Елена Асеева - Сыны Семаргла

— Отец, значит, отправляя меня в Пекло, и ты, и Семаргл, вы оба знали, чтобы я смог стать чарколом…

— Кудесником, сынок, кудесником, — перебив наследника, поправил его ДажьБог.

— Эх, отец, разве это важно, кудесник, чаркол…, — заметил Святозар. — Разве это важно… Важно то, что отправляя меня туда, вы оба, мой отец и мой Бог, вы знали, какую придется преодолеть мне боль… Вы знали, что меня будет бить ледяными кнутами Пан… Знали, что я перепутаю озера… Знали, что Пан обожжет меня своим кругопосохом… Знали, что мне придется тосковать, страдать и долгое, долгое время смотреть на мучения этих душ… Вы знали, что Чернобог будет леденить мои раны своим взглядом, а Босоркун плясать передо мной… и все же послали… послали меня туда… ради приолов… ради народа, который забыл имя своего отца Семаргла, да?

— Сынок мой, успокойся…, — ответил ДажьБог, после непродолжительного молчания. — Я вот, что тебе скажу… Конечно, и я, и Семаргл, мы знали, каков твой путь… и прости меня… но это я не позволил Вед указать тебе, то озеро из которого, ты должен был, набрать воду для излечения ноги… Потому как нам было необходимо, чтобы Пан тебя схватил, и чтобы… и чтобы мальчик мой, — ДажьБог прервался, муторно выдохнул и наследник увидел, как в его глазах блеснули серебряные слезы. — Нам надо было, чтобы Пан бил тебя кнутами, чтобы они закрыли тебя в темницу, и, чтобы через раны на твоем теле в тебя вошла черная магия… Поверь мне, сын, я долго не соглашался на это… Ведь Семаргл, он предложил мне это, еще тогда, когда ты был совсем дитя, когда тебе было пять лет, и ты жил на берегу Северного моря с тетей и дядей… Тогда, он, впервые мне это предложил, но я отказался… Однако Семаргл убедил меня, что это нужно не только приолам, но и восурам… Ведь если приолы погибнут, как погибли руахи и гавры, как погибли дамианцы… то останутся лишь восуры и игники, хранящие веру и любящие светлых Богов…. Но и игники, и восуры могут также предать веру, и забыть имена своих Богов, и что же потом… что будет потом? А потом ничего не останется… будут жить в Яви другие Боги, мертвые или вымышленные.

И тогда придется нам уходить с Яви, или… или сжигать Явь, уничтожая эту скверну… так, как это делали мы раньше… Поэтому сын, поэтому я и пошел на это… И еще я думал о тебе, о твоей, мой мальчик, душе. Ведь я знал… знал, что когда ты вырастишь и благополучно вернешься к Ярилу. Я знал, что ты пойдешь в Беловодье, знал, что ты все вспомнишь и будешь исправлять когда-то допущенную ошибку… Я знал, что смогу помочь твоему потомку Эриху… но я также знал, что Доле, помочь не смогу… И будет она вечно мучиться на поле неприюта, покуда не превратится в ничто, а твоя душа будет бесконечно страдать от мысли, что душа твоей матери находится в Пекле. И зная тебя, я был уверен, ты будешь изводить себя этой мыслью, всю свою оставшуюся жизнь… Потому я и согласился с намерениями Семаргла, и только тогда он позволил возродиться душе в теле мальчика Риолия. Посему Семаргл и прислал тебе в помощь свой щит и заговор, помог зашить рот куску Нука в теле Эриха, оживил Алконост и все время был рядом с тобой… Не столько я, сколько он… — ДажьБог смолк, провел своими тонкими пальцами по шраму наследника, и добавил, — а боль мой мальчик… Боль она необходима.

Она часть этой жизни. Мать которая дарует жизнь, испытывает боль, но она женщина, идет на это всякий раз, потому как знает, преодолев эту боль она получит, нечто восхитительное и прекрасное. Она получит чудо и имя этого чуда— сын, и имя этого чуда— дочь. Она, мать, засим еще не раз испытает физическую и духовную боль, покуда это чудо встанет на ноги, покуда заговорит, покуда пойдет по пути. И всякий раз, когда ее сын или дочь будут оступаться, спотыкаться или падать, она, мать — женщина будет испытывать боль, будет шагать рядом, вместе со своим чудом, будет плакать, и поднимать свое дитя, будет учить и любить его… любить и любить его… И ради этого, она идет, на ту первую боль и на все последующие, но лишь преодолев эту боль, лишь забыв о ней, мать получит в дар нечто такое же необыкновенное и прекрасное. Она получит в дар чувство любви от своего дитя. Она получит продолжение своего рода и вечную, не умирающую молодость в красоте своих потомков. Так и ты, мой сын, лишь познав страдания и боль, почувствовав ледяное дыхание тьмы на своих ранах, мог получить способности кудесника и сохранить нетронутую чистоту своей души. — ДажьБог опять замолчал, и улыбнувшись, сказал, — Бог Семаргл очень хочет, чтобы ты помог Риолию, помог остаткам его народа… Он не станет тебя принуждать… и я не стану… Но мы оба просим тебя, помоги этому мальчику, этим людям. Потому, что этот народ себя изжил… И наверняка сам Чернобог… сам Чернобог хочет перерождения этого народа, иначе бы он не позволил тебе открыть ворота Пекла…

Ведь они не открываются ни кому без позволения Чернобога…

— Да, отец, ты прав, — откликнулся Святозар, и нежданно порывисто вздрогнуло его тело. ДажьБог провел рукой по телу и тихо подул на него. — Да!.. да!.. — громко выкрикнул наследник, — теперь понятно, почему он меня впустил в Пекло. Почему лелеял… Он хотел, чтобы я стал кудесником и пошел в Неллию, и вернул этому народу веру…

Потому как, он и сам мне говорил, и говорил это демон его Босоркун, что это надо ему, а не кому-то другому. И он говорил, чтобы я эти слова передал, кому следует, то есть тебе и Семарглу… Он хотел возрождения веры в Неллии, но зачем? Зачем ему это надо? Ведь он же зло, и все предатели веры уйдут к нему в Пекло, пополнят ряды его воинства… Зачем же он все это затеял и поддержал ваши намерения, отец?

— Зло, сынок, оно очень умное и изощренное, — тихим голосом произнес ДажьБог, и, повернув на мгновение голову, поглядел назад. А там в той далекой небесной дали, где-то совсем рядом с розоватой туманностью, вдруг, что-то блеснуло ярко, ярко. — Оно, наверняка, умнее добра… разумнее, не мудрее, а именно разумнее. А сам повелитель тьмы Чернобог, он всегда бился с добром и светом… Но он не только любит победу, он любит и саму битву, и само сражение, и именно этим живет, смысл его жизни извечная борьба… борьба с добром и нами… Когда-то он послал своих демонов и они шептали в уши Альби-Сантави, они учили его новой вере, они бились и сражались с теми, кто отвергал ее… Но сейчас в Нелли не осталось ратников света, а те, что еще верят в свет… их знание такие…мягко говоря, такие не верные, что они все после смерти идут в Пекло… И нет борьбы, нет сражения для Чернобога, для его демонов… Именно поэтому он позволил тебе пройти этот путь, позволил излечить ногу, чтобы ты мог быть сильным, потому как на исполнение того, что предстоит тебе сделать, уйдет много твоих душевных и физических сил… И, будем, мальчик мой, справедливы, к нему, — и ДажьБог негромко засмеялся. — Видеть в Пекле сына своего злейшего врага… позволить ему выручить душу матери… излечить свою ногу, осветляя душу… О! мне очень жаль Чернобога! Сколько он несчастный, пережил неприятных моментов, покуда ты был там.