Виктория Шавина - Научи меня летать

Мальчишка грустно отправил в рот кусок жёсткого мяса. Он, и не спрашивая, знал, что мать не позволит ему остаться одному в тёмной комнате, чтобы узнать, как чувствует народ столовой. «У них наверняка есть своё, особое зрение, вместо нашего. И они видят что-то более важное, чем то, что видим мы. Но если я не попробую жить как они, то я никогда не разгадаю их тайну».

Две служанки и Меми внесли перемену блюд. Хин закрыл глаза и прислушался, как шуршит одежда, стучат о стол тарелки, звенят бокалы и приборы для еды. Долго слушать ему не дали.

— Хин! — раздражённо воскликнула Надани. — Ты что, спишь за столом?

Он открыл глаза и увидел, что один из близнецов пытался скрыть злорадную улыбку, а второй сохранял невинный вид.

— Нет, госпожа Одезри, — ответствовал Хин, как его учили.

Мать коротко поморщилась и знаком велела ему заняться едой. Мальчишка помешал кашу, но так и не притронулся к ней. Вопреки обыкновению, Надани не сделала ему замечания, но обратилась к близнецам, озадаченно разглядывавшим содержимое своих тарелок:

— Ларан, Лодак, вы уедете домой раньше, чем мы договаривались прежде. Я уже написала уану Марбе.

— Как вам будет угодно, госпожа Одезри, — вежливо ответили оба близнеца, но не поклонились.

— Хин, — строго сказала женщина, — по окончанию обеда я желаю поговорить с тобой.

Мальчишка поджал губы. Он знал, что должен ответить, и не понимал, отчего не может сказать это своими словами. Двое взрослых и близнецы требовательно смотрели на него:

— Как вам будет угодно, — пробурчал Хин, сдаваясь.

Лодак — мальчишка был уверен, что это именно он — снова злорадно улыбнулся.

Надани смотрела в окно кабинета. Обращённое на север,[4] оно скрывало красоту заката от глаз женщины. Узкая полоса цвета песка над горизонтом постепенно выцветала, небеса темнели пугающе быстро, и всё-таки Надани не поворачивалась к окну спиной. «Как истолковал бы этот знак Хин, — думала она. — Что бы он сказал мне, если бы сейчас стоял рядом? Уж конечно предупредил бы не бороться с грядущим, но подготовиться к нему. Мне кажется, я так и не научилась принимать перемены. Совсем наоборот. Потому ли, что смерть — тоже перемена, всего лишь одна из их числа? И мне страшно представить другие».

Кто-то постучал в дверь. Надани отошла к зеркалу и убедилась, что макияж надёжно скрывает следы слёз, потом села в кресло и лишь тогда разрешила войти. В серую комнату проникла жёлтая полоса света, она обратилась в неровные лоскуты, шириной с дверной проём, — остатки от выкройки человеческой фигуры. Женщина, щурясь, улыбнулась Тадонгу:

— Уже так стемнело. Я даже и не заметила.

Она поднялась было, чтобы снять чехол с лампы на столе, но летень ответил предупредительным жестом и притворил дверь.

— Сидите, — мягко сказал он.

Лампа осветила комнату неярким багровым светом — так что казалось, будто где-то за столом прячется маленький камин.

— Хочешь спросить у меня, почему я отсылаю близнецов так скоро? — поинтересовалась женщина.

— Я доверяю вашему решению и без объяснений, — откликнулся Тадонг.

— К нам приедет гость, — произнесла Надани и запнулась. На её губах появилась усмешка: — Только он не гость, а хозяин этой земли. Так выходит.

— Уан? — медленно выговорил летень и, не веря, уставился на неё.

— Да, — Надани нахмурилась. В присутствии Гебье всё было понятно, а сейчас, когда пришёл её черёд объяснять, мысли запутались в клубок. — Но ты не знаешь его. Он… из Весны.

— Из Весны? — глупо повторил Тадонг. — Но что будет с вами?

— Ничего не будет, — отмахнулась женщина. — Всё по-прежнему. Только… ещё появится этот благородный. Я надеюсь, он не примется устанавливать здесь свои порядки.

Летень долго молчал. Наконец, осторожно спросил:

— Но где же он будет жить?

— Вся заброшенная половина крепости к его услугам, — хмуро откликнулась Надани.

— Вы не слишком-то ему рады, — сделал наблюдение Тадонг.

— Я объясню в присутствии Хина. Прошу тебя, сделай вид, что всё в порядке. Не удивляйся ничему.

Летень что-то обдумал, затем торжественно сделал жест согласия.

— Постараюсь, — сказал он. — И вот насчёт вашего сына, раз уж мы заговорили… Я не смею советовать, конечно, но полагаю, стоило бы учить его — помимо чтения и письма — ещё обращению с дубиной, ножом и копьём. А с изящными искусствами я бы… повременил.

Надани странно улыбнулась.

— Я понимаю, Тадонг, к чему ты говоришь это. Он должен расти мужчиной, а я не позволяю ему притронуться к оружию. Только не в том причина его странностей, а, напротив, его странности — причина моих запретов. Ты уже забыл его игры? А что если он захочет сыграть всерьёз, как три года назад, когда мы едва успели снять его со стены? И ты предлагаешь, чтобы мы сами вложили ему в руки нож?

— А как он будет защищать себя, когда вырастет?

— Пока что ему шесть лет, — отрезала женщина, — и мы можем только надеяться, что с ним ничего не случится. Я не собираюсь подливать масла в огонь.

Летень склонил голову, Надани о чём-то задумалась, и оба вздрогнули, когда раздался стук.

— Входи, Хин, — ласковым голосом позвала женщина.

Дверь отворилась, и мальчишка с виноватым видом переступил через порог.

— Я не обижал наследников уана Марбе, — быстро сказал он.

— Речь не о них, — спокойно заметила Надани. — Я отсылаю их потому, что так пожелал хозяин нашей земли. Он приезжает к нам.

Хин даже поднял голову, но смотрел, хмурясь, куда-то мимо людей.

— Но это не мой отец, — наконец, сказал он. Помрачнел. — Это ещё один благородный.

— Твой отец покинул мир под небесами, — вмешался Тадонг с одобрительного кивка Надани. — И, право, Хин, мне показалось, что ты пренебрежительно отозвался о высшем сословии. Тебе, конечно, это и не пришло бы в голову, но всё же я отмечу, что делать этого не стоит никогда.

Мальчишка едва ли услышал его и неприязненно уставился на мать.

— Ты не говорила до сих пор ни о каком хозяине!

— «Вы», — поправил его Тадонг.

— Хин, у всякой земли есть хозяин, — более жёстко, чем ей того хотелось, выговорила Надани. — И этот хозяин всегда благородный. Ты и сам мог бы понять.

— Ты убеждала меня, что наследник — я!

Женщина ударила ладонью по подлокотнику.

— А ты всегда огрызался, и теперь ведёшь себя как избалованный ребёнок, — она поднялась. — Уан приедет, хочешь ты того или нет. Так же Солнце не спрашивает у тебя разрешения, чтобы взойти поутру. Ты наказан и останешься у себя в комнате до тех пор, пока не будешь готов встретить… уана с подобающим уважением.