Ника Ракитина - Арбалетчики госпожи Иветты

— Ты… ты оскорбляешь мое эстетическое чувство, — он вспомнил о воспитании и поправился: — Оно. Его порядочный человек и платьем назвать постесняется… разве что из жалости… — выдав столь длинную фразу, Карстен ослаб. Катрина попыталась увести его, и они какое-то время топтались под фонарем, как неловкие, но старательные партнеры по менуэту.

Слава Хранителям, его минула пьяная слезливость.

В доме было пусто и холодно, как в склепе, и только в прихожей, напоминая вчерашнее событие, висел вязкий запах крови.

Карстен брякнулся на порог в открытой двери, глядя на слепые зарешеченные окна дома напротив. Тупая злоба переливалась в нем. Еще немного, и он схватил бы обломок кирпича и пошел бить эти окна. Стрелять могли только отсюда. Убить хорошего человека, и заставить еще одного хорошего человека исчезнуть, а третьего хорошего человека надраться до положения риз, поссориться с глупой девчонкой и сидеть, одолеваемого комарами и злобными мыслями, на пороге ненавистного чужого дома, в котором поселилась смерть. Прекращая страдать и захлопывая дверь, он не услышал, как в чердачном окошке дома напротив раскололось стекло и захлебнулся крик.

Крик заставил его поморщиться и перевернуться на другой бок. Можно было подумать, госпожа Иветта самолично принеслась на помеле из Гиссара, чтобы поставить девочке очередную клизму. Тут Карстен вспомнил, что забыл дать Аделаиде лекарство, и, поминая дьявола, поплелся на кухню. Не своротил он что-либо только чудом, зато пролил половину бутыли себе на ноги. Гадость была липкая. В полной темноте наощупь он попытался найти воду и таки споткнулся. Ложка полетела в сторону, а бутыль на пол.

— Черт с тобой, — он проводил бутыль задумчивым взглядом, полагая, что раз девица обошлась без лекарства эти три дня, обойдется и дальше. В свете последних событий.

Похоже, Катрину Аделаиду привлек шум, потому что она как раз появилась на пороге в одном из этих своих безобразных платьев и с мечом в руке. В первый миг Карстен удивился не мечу, а тому, что видит все это. Потом понял, что светится клинок. Зеленоватым гнилушечным светом, не очень ярко, но отчетливо высвечивая окружающее. Девица кособочилась куда меньше: меч весьма исправляет фигуру (особенно, если направлен на тебя). Карстен очень неловко почувствовал себя: в ночной сорочке и подштаниках умирать не хотелось. Конечно, видел он ее… но противника лучше не недооценивать.

3.

Карстену снилось, как он несет через дворик за домом мертвое тело, а Син, захлебываясь рвотой и слезами, подтирает с булыжника кровь, все же просочившуюся сквозь скатерть, в которую доктора завернули. Потом он оставит тело на пороге часовни Даниэля и Кристины, было раннее утро, солнце уже всходило, но вокруг не было ни души.

Потом он топил скатерть в ручье, к которому выходили зады дома вдовы Герд, придавив камнями и даже во сне продолжал рассуждать, сумеет ли найти в лавках точно такую же. Потом он долго ходил по воде, пока сапоги не промокли насквозь, а потом умылся в ручье и перемахнул за ограду (калитка назло захлопнулась) и домывался уже под струйкой, сбегающей из щели каменной стены, огородившей дворик. Ему и в голову не пришло обратиться к властям — так он привык им не доверять. Син, видимо, тоже. Она за это время успела отмыть переднюю, каждую панель, оставить записку и исчезнуть… Карстена потрясли за плечо.

Он проснулся мгновенно, увидал над собой незнакомый низкий потолок с перекрещивающимися деревянными балками и милое улыбающееся личико. Косы цвета черного дерева, упав, щекотали ему лицо. Девушка была не то что миленькая, прехорошенькая, и Карстен даже застонал от того, что она ему только снится. Потому что в реальности взяться ей было неоткуда. Красавица смахнула прядку с румяной щеки и опять ему улыбнулась:

— Госпожа просила передать, что готова к отъезду.

Карстен потер лоб:

— Где я?

Девица показала великолепные зубы:

— Что вы, мессир! Это Трактир на Перекрестке!

— Я сильно выпил вчера?

— Не без этого. Поторопитесь, госпоже нельзя ждать.

Она удалилась, покачивая забранными в узкое платье бедрами. Карстен застонал и стал одеваться.

С верхней площадки лестницы Карстен увидел, как какая-то дама в бархатном платье цвета еловой хвои, нависнув над Катриной Аделаидой, кричит ей в лицо:

— Имя Звезды и Меч Желаний — еще не все, чтобы сметь третий раз становиться на моей дороге! Четвертого раза ты не переживешь!

Карстен рывком развернул даму, увидал ее яростные белесые глаза, и даже ему сделалось не по себе. И все же он ухмыльнулся:

— Где-то я уже видел тебя, курносая…

— И еще увидишь! — она тряхнула головой, выдираясь, каштановая корона рассыпалась и упала четырьмя косами за плечи и на грудь. Что была за грудь! Карстен подумал, что столько красавиц для него на сегодня многовато. Румянец ярости просветил сквозь ее кожу. — Не раз увидишь и очень пожалеешь об этом, арбалетчик!

Он оттолкнул ее и прыгнул к Катрине Аделаиде, которая, все еще с мечом в руках, заваливалась навзничь. Карстена опередили. Одетый неброско и просто молодой человек успел поймать ее, они столкнулись с Карстеном нос к носу, и тот уронил с соседнего стола все, что там еще оставалось.

— Вы?! — произнесли они хором.

Закат полыхал на половину неба, огромное, оранжевое, сверкающее, как вода, солнце. Оно сияло в облачных громадах, в розовом дыму, в полосах лучей, подсвечивающих царственные небесные острова. Все бледнело перед этим небом, делалось суетным и ненужным, а нужно было только смотреть и впитывать в себя красоту. И Карстен смотрел поверх приземистой двухэтажной хоромины трактира, темной на полыхающем небе, смотрел почти не дыша.

— Едем!

Взгляд сорвался на густые шпалеры роз, до половины заслоняющие окна нижнего этажа. И замер. Карстен пробовал понять, что же зацепило его в этих розах, но полыхающее сияние солнца мешало, нельзя было помнить о чем-либо, кроме него.

— Они синие, — сказал доктор. — Меня зовут Александр, и я действительно умер.

И Карстен брякнул совершено искренне, от всего сердца:

— Бедный. Как ты жить-то будешь теперь?

Трактир скрылся за поворотом дороги, и когда запахло смолой и хвоей от надвинувшегося бора и над чубками сосен загорелась первая водянистая, зеленоватая, как меч, звезда, Катрина единым взмахом рассекла натянувшийся воздух. Он разошелся с треском вспоротой ткани, и края разреза окрасились в зеленое, и проваливаясь в щель, Карстен основательно впечатался коленями в каменный пол передней. Кто-то ахнул, загремели осколки, и брызги горячего кофе больно обожгли Карстену ухо. В свете падающего из кухни утреннего луча он разглядывал останки почившего завтрака: любимые рогалики госпожи Герд, масло и сыр, сдобренные кусочками сервиза и обильно политые кофе, а над ними рыдающую хорошенькую незнакомку!(с пятнами кофе на переднике). Это было чересчур. Карстен поднялся с колен. Даже в полумраке передней и в полубедственном положении глаза и волосы ее сверкали, а простенькое сатиновое платье сидело изумительно. Невозможно было не разделить ее горе и не утешить. Руки Карстена помимо воли скользнули к ее плечами, ее бархатистые ладони легли к нему на грудь, а через секунду туда же улеглась пушистая встрепанная головка…