Анна Гаврилова - Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)

— Да, — хмыкнул волхв в бороду, — сколько лет живу на свете, лишний раз убеждаюсь, что жаба — могучее животное! Такая маленькая, а сколько людей задавила!

Глава 2

Новый день обещал быть ещё жарче. Пурпурное солнце медленно взбиралось на распахнутое всем ветрам небо, а прохлада — остаток ночи — стремительно отступала.

— Еще пара таких деньков — река закипит, — неодобрительно пробормотал Вяч.

Старший плотник выскреб из миски остатки каши, тщательно облизал ложку. После жадно приложился к кувшину с квасом, пенистые струйки устремились по бороде, оставили мокрые следы на рубахе. Добря наблюдал за отцом очень внимательно, каждое движение ловил.

— А ты, — обратился Вяч к сыну, — чего бледный такой? А глаза почему красные?

Мальчишка смутился, отвел взор, забормотал торопливо:

— Да просто Торни драться не хочет и обзывается обидно.

— Торни? Это из княжьих отроков, что ли?

— Ну да…

Вяч тяжело вздохнул и поднялся из-за стола. Он сделал несколько шагов к двери, бросил с порога:

— Ты сегодня дома посиди, а то спечешься. И мамке по хозяйству помоги, совсем замоталась.

Добря кивнул, но едва отец покинул избу, сам рванул на улицу. Мамке помочь всегда успеет, мамка никуда не денется.

Мысли в голове спотыкались и путались, да и сам Добря то и дело спотыкался. Он с опаской косился на прохожих, то и дело поглядывал на высокую макушку княжьего терема. Впереди показалась стайка мальчишек, кто-то часто махал рукой, наконец, слуха достиг задорный крик:

— Айда на речку!

Добря помотал головой, прогоняя тяжёлые мысли, и прибавил шагу. А после и вовсе пустился бегом. Нагнал приятелей быстро, отвесил оплеуху тому, что шел последним, вылетел вперед и тут же встал как вкопанный.

— Ух ты… — протянул кто-то.

Мальчишки разом попятились, давая дорогу, застыли с распахнутыми ртами. Из ворот княжеского двора медленно выдвигался конный отряд. Воины без особого доспеха, но при оружии, и даже щиты взяли. Кони пофыркивали, копыта взбивали сухую дорожную пыль. Мужчины держались в седлах легко, величественно, сразу ясно, кому служат.

Отряд приближался, Добря различил лицо предводителя, и кулачки непроизвольно сжались. Вид у Олега болезненный: бледное вытянутое лицо, под глазами мешки, какие бывают от долгих тяжёлых ночных раздумий. А очи пронзительно-зеленые, блестят странно, и кудри полыхают, подобно пожару, даже зажмуриться охота.

— Свей… или мурманин, — неодобрительно пробормотал Добря и громко фыркнул: — Купаться-то идем?

— Да погоди, — пролепетал кто-то.

Мальчишки неотрывно смотрели на воинов, выпрямляли спины и задирали подбородки, стараясь подражать. Кто-то переминался с ноги на ногу, уже готовился бежать следом за всадниками.

— Не хотите — как хотите, — бросил Добря. Он уверенно двинулся вперед, туда, откуда чуть заметно веяло прохладой и затхлостью прибрежной тины. — Я дело одно задумал. Важное. Но с ротозеями, вроде вас, каши все равно не сваришь. Обойдусь.

Спиной чувствовал, как нарастает любопытство приятелей, как мнутся, думают — за кем бежать. На губах то и дело вспыхивала озорная улыбка, но он крепче сжимал кулаки и пытался принять серьезный вид.

— Добря, погоди! Мы с тобой!

Ждать в засаде пришлось долго. В животах уже урчало, и, несмотря на откровенный холод, царящий у самой воды, пот катился торопливыми каплями. Набралось всего четверо смельчаков, но зачинщик не расстроился, наоборот — тем краше будет слава. А остальных теперь можно высмеивать и мутузить за трусость.

Княжьи отроки появились ближе к вечеру. Пришли всей толпой. Чистенькие, румяные, в белоснежных рубашечках. Торопливо скинули одежду, с визгами попрыгали в речку. Довольные и счастливые, мальчишки сразу же принялись брызгаться, нырять.

— Тоже мне воины, — прошептал Добря злорадно. — Воин должен быть бдителен всегда, даже когда спит или тужится в отхожем месте.

Он пополз первым. Рубашки и портки хватал без разбора, юрким хорем прошмыгнул обратно в кусты. Приятели выдвинулись с опаской, а вернулись красные, встревоженные. Их тяжёлое дыханье и полные страха глаза развеселили Добрю, но вида зачинщик не подал — воин должен уважать соратников. Берег, который прежде пестрел от одежд, опустел, а в воде по-прежнему плескались беззаботные отроки. В спокойных водах мелькали руки, ноги, головы. Крики и визги были громкими, даже уши закладывало.

— И что теперь? — шепотом спросил кто-то.

— А теперь в город, — отозвался Добря, мечтательно улыбнулся.

Он деловито расстелил одну из рубах, остальную добычу скомкал, все стянул в узел. Ушли бесшумно, хотя до колик хотелось повернуться и закричать во все горло.

— Не хотят по-хорошему, — пояснял Добря, — придется вот так, как с бабами.

Узел перекинули через частокол княжьего двора, а сами сели поодаль в ожидании потехи. И только когда красное солнце скрылось за горизонтом, послышался топот. Отроки мчались через весь город, стыдливо прикрываясь — кто руками, кто охапками травы. В ворота стучали требовательно, бросали гневные, полные обиды взгляды на хохочущих мальчишек, улыбчивых горожанок и мужиков.

Стражники тоже потешались во весь голос, улюлюкали, долго не пропускали. Все допытывались — а те ли это отроки, что вышли с княжеского двора днем.

Добря расплылся в многозначительной улыбке, протянул:

— Все, теперь не отвертятся. Такой позор никто не стерпит.

И действительно, через некоторое время заклятые враги вновь появились на улице. Кулаки сжимаются, глаза блестят, лица перекошены злобой.

Торни получил по зубам первым, жаль только на ногах устоял, а не отлетел в сторону, как мечталось Добре.

— Четверо против дюжины — не честно! — воскликнул Добря, но все равно ринулся на врага.

Крики становились громче, злее. В ход шли и зубы. На шум примчались остальные — те, кто побоялся участвовать в придумке с воровством одежды. Драка закипела с новой силой — мутузили, колошматили, втаптывали в пыль, таскали друг друга за грудки. А первый тихий всхлип одного из отроков прозвучал для местных, как победный гул рога. Но чужаки и не думали сдаваться, кидались на противников яростно, били с такой злобой, о какой мужичье даже не слыхивало. Торни и Добря сходились снова и снова, оба утирали разбитые носы.

— Хватит! — заревело над головами.

Но объятые жаждой мести мальчишки даже не вздрогнули. Продолжали катать друг дружку по земле, пинать, кусать. По пыльной дороге крупными рубинами рассыпались капли крови, клочки волос и одежды.