Макс Фрай - Русские инородные сказки - 4

Вадиком можно.

Ну и хорошо. Ты живи, устраивайся.

А Люське мы наутро что-нибудь правдоподобное сочиним.

Лис умер ночью, как раз тогда, когда Люське удалось ненадолго задремать. Неделя выдалась очень тяжёлой. Снилось ей лето, и тёплые нежные руки кого-то близкого. В эту ночь она научилась ждать, радостно и неторопливо.

И Лис ей был больше не нужен.

Надежда Горлова

ТРЕПЕТ СМЕРТИ

Ксении Якшимбетовой

1

По ночам меня мучили чешуекрылые. Не было для меня создания более омерзительного, чем мохнатая ночная бабочка.

Живой обрывок плоти, рваная рана пространства парит по комнате с едва слышным рокотом до тех пор, пока не налетит на горящую лампу. Тогда насекомое начинает метаться, ударяясь коротким тельцем о потолок, окна и мебель. Стены ломают чудовищные крылья его тени.

Непредсказуемое движение вызывало панику у меня, я бежала вон из комнаты. О, если навстречу мне по коридору летела другая бабочка, в недоброй пляске, и ее волосатое крыло задевало моё лицо!

Наконец я малодушно, тихо-тихо приоткрывала дверь в комнату.

Тишина — бабочка сидит где-то, сложившись шалашиком.

Я оглядывала потолок, стены, шторы на окнах. Складки, трещины, тени становились крупнее, тянулись навстречу моему взгляду…

О! На притолоке, у меня над головой! Шорох и легкий толчок сзади — другая села мне на спину!

Я выбегала из дома в поту и дрожи.

2

В тот день, когда все началось, мы с отцом пили чай в прозрачных лучах утра. Окна, полные сада, плавали в наших чашках. Я хотела понять, что заставляет меня трепетать при виде бабочки, заставляет с незапамятного детства. "Когда-нибудь бабочка напугала тебя в колыбели, — говорил отец. — Я специально ловил их, чтобы показать тебе: может быть, ты рассмотришь и перестанешь бояться. Нет, бесполезно". "Они преследуют меня! Садятся мне на голову, бросаются мне в лицо!" "Тебе это кажется, потому что ты их боишься".

Однажды мне приснились слова: "Бабочки — перепонки меж пальцами небытия". Сон не прибавил понимания.

Стояла холодная летняя ночь. Ворс пледа щекотал мне нижние веки. Лоб у меня стыл. Я видела пятнистый месяц за окном и рваную границу тени, покрывшей часть лунного шара. Комната была полна шорохов, тьма кружилась около моего лица. Я знала — здесь три или четыре ночные бабочки, я чувствовала плед как свою кожу, словно мои нервные окончания проросли сквозь него. Скоро в темноте насекомые рассядутся. Я надеялась, что ни одно не упадет на мою постель.

Я услышала стон и побежала в комнату отца, не понимая, холоден или горяч дощатый пол дачи. У отца был сердечный приступ, лекарство лежало на полу. Я позвонила поселковому врачу, трещал диск старого аппарата. Врач сразу снял трубку, он не спал, он быстро записал адрес и сказал: «Сейчас». Я побежала в коридор и стала ледяными пальцами открывать эти дачные замки и засовы, занозила ладонь. Березы за окнами качались, ветки как в припадке колотили по крыше. Ветер распахнул дверь, и вся прихожая заполнилась трепетом. С мерным рокотом мерцал полумрак. Вибрация воздуха вызвала у меня панический ужас. Я бросилась к отцу. Трепет следовал за мной. Вдруг угол зрения изменился, и я увидела — от страха у меня словно поползли змеи по голове, — это было несколько сотен ночных бабочек. Их крылья были невидимы от быстрого движения — только вибрация, под которой как под плащом скрывалась пустота, обращенная ко мне. Она словно ждала, что я заговорю с ней. Она вытягивала у меня мысль, обращая и приковывая ее к себе.

"Кто ты?" "Трепет смерти" "Зачем ты пришел?" «Забрать» "Уходи!" "Я никогда не ухожу один" "Тогда забери меня" "Я знал твой ответ, Алкестида. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты пошла со мной по своей воле. Ты согласна пойти со мной?" "Да".

Огромная, черная, словно обугленная, бабочка с рваной линией крыльев бросилась мне в лицо.

Омерзение пересилило меня, я услышала свой крик справа и ударилась в стену, возле которой вдруг оказалась.

— Нет! Нет! Нет.

Насекомое упало на одеяло больного. Отец не вздрогнул, его рот был открыт, и губы не дрожали. Трепет исчез.

3

Смерть отца произвела на меня страшное впечатление. Мне казалось, что в ту ночь я сходила с ума, что-то мерещилось мне. Я чувствовала, что виновата в смерти отца, но чем? Это было необъяснимо, и я старалась забыть.

Я поступила в институт, и боль понемногу утихала.

Среди моих друзей выделялись двое, Лёня и Виктор.

Лёня, сутулый юноша с экземой между бровей и воспаленными, вечно полными слез глазами, поражал угрюмой, безнадежной настойчивостью. Очень скоро я потеряла такт в отношениях с ним, но Лёня продолжал мне звонить каждый день, в одно и то же, назначенное им самим время.

Виктор был красивым и обаятельным человеком. О нем говорили, его дружбы искали, девушки влюблялись в него. Виктор никого не отвергал. В общем, с ним было легко, и я была влюблена.

Поздней весной над городом пронесся ураган. Всю ночь ливень шумел как пламя, заглушая вой и улюлюканье автомобильных сирен. Вспыхивала молния, и дольше, чем на секунду, вода становилась золотой, а тени коричневыми.

Утром Лёня пригласил меня в парк. Он сказал, что там сейчас интересно, как в аду. Я сказала, что не пойду туда с ним, и позвала с собой Виктора, пообещав ему райские кущи.

Парк и в правду напоминал дантов ад — ураган переломал ему кости. Пахло смолой, свежим древесным соком и увядающими цветами кустарников.

Мы с Виктором вели фривольный разговор и смеялись.

Лёни нигде не было, но мне казалось, что он прячется где-то рядом, и его глаза следят за нами.

Перелезая через ветку боярышника, мы упали в мокрую траву и стали целоваться. Целовались все откровеннее. Со мной это было впервые. Я запрокинула голову и увидела дрожащую сетку листвы, сквозь которую была продернута другая, медленно, словно водой, колеблемая воздухом сеть насекомых, крылышками зеркалящих солнечный свет. Это было так красиво. Шмели, осы, изумрудные мухи, пара капустниц… Бабочек становилось все больше, словно чьи-то невидимые руки переплетали сеть. И вот воздух над нами уже вибрировал, мертвый мерный гул бледных крыльев с прожилками, как на человеческой коже, накрыл нас. Трепет смерти склонился над нами и вытягивал у меня мысли, заставляя меня говорить с собой.

"Уходи!" "Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты была моей" "У меня есть Виктор! Я буду его! Уходи!"

За моим светлым гневом скрывалась какая-то черная недомолвка. Я словно что-то забыла и не хотела вспомнить.