Дмитрий Глуховский - Дневник учёного. Предыстория к мультфильму «9»

В доме теперь всегда пасмурно, всегда ожидание грозы. Мне кажется, от меня исходит статическое электричество, до того я напряжен и раздражен.

Близняшки Петер и Пауль не желают сидеть у меня на коленях, все норовят сбежать. А когда я пытаюсь удержать их насильно, принимаются плакать. Если бы не они, я бы всерьез задумался о петле.

Запись восемнадцатая

Меня снова пригласил Канцлер.

Он был со мной мил и обходителен. Ни разу не попрекнул меня счетами, которые теперь перевалили за шестизначный рубеж, только ободряюще хлопал по плечу и спрашивал, в чем именно загвоздка.

Не зная, что ответить, я - наполовину в шутку, - рассказал ему о том трактате из анекдота Иосифа. Канцлер вежливо посмеялся и угостил меня чудной настойкой на горных травах.

Запись девятнадцатая

Сегодня перед домом остановился автомобиль - очень похожий на армейский броневик, но выкрашенный в черный цвет.

Из него вышел курьер - человек с военной выправкой и с пустыми глазами. Передал мне срочную бандероль. От кого, не сообщил.

Прежде чем Аврора успела выйти на шум мотора, авто скрылось из виду. Не зная, что лежит внутри, я соврал ей, что это доставили изготовленные на заказ детали для Машины.

Никаких деталей там, конечно, не было.

Внутри, обернутая в гербовую ткань, лежала странная книга: в переплете телячьей кожи, без названия, старая-престарая.

Я начал листать: латынь. Какие-то безумные формулы, мистические термины, гравюры, схемы… Пришлось вспомнить университетский курс латыни. Пока ничего не ясно. Завтра продолжу изучать этот загадочный дар.

Запись двадцатая

Показал чертежи Конраду.

Тот со скуки принялся их перерисовывать и тут же из подручного материала что-то мастерить. Спросил раз, что это такое, я что-то невнятное пробурчал, и ему хватило.

Выплатил ему премию.

Иосифу пока ничего не говорил, только предложил ему поискать еще какое-нибудь занятие. Жалование, понятное дело, будет сохранено, заверил я его. Он оскорбился.

«При чем тут деньги?! Никогда в своей жизни я не делал ничего более интересного. Я готов бесплатно работать с тобой до самой гробовой доски, а то и после нее, если позовешь!»,-покачал головой он.

А в трактате, между прочим, есть упоминание о том, где искать сам артефакт.

Запись двадцать первая

Устройство, описанное в книге, готово. Установлено на Машину. Разумеется, без артефакта не функционирует.

Не могу в это поверить, но я, похоже, начинаю понимать, как оно может работать. Нет, к науке это не имеет никакого отношения. Тут знания другого порядка… Я бы, наверное, и через десять жизней не научился такому.

Когда-то неизмеримо давно для этого потребовались жизни сотен поколений. А потом все это было забыто.

Я попросил у Канцлера аудиенции. Артефакт надо найти.

Запись двадцать вторая

В тихий городок на минеральных водах отправилась целая дивизия археологов в штатском.

А я вернулся к своей Машине. В последнее время задумываюсь о том, что ей не будет хватать одних голых знаний. Я обучил ее логике, но для справедливого и мудрого правления этого недостаточно.

Логично умерщвлять стариков вместо того, чтобы платить им пенсию. Логично начинать войну, чтобы отнять у соседей месторождения нефти и металла, вместо того, чтобы втридорога платить за них. Нелогично миловать приговоренных к смерти, потому что это нарушает принцип неотвратимости наказания.

Люди далеко не всегда поступают логично, что, в общем, и делает их людьми.

Странно, но даже Пауль и Петер перестали спускаться к Машине. Когда как-то после обеда я изловил их и спросил, уж не боятся ли они ее, Пауль сказал «Она холодная!», а Петер добавил «Она ждет». Дети, дети… Наслушались страшилок.

Ничего, прежде чем отыщут этот Артефакт - если он, конечно, вообще существует, - я успею научить Машину не только думать, но и чувствовать.

Запись двадцать третья

Сегодня мой дом окружили репортеры.

Не мог разобраться, что происходит. Оказывается, кто-то пустил слух, что работа над Машиной окончена. Я пытался возражать, но тщетно.

Потом всю улицу оцепили полицейские и к моему подъезду причалил личный кабриолет Канцлера.

Аврора смотрела на все это с ужасом, детей она спрятала.

Канцлер прошествовал внутрь, орава репортеров метнулась за ним. Канцлер ничего мне не объяснял, потребовал только показать прессе Машину. Я не мог ему отказать, хотя твердил все время, что Машина еще не готова.

«Величайшее изобретение всех времен и народов»,-сообщил репортерам Канцлер. Назавтра так написали все газеты.

Запись двадцать четвертая

Сегодня случилось страшное.

В три часа ночи на пороге загрохотали солдатские сапоги, а в дверь забарабанили железными кулаками.

Аврора и дети спали, а я мерял шагами лабораторию, все больше убеждаясь, что до завершения работы еще очень долго.

Испуганный, я поднялся наверх. Мне вручили ордер, отшвырнули с прохода и сразу двинулись в подвал. Дети проснулись и заплакали. Аврора, в ночнушке, ошалевшая от света армейских фонарей, испуганно что-то лепетала.

Они пришли за Машиной! Он приказал им!

Я пытался заслонить ее собой, дал ей команду защитить меня, но она не справилась: головорезов было слишком много.

Машина еще не готова! Они меня не слышали. Им было все равно. Они выполняли свои команды.

Зачем она ему понадобилась? Ведь у него даже нет Артефакта…

Запись двадцать пятая

Конрад пропал. Перестал приходить на работу, хотя я ничего и не говорил ему о том, что Машину похитили.

И еще я рассказал все Авроре. Она со мной целый день не говорит.

Запись двадцать шестая

Пришел Конрад - с блуждающей улыбкой, странный. Сказал, что теперь ездит на службу прямо в резиденцию Канцлера. Попросил дать ему алхимический трактат - что-то там проверить.

Я соврал, что сжег книгу. Умолял его не помогать Канцлеру.

Конрад ответил, что просто делает свою работу, которая отлично оплачивается, а в судьбах мира он все равно ничего не смыслит.

«Можешь не отдавать мне книгу»,-ухмыльнулся он. - «У меня отличная память. И так вспомню, что делать с Артефактом».

Запись двадцать седьмая

За мной прислали экипаж. Сказали: Канцлер нуждается в моем совете.

Я согласился, потому что думал, что смогу еще переубедить его. У меня сгущалось предчувствие, что мы вот-вот совершим что-то чудовищное, непростительное.

Аврора отвернулась, я сел в экипаж и поехал.