбнулся.

— Острый ум. С таким языком и гордым видом тебя, быть может, изобьют до смерти прежде, чем ты загнешься от голода.

Гордый вид? Как он может выглядеть гордо, ведь всю ночь он валялся в грязи, на опавших листьях?

— В любом случае, мне хотелось бы провести оставшийся мне краткий срок в Митерхоуме, но все, что я нашел, — лишь сломанные стены, сломанный мост и реку, через которую я не в силах перебраться.

Охотник вздохнул.

— Раз ты решил помучиться, прежде чем вернуться домой… Дальше есть другие ворота. Не приближайся к ним. И к четырем домам, стоящим у них, — тоже. Обойди их и двигайся, держась стен, пока не достигнешь места, где стена обрушилась. Проберись через брешь, потом — прямо на юг, пока не выйдешь на Ахетову дорогу. Старайся вести себя так, будто ты свернул с дороги ненадолго с целью облегчиться в кустах и вообще шагаешь по ней весь день, а не шатаешься по священному лесу.