Елена Самойлова - Грозовой сумрак

Я рассмеялась, поднялась с поваленного бурей высохшего древесного ствола, служившего мне скамейкой, и, поманив сестру за собой, направилась в сторону своего дома.

Недаром человеческие легенды гласят, что каждый, кто вступил под своды Алгорских холмов без сопровождающего, рискует лишиться разума. Все дело в том, что все ши-дани Холма живут в одном месте, но в разном времени, и жилище в Осенней роще - тоже одно на всех, только хозяева не пересекаются без приглашения, потому что живут в разных днях. Потому и приглашение в гости у нас отличается от человеческого. Мы говорим друг другу просто: «Приходи в мое время».

Я живу в день разгара осени, который может быть таким, каким я пожелаю, но иногда Осенняя роща подкидывает мне сюрпризы, начиная с рассветом день, канувший в реку забвения за сотню лет до моего рождения, или же показывая далекое будущее. Как-то раз я обнаружила в своем времени человека, который пришел в Холмы с провожатой из летних ши-дани. Она отвлеклась на тропинке, пролегающей через туманные поля, что неразрывно связана с происходящим на поверхности, являясь якорем, не давая нашему Холму исчезнуть в потоках великой реки, слишком быстро пересекла Алую реку по белоснежному мосту, и ее гость отстал, оказался сам по себе. Я вывела мужчину наверх, но не учла, что летняя привела его из прошлого. Он очутился на своей земле спустя полвека с того дня, как увлекся златокудрой ши-дани, прячущей под длинной изумрудно-зеленой юбкой козлиные ноги, и последовал за ней в Холмы, и лишь старики в его родной деревне помнили, что вроде бы был когда-то такой человек.

Мне исправлять содеянное было поздно, летней подруге запретили на долгий срок водить к себе человеческих гостей, но наверху появилась очередная легенда о том, как можно пробыть в жилище феи всего лишь полдня, а, вернувшись домой, обнаружить, что прошло целых пятьдесят лет.

Дом в моем времени выглядел несколько иначе, чем у знакомого с юности ши-дани, живущего всего на три дня позже меня - у него в результате магии Холма дом превратился в великолепный дворец из слоновой кости, немного вычурный, поражающий искусной отделкой окон и дверей, с высокими серебряными шпилями на медных крышах башенок. Мое же жилище внешне выглядело симпатичным двухэтажным домиком из дерева и камня, почти таким же, какой можно увидеть в богатой деревне в долине у Алгорских холмов. Покатая крыша, выложенная красной черепицей, стены из серого камня, окна забраны мозаичными витражами. Простой узор на деревянной двери, над ней - серебряная подкова. Небольшой родничок тихонько шепчет свою песенку, пробиваясь из-под земли в двух шагах от корней старого дуба, шелестит листвой боярышник, растущий рядом с узорчатой деревянной беседкой, каплями крови на ветках кажутся его алые плоды.

Внутри дом кажется гораздо больше, чем снаружи, в нем тихо и просторно. Снопы золотого осеннего солнца льются сквозь витражи на окнах, разноцветными пятнами ложатся на лакированный дубовый пол, тихо поскрипывающий в такт моим шагам. В гостевой комнате стоит стол, покрытый густо вышитой крестом беленой скатертью, короткие лавки, на которые небрежно брошены шерстяные цветастые одеяльца, чуть поодаль - камин, рядом с которым плетеные кресла-качалки кажутся простоватыми, но Ильен сразу же забирается в одно из них, устраиваясь поудобнее. Моей зимней сестре этот дом нравится больше величественных дворцов, потому-то она так часто и приходит в мое время.

- Фиорэ, одолжишь мне на Бельтайн одно из своих платьев? Они гораздо больше похожи на то, что носят наверху, в отличие от моих костюмов.

Ильен приняла из моих рук позолоченный кубок с подогретым красным вином и улыбнулась. Я лишь плечами пожала, оглядывая сестру с головы до ног.

- С учетом того, что все твои наряды - это плащи да набедренные повязки…

Ильен невинно захлопала ресницами, копируя мимику человеческих девушек, и якобы стыдливо прикрыла пышную грудь серебристым волчьим хвостом. Я невольно улыбнулась - из всех ши-дани зимние больше всех походят на зверей в своем естественном облике, их тела покрывает мягчайшая шерсть, подобная меху животных, оставляя гладкими лишь ладони, ступни и лица. Они не нуждаются в одежде, но, приходя в гости, обычно прикрываются искусно расшитыми набедренными повязками, набрасывают на плечи богато украшенные плащи, мягкими складками ниспадающие до самой земли.

- Подберем тебе что-нибудь. - Я уселась в соседнее кресло, отпивая из бокала осеннее вино. Сладкое, как мед, густое и темно-красное, словно кровь из вены, оставляющее на кончике языка привкус черной смородины и спелой вишни.

- Мне кажется, ты слишком давно не выбиралась к людям. - Сестра улыбается четко очерченными губами, бледно-желтые глаза искрятся лунным серебром. - Давай чуть поторопим события, чтобы не ждать до завтрашнего вечера?

- Как скажешь. - Я поставила бокал с недопитым вином на каминную полку и шутливо потянула Ильен за хвост. - Только сначала найдем, во что тебя переодеть. Чарование - это хорошо, но, боюсь, в Цветущую ночь ни ты, ни я не сумеем воспользоваться им в полной мере.

- И хорошо же вам, осенним, - нарочито горько вздохнула сестра, легко соскакивая с кресла-качалки так, что оно даже не шелохнулось. - Вам не надо на себя чары накладывать, чтобы походить на людей или хотя бы на фаэриэ, а вот нам труднее всех приходится. Не скажи. В отличие от весенних, мы с тобой хотя бы нормального размера, а не являемся подобиями десятилетних детей у смертных. Им меняться гораздо сложнее, если хотят сойти за взрослого человека.

- Может, потому они и предпочитают невинным развлечениям жестокие шутки?

Я лишь плечами пожала. Кто знает, что на уме у непредсказуемых, как весенний паводок, обманчиво-теплых, как мартовское солнце, после которого зачастую жди метели, и призрачно-прекрасных весенних ши-дани? Наверх они являются в облике крошечных человечков с прозрачными стрекозиными крыльями, чей голос звонок, как песенка ручья, а светящийся след рассыпаемой крылышками пыльцы может далеко увлечь человека от родного дома. Иногда в круг танцующих, где смертный может плясать, пока не свалится замертво, в непролазную чащу, но чаще всего «болотные огоньки» заманивают незваного гостя в непролазную трясину. С другой стороны, весенние ши-дани могут одарить человека, связанного Условиями, даром предвидения, остановить надвигающиеся на только-только зазеленевшие пшеничные поля заморозки и не дать разлившейся в начале апреля реке затопить близлежащие села.

Но в Цветущую ночь на жестоких шуточках лежит негласный запрет. Бельтайн - это ночь веселья, ночь праздника жизни, ночь ярких костров, залихватских танцев и торопливых поцелуев. В эту ночь, приходящуюся на первое мая, даже фаэриэ оставляют свои закрытые города у побережья океана и выходят в люди для того, чтобы ощутить пьянящую радость от участия в красочном, жарком, как солнце, и пьянящем, как лучшее вино, потоке человеческой жизни. Ведь долгие годы для фаэриэ не протекают так же бесследно, как для нас, ши-дани. Мы с рождения учимся скользить в потоке времени легко и непринужденно, для нас уходящие годы - лишь вода, текущая сквозь пальцы, тогда как редко кто из фаэриэ не несет на своих плечах груз памяти прожитых лет. Потому и их прекрасные глаза чаще всего - лишь бездонные колодцы, куда годы падают тяжелыми камнями, постепенно вытесняя со дна души яростное безумие заключенной в телесную оболочку стихии.