Ольга Романовская - Лучезарная звезда

— Опять Вы? — удивилась Ламлея.

Он кивнул и сделал несколько шагов в ее сторону.

— Кажется, я уже говорила Вам, что сад — это запретное место. Ну, да ладно, — смягчилась она, невольно опустив глаза под его взглядом, который будто бы хотел вобрать в себя всю ее душу, — чем я могу Вам помочь? По Вашим следам я поняла, что Вы давно ждете… Если Вашему другу опять плохо, Вам следовало обратиться к одной из моих помощниц — обе они сейчас в храме.

— Мне не нужны Ваши помощницы, — покачав головой, ответил незнакомец. — Мне нужны Вы. Я пришел, чтобы увидеть Вас.

— Зачем? — Она сразу же поняла, что задала глупый, ненужный вопрос.

Он отвел взгляд и тихо ответил:

— Я должен был Вас увидеть. Я не могу Вас не видеть.

Решившись, незнакомец шагнул к ней, но, не дойдя пары шагов, остановился.

— Уходите. — Ламлея пыталась найти слова, которые бы его успокоили, но не находила. Обычно у нее была приготовлена дюжина утешений и объяснений для отвергнутых поклонников, но они разом куда-то исчезли, испарились.

— Нет. Я хочу Вас видеть. — Он смотрел ей прямо в глаза.

— Уходите! Немедленно. Вам нельзя здесь быть. — Она попыталась пройти, но он преградил ей дорогу. — Пропустите!

— Разве я держу Вас? — горько усмехнулся незнакомец.

В саду повисло тягостное молчание.

Наконец он отошел в сторону и отвернулся, делая вид, что рассматривает небо.

Ламлея в нерешительности сделала несколько шагов. Должна же она сказать что-нибудь, не может же она вот так, просто, уйти. Нужно как-нибудь его утешить, объяснить… Но предательские слова никак не рождались.

Почувствовав, что она смотрит на него, незнакомец обернулся. Ламлея думала, что он что-то скажет, но он промолчал. Усмехнувшись своим мыслям, незнакомец стремительно затерялся среди оголившегося осеннего сада.

Все последующие недели с ней творилось что-то неладное: она думала о нем. Сначала мысли были короткими и ненавязчивыми, но потом они начали преследовать ее, травить ее душу, будто охотничьи псы. Ламлея гнала от себя эти мысли, убеждала себя, что глупо столько думать о человеке, которого она видела всего три раза, который даже не назвал своего имени, но чем больше она себя убеждала, тем больше думала.

Это было наваждением, помешательством. Выходя в сад, Ламлея каждый раз втайне надеялась, снова увидеть его, и корила себя за то, что так обошлась с ним тогда — слишком резко и грубо. Нельзя, нельзя было ранить его, ведь он пришёл к ней с открытым сердцем, а она, жрица Светлой, поступила так, как поступает обыкновенная кокетка. Нет, она должна найти его, должна объяснит ему…

А потом Ламлея поняла, что объяснять придется не ему, а себе собой, объяснять, что он не должен полностью занимать ее мысли, что она жрица Ильгрессы, и у нее есть определенные обязательства перед богами и людьми. Она всегда считала, что неподвластна наваждениям, а теперь попалась, будто пташка в умело расставленный силок.

Помощницы заметили произошедшие в ней перемены — Ламлея стала бледна и рассеянна — и правдами и неправдами пытались выпытать причину охватившего ее недуга. Жрица ссылалась на усталость, бессонницу и еще больше уходила в работу, чтобы у нее не было ни единой свободной минутки для праздных мыслей. Ей было стыдно, стыдно за свою слабость.

Так продолжалось до нового года, а после ей стало казаться, что наваждение отступило. Ламлея вздохнула с облегчением, решив, что это было испытание, посланное, чтобы проверить крепость ее духа. Что ж, она его прошла, а то, что она изредка еще думает о нем, естественно — ей просто жаль его.

Когда наступила весна, пришло письмо от Коннора: он звал ее к себе, просил приехать, чтобы помочь сестре, обустраивавшей только что отстроенный храм. В Кадеше пока было спокойно, и Ламлея решила принять приглашение: перемена мест — это то, что ей нужно.

Зима на севере длилась дольше, поэтому взятые теплые вещи пришлись как раз кстати. Жрица с интересом рассматривала пейзаж — холодный, пустынный, но по-своему притягательный. Здесь все было не так, как она привыкла, и людей было мало, порой за день пути она никого не встречала.

Дикий суровый край…

Низкий утопающий в снегу горизонт вернул прежние воспоминания. На нее нахлынула беспричинная тоска, память в который раз воскрешала перед мысленным взором сцену в саду. Она никак не могла понять, чем же он понравился ей, почему так крепко отпечатался в ее сердце — стоит закрыть глаза, она безошибочно воспроизведет каждую черточку его лица.

То, что Ламлея до этого успешно обходила стороной, теперь накрыло ее с головой. Ей было страшно. Страшно оттого, что она не знала, что с этим делать, раз даже дорога не в силах излечить ее. Может, все дело в том, что равнина слишком пустынна? Да, конечно, так и есть, равнина необитаема, ей не с кем поговорить, ее переполняет чувство вины, и она думает о нем. Когда она увидит Коннора, то перестанет думать. Скорей, скорей бы доехать!

Где-то там, на границе цивилизованного мира и мира диких племен, Ламлея остановилась на ночлег в небольшом трактире. За окном завывала вьюга, и она с удовольствием скользнула в спасительное тепло прокуренных стен.

Ноги промокли, поэтому, заказав простой ужин, жрица сняла сапожки и удобно устроилась перед очагом. Кроме нее в трактире было еще двое, на место перед очагом никто из них не претендовал, довольствуясь кружечкой эля у стойки.

Заскрипев, хлопнула входная дверь, впустив в помещение струю холодного воздуха. Еще один посетитель. Ламлея пододвинула табурет поближе к огню, подставила ему ладони…

Обычно, зайдя в трактир, люди делают заказ, но новый посетитель молчал. Тогда жрица решила, что это кто-то вышел, но вновь раздавшиеся голоса двух охотников разубедили ее. Значит, кто-то всё же вошел. Но почему же он молчит?

Не выдержав, Ламлея обернулась и прикрыла рот рукой, встретившись глазами с тем, о ком думала все эти месяцы. Он стоял на пороге, с головы до ног закутанный в меховой плащ, припорошенный белым тающим покровом. Светлая, как же он изменился, как осунулся, будто от долгой болезни! На веках разлилась болезненная синева, глазные яблоки впали… А зрачки смотрят на нее оттуда, будто из бездны. Смотрят пристально и не мигая.

Он не дал ей сказать ни слова — казалось, одно движение, и он был уже рядом с ней. Еще миг — и Ламлея ощутила тепло его пальцев. Сама не зная, что делает, она не отняла руки, будто загипнотизированная его взглядом. Ее сердце бешено билось и стремилось к нему; она ощущала, как жар разливается от его пальцев по самым дальним клеточкам ее тела.

— Как…? — Только и смогла выдавить она из себя, не в силах отвести от него взгляда.