Антон Карелин - Книга Холмов

Но я победила. Я остановила их. Лисы будут жить.

Он вскинул руку, чтобы ударить.

Но тень канзорца ожила. Точная копия солдата выросла перед ним из черной вздымающейся мглы, перехватила занесенную руку — и обрушила темный, сотканный из теней, но тяжелый и убийственный моргенштерн ему прямо в лицо.

— Сдохни, — хрипло сказал Винсент, подходя ближе, вырастая над Анной, окруженный маревом кружащегося сумрака. И приказал тени:

— Добить.

Собственная тень канзорца послушно ударила своего родителя — еще раз, и еще. Винсент длинно, презрительно выдохнул. Мантия из мглы, разодранная взрывом, клубилась и вилась обрывками вокруг мага, все его лицо было один сплошной кровоподтек, при взрыве он упал на живот, ударился лицом о землю и едва не задохнулся, пока был без сознания… Но Анна выиграла достаточно времени, чтобы Ричард привел его в сознание, и маг вступил в бой.

Он провел руками сверху вниз, мантия выровнялась, укрыла с головы до ног защитным маревом мглы. Тень с моргенштерном уже рассеивалась в воздухе: так всегда бывало, когда умирал тот, кому она принадлежала при жизни.

— Держись, Анна, — сказал серый маг, вытирая кровь с ее лица черным шелковым платком. — Сейчас мы вернем Алейну, и она поставит тебя на ноги.

Он двинулся на другую сторону, огибая вершину по склону.

Шея шестого канзорца была неестественно свернута — это мог сделать только Стальной.

Седьмой церштурунг лежал под ногами у Кела, уставившись в синее небо и редко моргал. Он все видел и слышал, но в ближайшие пять минут не мог и пальцем шевельнуть.

— Я парализовал его. С четвертой попытки! После обнуляющей гранаты!! Чертов церштурунг. — выдохнул высокий и красивый светловолосый мужчина с песочными часами на груди, вытирая пот на грязном от земли лице с проступившей сеткой лопнувших сосудов на щеках и вокруг глаз.

— Алейна умирает, Кел! — с нажимом сказал маг. — Если она умрет, то скорее всего умрет и Анна. Ты должен придумать, как их спасти.

— Ох… Свяжи этого, пока он не освободился! Не убивай, свяжи.

Ричард, хромая, влез совсем близко к вершине и встал на торчащем из земли валуне, глядя вниз. Он был дважды ранен ударами церштурунга, отвлекая того на себя, пока Кел пытался сковать его магией. Лучник морщился, но не трогал кровоточащий живот, а, сощурившись, целился вниз, до упора натянув лук. Там бежал снайпер, скатываясь по склону, оставив Стального далеко позади. Ричард выстрелил. Стрела пролетела почти сотню метров по низкой дуге и ударила бегущему в спину. Его опрокинуло, вторая стрела, пущенная сразу вслед первой, мазнула мимо, но третья попала герртруду в ногу. Тот заполз за куст, но теперь, раненый дважды, никак не мог уйти латного воина. Который, медленно, но верно, шел по его душу.

— Вроде все, — отдышавшись и оглядевшись, сказал Винсент.

— Все, — уверенно подтвердил Ричард, снимая тетиву с лука и позволяя ему разогнуть тисовое плечо.

Оба повернулись к девушкам, распростертым на земле.

Светловолосый застыл над Алейной, схватившись за голову.

— Лечи ее, что стоишь?!

— Я вам не лекарь, — тихо возразил Кел без своей привычной бравады. — Жрец Странника, помните? Походные раны могу, а тут смертельная.

Девушка лежала в луже крови, ее легкое пробил выстрел герртруда. Винсент с трудом подавил желание призвать тень и приказать ей мучительно убить парализованного пленника. Хоть в Алейну стрелял вовсе не он, но какая разница… Воздев все еще дрожащие от слабости руки, маг соткал из мглы змей, и направил их на солдата. Ведь он знал, что канзорский фанатик чистоты, связанный магическими змеями, будет испытывать дополнительную, особо неприятную пытку от погружения в путы Ереси.

— Больше змей, — усмехнулся Винсент, — нужно больше змей.

Он ткал их, творя из тени лежащего, и приказывал оплетать пленника — еще, и еще, и еще.

— Эй. Красавчик. — процедил Ричард, крепко взяв светловолосого за плечо и заглянув ему в глаза тяжелым, темным взглядом. — Ты же из любой грязи чистым выйдешь. У тебя всегда есть кость в рукаве. Придумай, как ее спасти. Извернись. Слышишь?

— Отпрясть назад, — скинув его руку движением плеча, бормотал светловолосый, бисеринки пота выступили у него на лбу, пальцы бездумно и легко касались то щеки Алейны, то ее предплечья, разгладили складку на ее рукаве. Анна снова мучительно застонала от боли. — Подожди, милая, немного, подожди…

— Отпрясть назад? — нахмурился Винсент. — Это же только на вещи действует. Саму Алейну ты не вернешь в прошлое, какой она была до выстрела. Чтоб такое сделать, нужно высокое посвящение?

— Конечно, высокое, — буркнул Кел. — А я всего лишь Верный. Послушай.

Он тихо, но лихорадочно размышлял вслух.

— Рану отмотать назад не могу. Но вещь могу. Пуля же вещь.

— Ну так пуля и вернется в свое состояние до выстрела. Будет в траве валяться целая, на том месте, откуда вылетела. Или может даже обратно вернется в ствол. А рана-то останется!

— Не знаю. Это меч вернется. Кровь с клинка исчезнет, выщерблины исчезнут. А я получу отдачу, те раны, которые он нанес, а я стер из его судьбы. Ну, помнишь. Но на стрелах-то мы не проверяли. Пуля, она же отрывается от ружья. Она с ружьем больше не связана. Их судьбы разошлись. Она становится часть того, в кого попала. Их судьба стала единой. Изменишь судьбу одного, изменишь и другого…

— А отдача? Рана смертельная.

— Если рану Алейны получу я, она меня вытащит… Кто целительница-то у нас… Ох, Странник, пошли мне мудрости!..

Кел весь покрылся испариной, светлые вихры торчали, присыпанные землей. Он был совсем не такой, какой обычно — уверенный в себе прохвост с неотразимой ухмылкой.

— Пробуй! — отрезал лучник.

Светловолосый шептал молитву Страннику. Он всегда отходил с этим в сторону, ненавидел обращаться к богу при остальных. Слишком личное. Но тут было некогда и некуда.

— Отец мой, странник по дорогам мира и судьбам людей, позволь ухватить нити судьбы…

Песочные часы на его шее покачивались и мерцали, молитва Страннику лилась, как тихий шепот. И песок в часах потек назад, снизу-вверх.

Келу было еще расти и расти до возможности действительно обращать время вспять — но обратить один эффект он мог попробовать. Зажмурившись, он скользил по линии судьбы Алейны, видя, что она умрет, если у него не получится. Видя, что, если получится — умрет он.

Нить судьбы пули была четкая, не извилистая, ровная, как ее полет. Она хорошо тянулась назад — и крепко, можно сказать, намертво сплелась с тонкой, светлой нитью Алейны. Светловолосый тянул темную нить пули, снова и снова, всем телом и всей душой обращая ее вспять, вытягивая свершенное назад, делая его несвершившимся.