Андрей Уланов - Гзумгарайский сыр
– Догадываюсь, – монах вздохнул. – Мне долго пришлось объясняться с братом Гильремо. Он был весьма… обескуражен вашей выходкой, мой тан.
– Столько вони из-за собаки еретика…
– Эта собака…
– …виновата во всем, что прохрипел на дыбе ее хозяин. Довольно, брат Агероко! У нас хватает своих забот!
– Много вы успели выболтать?
– Не так чтобы очень, – Раскона яростно потер шею. – Проклятые москиты…
– И что же теперь?
– Ничего. Отплытие, как и планировалось, завтра. А сейчас, брат, живо взвалите меня обратно на плечо!
– Вы все еще не можете идти, мой тан? – озабоченно спросил монах.
– Могу. Но пусть лучше наши новые тени в конце улицы пребывают на сей счет в заблуждении как можно дольше.
– Сколько их?
– Не меньше восьми.
– Многовато.
– Могло быть хуже. Брат Агероко, – неожиданно произнес маленький тан, – как у вас обстоит дело с пением?
– Увы, Великий Огонь не наградил меня сим талантом, – вздохнул монах, – сочтя, видно, что прочих его даров и без того довольно.
– Очень хорошо, – кивнул Раскона. – Чем немелодичнее вы будете орать, тем лучше! На счет три… раз, два… Когда мы приплывем к белым скалам!
– Назад, к белым скалам, – подхватил монах. – К нашим родным скалам!
– В рваных камзолах и золотых цепях, ой-йе, с дырявыми карманами, что набиты самородками… проклятье, как там дальше?!
– Я тоже не помню!
– Вот гадство… а что помните?
Монах задумался.
– Тан Хон-Гиль-Кон собирал в поход, – затянул он, – эскадрон малаширских гусар. Тан Хон-Гиль-Кон был бабник и мот, казну полковую…
Кортик был направлен умелой рукой и запросто мог бы вонзиться в намеченную цель – спину тана Расконы чуть пониже левой лопатки. Мог бы – если б не сгорел в заботливо выставленной братом Агероко «огненной кольчуге» второго уровня.
– Бей! Бей их!
– А-а-а-а!
Последний вопль издавали четверо бандитов, в которых били срывающиеся с рук монаха трескучие рыжие молнии – там, где эти молнии касались одежды или плоти, вспыхивало пламя.
Еще один разбойник упал навзничь, получив пулю прямо в лицо. Оставшиеся пятеро…
– Вы же сказали, что их восемь!
– Я сказал «не меньше восьми»!
– А-а, каналья!
Возглас монаха предназначался ловкому разбойнику, сумевшему не просто уклониться от брошенного Агероко заклятья, но и ударом каблука вышибить из дороги добрых полпуда песка, большая часть которого угодила прямиком в глаза монаха.
Правда, мигом позже не успевший вскочить разбойник оказался пришпилен к дороге шпагой Диего, но четверо его друзей…
Точнее, трое, мысленно поправился маленький тан, глядя, как четвертый бандит – каррасец, судя по длинным усам и вышитой безрукавке, – роняет шпагу и пытается ухватить захлестнувший его шею кнут.
Еще один нападавший молча повалился вперед, явив при этом взору маленького тана – и своих оставшихся пока еще в живых собратьев – жуткого вида рубленую рану поперек спины.
Раскона не смог удержаться от восхищенного присвистывания – он-то хорошо представлял, сколь непросто нанести подобный удар тонким тарлинским клинком, а именно тарлинская шпага сверкнула в руке их нежданного союзника.
Вернее – союзницы. Ибо немногие женщины рискнут облачиться в мужской наряд – но вряд ли по эту сторону океана сыщется мужчина с пеллой [3].
Восхищение, впрочем, ничуть не помешало маленькому тану аккуратно проткнуть горло предпоследнего разбойника. Последний негодяй, оценив явное численное превосходство противников, дико взвизгнул и бросился наутек.
Ему удалось пробежать четыре шага – затем раздались короткое шипение, глухой удар, и бегущий упал.
– Интересно, – задумчиво произнес Диего, – где же учат так ловко метать картахайские ножи-бабочки?
– В бродячем цирке! – отозвалась их спасительница, наклоняясь, дабы выдернуть упомянутый нож из трупа.
Сейчас маленький тан наконец получил возможность рассмотреть её.
На вид женщине было лет двадцать с небольшим, но, подумав, Диего поднял мысленную планку до двадцати пяти, а то и двадцати шести. Обычно работа быстро стирает красоту юных простолюдинок… впрочем, танессам Эстрадивьяны тоже приходится рано обращаться за помощью к омолаживающей магии… и краскам. Исключения редки, и одно из таких исключений стояло сейчас перед таном в темно-коричневом дорожном костюме.
– А фехтованию в стиле мастера Шоггея учат там же? – Раскона, присев, коснулся шеи каррасца и снова присвистнул, на сей раз огорченно.
– Фехтовать меня научил мой муж, благородный тан ги Торра.
Маленький тан нахмурился.
– Мне довелось слышать, – медленно сказал он, – историю о том, как некий благородный тан навлек бесчестье на свой древний род, осмелясь не просто воспылать страстью к бродячей танцовщице, но и сочетаться с ней законным браком. Мне довелось слышать, что, не желая враждовать с родней, этот благородный тан вместе с возлюбленной отплыл за океан, надеясь найти на новых землях новое счастье. Также мне довелось слышать, что финал сей истории был горек – они погибли, когда на их гасиенду напали пираты Зеленого Томми.
– Те, кто рассказывал вам финал, – сухо произнесла женщина, – ошибались. На гасиенде и в самом деле умерли двое ги Торра: мой муж… и моя пятилетняя дочь. Я в тот день была в городе, а вернувшись…
– Вам нет нужды лишний раз возвращаться в тот день, – поспешно сказал монах. – Мы с таном Раскона недавно имели возможность лицезреть, что за следы оставляют за собой эти проклятые псы, тана…
– …Интеко Шарриэль ги Торра, если мне не изменяет память.
– Ваша память, тан Раскона, столь же остра, как и ваш клинок, – усмехнулась женщина.
– Ваш клинок разит ничуть не хуже… как, впрочем, и кнут. Хотя, – вздохнул маленький тан, – признаюсь, я бы предпочел, чтобы хоть один из нападавших на нас мерзавцев мог сейчас говорить без помощи некроманта.
– Зачем?
– Назвать имя пославшего их, разумеется.
– Имя могу назвать и я, – фыркнула Интеко. – Потому как видела Нурлана шептавшегося с этим вот, – женщина пнула одно из тел, – отродьем ската так же ясно, как вижу сейчас вас.
– Нурлана?
– Вы разговаривали с ним в таверне.
– Занятно, – весело сказал маленький тан. – Похоже, моему новому другу очень понадобилось, чтобы я забыл о нашей встрече.
– Если вы надеетесь застигнуть его в «Попугае», ворвавшись туда с десятком стражников…
– Нет, ну что вы, я и в мыслях не держал столь безнадежной идеи, – возразил Диего. – Ваших слов для меня более чем довольно. И…
– И, мой тан, я полагаю, – вмешался монах, – самое время спросить, чем мы можем отплатить благородной тане за спасенье наших жизней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});