Гай Гэвриел Кей - Последний свет Солнца

Берн не сделал ничего такого… открытого. Вместо этого он тайком украл коня и теперь ехал, за неимением лучшей идеи, чтобы узнать, не сможет ли ему помочь колдовство женщины — вёльвы — в ночной тьме. Не блестящий план, но единственный, который пришел ему в голову. Женщины, может быть, поднимут крик, забьют тревогу, выдадут его.

Это заставило его подумать кое о чем. Небольшая мера предосторожности. Он свернул на восток к поднимающейся луне и к опушке леса, спешился и завел коня недалеко в лес. Обвязал веревку вокруг ствола дерева. Он не собирался идти в поселок женщин вместе с украденным конем. Нужно было что-то придумать.

Тяжело быть изобретательным, когда понятия не имеешь, что делаешь.

Берн презирал свою жизнь. Он даже помыслить не мог о том, чтобы еще год или два прожить рабом, без надежды вернуть себе хоть какое-то приличное положение потом. Поэтому — нет. Он не вернется назад, оставив здесь коня, чтобы его потом нашли, не прокрадется к своей соломе в холодном сарае позади дома Кьельсона. С этим покончено. Саги повествовали о том, как меняется судьба героя, когда он приближается к древу жизни. Он не герой, но он не вернется. По своей воле не вернется.

Вероятно, он погибнет сегодня ночью или завтра. Если это случится, по нему не будут справлять никаких обрядов. Будут возбужденно спорить, каким способом прикончить наглого конокрада, как медленно и кто больше всех достоин получить это удовольствие. Они будут пьяны и веселы. Берн подумал о кровавом орле; потом прогнал от себя эту картинку.

Даже герои умирают. Обычно молодыми. Храбрецы попадают в чертоги Ингавина. Он не был уверен, что он храбрец.

Лес стоял густой и темный. Берн чувствовал под ногами хвойные иглы. В лесу много запахов: пахнет мох, сосны, след лисы. Берн прислушался, не услышал ничего, кроме собственного дыхания и дыхания коня. Гиллир казался вполне спокойным. Берн снова двинулся на север, не выходя из леса, в том направлении, где, по его мнению, находился поселок вёльв. Он видел его несколько раз, поляна в лесу недалеко от опушки. Если они владеют колдовством, подумал Берн, то могут справиться с волками. Или даже использовать их. Говорили, что женщины, жившие здесь, приручили некоторых зверей и даже умели разговаривать на их языке. Берн в это не верил. Однако при этой мысли он снова сделал знак молота.

Он пропустил бы развилку тропинок в темноте, если бы не дальний свет фонаря. Он не должен был гореть так поздно ночью, но Берн понятия не имел, каких правил или законов придерживаются эти женщины. Возможно, ясновидящая, вёльва, не спит всю ночь, а спит днем, подобно совам. К нему вернулось ощущение, будто он во сне. Он не собирался возвращаться и не хотел умирать.

Эти два нежелания вместе могут стать причиной того, что человек один, ночью, идет среди черных деревьев к дому ясновидящей. Огоньки — их было два — становились ярче по мере приближения. Берн уже различал тропинку, а затем увидел поляну и строения за забором: один большой бревенчатый дом, по бокам дома поменьше, окруженные вечнозелеными деревьями, словно взявшими их в кольцо.

У него за спиной заухала сова. Через секунду Берн понял, что это не сова. Дороги назад нет, даже если бы ноги согласились его нести. Его увидели или услышали.

Ворота поселка были закрыты и заперты. Он перелез через забор. Увидел пивоварню и запертую кладовую с тяжелой дверью. Прошел мимо них и попал в круг света от лампы в окне большого дома. Другие строения оставались темными. Он остановился, прочистил горло. Было очень тихо.

— Да пошлет Ингавин мир всем, здесь живущим.

С того момента, как Берн встал с постели, он не произнес ни слова. Его голос звучал резко и прерывисто. Никакого ответа изнутри, никого не видно.

— Я пришел без оружия, в поисках совета.

Фонари в окнах, как и прежде, мигали. Берн видел дым, поднимающийся из трубы. У дальнего конца дома рос небольшой садик, деревья в это время года еще стояли голыми, снег только что сошел.

Он услышал сзади шум и резко обернулся.

— Ночь на самом дне чаши, — произнесла женщина, которая вошла во двор, открыв и закрыв за собой ворота. Из-за капюшона в темноте невозможно было разглядеть ее лицо. Голос звучал тихо. — К нам приходят при свете дня… и приносят дары.

Берн опустил взгляд на свои пустые руки. Конечно. За сейт надо платить. За все на свете надо платить. Он пожал плечами, стараясь выглядеть равнодушным. Через несколько мгновений он снял куртку. Протянул ее женщине. Женщина стояла неподвижно, затем безмолвно шагнула вперед и взяла куртку. Он увидел, что она хромает, старается не опираться на правую ногу. Когда она подошла ближе, он увидел, что она молода, не старше его.

Она подошла к двери в дом, постучала. Дверь слегка приоткрылась. Берну не было видно, кто стоит внутри. Молодая женщина вошла; дверь закрылась. Он снова остался один на поляне под звездами и одной луной. Без куртки было холоднее.

Куртку сшила для него старшая сестра. Сив сейчас в Винмарке, на материке, замужем, у нее двое детей, возможно, уже трое… Они не получили ответа, послав ей сообщение об изгнании Торкела год назад. Он надеялся, что у нее добрый муж и что он не изменился к ней после известия о ссылке тестя. Так бывает: родственники жены могут опозорить мужа — плохая кровь для его сыновей, препятствие для его собственных амбиций. Это может изменить человека.

Позор станет еще большим, когда весть о его собственных поступках перелетит через пролив. Обе его сестры могут поплатиться за то, что он натворил этой ночью. Он об этом не подумал. Он вообще не очень-то много думал. Просто встал с постели и увел коня до того, как взошла призрачная луна, словно во сне.

Дверь дома открылась.

Прихрамывающая женщина вышла и остановилась на свету. Поманила его рукой, и он подошел. Ему было страшно, но он не хотел этого показывать. Он подошел к ней, увидел, как она слегка отпрянула, и понял, что раньше, в темноте, она его не разглядела. Она так и не сняла капюшон, скрывающий лицо; он заметил желтые волосы, быстрые глаза. Женщина открыла рот, словно хотела что-то сказать, но не сказала. Просто жестом пригласила его войти. Берн вошел в дом. И она закрыла за ним дверь снаружи. Он не знал, куда она пойдет. Не знал, что она делала на улице так поздно.

Он и в самом деле знал очень мало. Иначе зачем бы пришел спрашивать женщин, как следует поступить мужчине? Сделав глубокий вдох, он огляделся при свете очага и ламп на обоих окнах и на длинном столе у дальней стены. Здесь было теплее, чем он ожидал. Он увидел свою куртку, лежащую на втором столе посредине комнаты, где были разбросаны и другие вещи: гадальные кости, каменный кинжал, маленький молоток, вырезанное изображение Тюнира, ветка дерева, сучки, горшки из мыльного камня разных размеров. Повсюду были травы, одни на столе, другие в горшках и мешочках на длинной полке у стены. На столе в глубине стоял стул, а перед ним вместо ступенек два куска дерева. Он понятия не имел, что это означает. На ближнем столе увидел череп. Но сохранил невозмутимое лицо.