Михаил Тырин - Кратчайший путь
Интересно, настоящий хозяин этой жизни чувствует, что в нем сидит чужой?
Я не успел додумать эту мысль, потому что пришло уже знакомое головокружение, и глаза затянуло пеленой. Я успел только опереться о стол…
И вновь я сидел в темном полуподвале, привалившись спиной к стенке. Девчонка и ее компания стояли передо мной, с интересом разглядывая.
— Все нормально? — участливо спросила тетя Роза.
Я молча вскочил. Меня трясло, ноги подгибались. Затравленно оглядев людей, я повернулся к выходу.
— Эй! — звонко и обиженно крикнула Замарашка.
— Пусть идет, — миролюбиво сказала тетя Роза. — Он вернется. «Ага, щас!» — со злостью подумал я.
Я выбрался на холод и немного пришел в себя. «Чертовы наркоманы!» — крутилось в голове. Мне и раньше случалось попадать в неожиданные компании и довольно сомнительные истории, но чтобы так… Интересно, чем они меня опоили — не отдать бы концы к утру. Я лихорадочно хлопнул себя по карманам — кошелек и мобильник на месте.
«Чертовы наркоманы», — снова подумал я и остервенело сплюнул на снег.
Через пять минут я увидел Гошин дом и вскоре оказался в его прокуренной, заваленной книгами и кассетами, заставленной бутылками квартире. Было много народу, и я с трудом нашел себе место.
Я не веселился, не пел, не травил анекдоты, только накачивался спиртным. Потом наступило состояние полудремы — я смутно слышал голоса извне, а сам представлял себе маленькую страну, которую видел в витрине магазина. Мысленно я населял эту страну крошечными людьми, придумывал им судьбы, наблюдал, как они копошатся и решают свои мелкие дела…
Я отключился прямо в кресле, и меня никто не стал беспокоить.
Гоша растолкал меня утром. Увидев протянутую банку пива, я ухватился за нее с отчаянием обреченного.
— Чего такой мрачный? — спросил он.
— Не догадываешься? — я выразительно приложил ладонь ко лбу.
— А, ну это понятно, — посочувствовал Гоша. — Только ты и вчера какой-то мутный был.
— Да так… — вяло отмахнулся я. — Гоша, — произнес я через некоторое время. — У тебя не бывает такого ощущения, словно все вокруг ненастоящее.
— А какое?
— Ну… придуманное. Или нарисованное. Вылепленное из пластилина, из глины, из дерьма…
Он поскреб небритую шею. Потом озадаченно покосился на меня.
— Что это тебя потянуло в конфуцианство?
Гоша называл конфуцианством любую нестандартную линию поведения. Если кто-то предлагал, например, пойти и для прикола покататься на коньках, он говорил — конфуцианство. Если девушки в гостях говорили, что пьют только легкое вино — он и тогда сердито ворчал и называл это конфуцианством. При этом он и себя иногда звал почетным конфуцианцем.
— Какая разница, — сказал он. — Нарисованному Буратино ведь все равно, что его просто придумали.
— Нет, не все равно. Он не может, как мы, сейчас пивка попить.
— А откуда ты знаешь? А может, он живет своей жизнью, не догадываясь, что ты на него смотришь?
— Вот-вот, — сказал я. — И я о том же.
Я начал одеваться, когда в кармане пальто заверещал телефон.
— Ты где вчера был? — донеслось из трубки. — Я ждала до девяти. И телефон не отвечает. И замок у тебя заедает.
— Да я у ребят завис… — смущенно пробормотал я. Это была мама — я совсем забыл, что она собиралась зайти.
— Я прибралась там у тебя. И суп сварила. Придешь — не забудь в холодильник переставить. Ведро вынеси, а то динозавры скоро заведутся…
— Ма… — умоляюще проговорил я.
— Ладно, когда придешь?
— Часикам к десяти.
— Мы ждем. Ну, все… постой, тебе из какого-то банка звонили!
— Из какого банка? — оторопел я. У меня помутилось в глазах — до сего момента я пытался как-то избегать мыслей о вчерашнем, не думать, не вспоминать. А тут вдруг все встало передо мной в звуках и красках…
— Не знаю, из какого, не помню. Я там записала тебе на бумажке… Я думала, это по работе звонят: Чего они звонят-то на ночь глядя?
— Не знаю, — выдавил я. — Ладно, до вечера.
— Где Новый год встречаешь? — спросил Гоша.
— С семьей.
— Встретишь — перебирайся сразу ко мне. У меня тут шумно будет. Я вообще-то уже так напраздновался, что… — он мученически потер виски.
Я выбрался на улицу. От вчерашней зимней сказки не осталось и следа — последний день уходящего года оказался серым и пасмурным, снежный ветер пробирал до костей. Пиво уже не лезло, но выбросить банку было жалко. Я шел, поминутно поскальзываясь, у меня мерзли уши. Я казался себе каким-то несвежим, замызганным, мне хотелось скорей оказаться дома.
Тем не менее ноги привели меня не к моему подъезду. Я снова, сам не знаю как, оказался на знакомой улочке с одноэтажными домами. Думаю, мне подсознательно хотелось узреть вещественные доказательства вчерашнего приключения.
И вскоре действительно увидел тот самый дом.
У подъезда стояла молчаливая толпа. Я нерешительно остановился, подумав, что мне не стоит подходить.
Явно здесь собрались не соседи, не обитатели ветхих древних домиков, теснящихся вокруг. Публика была представительная — в мехах и кашемире. И замершие поодаль красивые машины подтверждали это.
Впрочем, люди здесь были разные. Простенькие пальтишки и серые старушечьи платочки тоже встречались.
Я все же решил подойти. Выбросив неуместное пиво, осторожно приблизился и остановился.
Рядом разговаривали две женщины в возрасте.
— …И милицию со слезами просила, и сама ходила, и муж ходил… ничего. А потом… вот…
— Ну, теперь хоть могилка есть.
— Да, хоть знаю, где сыночек лежит. Хоть не маюсь… Потом они обе вдруг посмотрели на меня.
— А вы давно бабушку знаете? — спросила одна.
— Нет, не очень, — брякнул я и поспешно отошел.
— Видишь, не хочет говорить, — услышал я.
— Тут много таких, кто не хочет…
Я еще походил, послушал сдержанный монотонный говор вокруг, но ничего не понял. Потом услышал рядом голос Замарашки:
— Привет.
Она была в старенькой коричневой куртке, явно осенней. Сверху ее замотали шалью, так что виднелись только бусинки глаз и кончик носа.
— А мы бабушку хороним, — сказала она.
— Вижу, — бесцветно сказал я, не зная, как себя вести.
— Поедешь с нами на кладбище?
— Нет, — быстро ответил я. — Мне надо… в общем, тороплюсь.
— Никто не хочет… А знаешь, — она перешла почти на шепот, — нам попы на кладбище не разрешили бабушку хоронить. Это тетя Роза сказала. И музыки не будет. Жалко, да?
— Ничего, не переживай, — сказал я, чувствуя себя полным идиотом.
Я увидел неподалеку тетю Розу, закутанную в черный платок. К ней подошла толстая краснощекая старуха с клеенчатой сумкой и неожиданно громко воскликнула:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});