Алексей Глушановский - Хранитель мира

Но наибольшее количество бардов было среди занимавшихся музыкой. Причем бардов как в новом, так и в старом значении этого слова. Люди, пишущие песни и самостоятельно исполняющие их под гитару или иные музыкальные инструменты, составляли львиную долю среди всех обнаруженных бардов мира.

Впрочем, творческие наклонности обнаруженных людей были отнюдь не главной причиной проявленного к ним внимания. Так… скорее — одно из побочных следствий, тем более что никто из них каких-либо успехов на почве своих увлечений так и не добился. Главным было другое.

Фейри. Обычно не замечавшие смертных, относившиеся к людским мечтам, надеждам и желаниям, да, собственно, к самим человеческим жизням с полным безразличием, эти создания резко менялись, стоило где-нибудь поблизости объявиться барду.

Нет, барды не могли приказывать бессмертным. Но… они были единственными, с кем те общались на равных, проявляя заметное уважение, кому не отказывали в беседах, а зачастую и в помощи.

Это дало надежду. Человечество не могло сопротивляться, не могло угрожать или торговаться. Оно могло только просить… Но просьбы, высказанные устами бардов, редко встречали отказ.

Собственно, причины такого к ним отношения так и оставались непонятными. Ну право, не считать же достойной платой за покой и безопасность городов и областей пару безголосых песен, исполненных под нестройный перебор гитарных струн (далеко не все барды обладали хорошим голосом или хотя бы более-менее отточенной техникой игры), или корявую картинку, тут же намалеванную бесталанным художником, или даже быстро вылепленную из глины кривобокую статуэтку…

Любой ценитель, любой искусствовед или критик без всяких сомнений отправил бы подобные «творения» в мусорную корзину. Меломан зажал бы себе уши, чтобы не слушать плохо рифмованные и частенько фальшивящие, откровенно любительские песни и не сбивать себе слух. Но… Для фейри — великолепных, прекрасных, могущественных фейри, чьи песни могли зачаровывать, порождая безумие или счастье, исцелять и убивать, картины которых казались более живыми, чем позировавшие им натурщики, чьи танцы завораживали, а скульптуры, созданные их руками, могли оживать, — этого, как ни странно, было достаточно.

Они слушали песни, внимательно рассматривали картины, оглаживали неловкие, плохо вылепленные статуэтки — и отходили. Сдвигались. Освобождали место, позволяя людям хоть как-то существовать, выживать, сохранять свою культуру. И благословлять бардов, благодаря которым они получили такую возможность.

Разумеется, подобное полезное свойство не могло пройти мимо взглядов и цепких рук людей, находящихся на вершине властной или денежной пирамид. Бардов начали старательно прибирать к рукам. И немедленно по этим самым рукам получили, весьма и весьма болезненным образом.

Барды были готовы помочь и защитить от произвола фейри, спасти, излечить, избавить от разгулявшейся нечисти. В этих вопросах они не отказывали почти никогда. Но просьбы, выходящие за пределы довольно четко очерченного круга гуманитарных, общечеловеческих проблем, связанных с взаимодействием с фейри, понимание у них встречали редко. Очень редко. Попытки же тем или иным образом надавить на бардов наталкивались на чрезвычайно жесткое противодействие со стороны тех самых постоянно окружающих их фейри, мигом забывавших о всех договорах, деликатности и человеколюбии.

Самые изящные операции, самые тонкие интриги, направленные на мягкое внушение кому-либо из общающихся с нечистью нужных идей и мыслей, не говоря уже о каком-либо более прямом воздействии, неизменно заканчивались жуткой смертью всех принимавших участие в этой затее, начиная от предложившего идею и заканчивая последним исполнителем. Фейри не пытались как-либо воздействовать на свободу воли своих «игрушек», как иногда еще именовали бардов, но также и не позволяли на них влиять людям.

Еще одной проблемой было количество самих бардов. Их было мало. Очень мало. Им физически не хватало времени, чтобы успеть всюду, где открывались новые сиды, чтобы «успокоить» разгулявшихся фейри. Не говоря уж о том, чтобы на постоянной основе прикрывать какие-либо места и города, кроме самых крупных, от периодически «шалящих» бессмертных. Сложилось хрупкое равновесие. Люди могли жить своей жизнью, не очень отвлекаясь на проделки фейри, а фейри в свою очередь не сильно буянили, периодически «успокаиваемые» метающимися по всему земному шару немногочисленными бардами. Вот только что дать бардам взамен, что им надо и чем их можно в случае нужды прижать или купить — человечество так и не знало. И это тревожило. Очень тревожило, ведь психика бардов, и так не отличающаяся особой стабильностью, в результате их непрестанного контакта с бессмертными менялась. Сильно менялась.

Фактически более-менее опытный бард в обязательном порядке был ненормальным. В смысле — не совсем, конечно, сумасшедший, но близко. По крайней мере, именно в таком ключе их действия и заявления воспринимались окружающими. Обычные человеческие слабости и интересы были безразличны этим странным людям. Власть и деньги не интересовали их абсолютно. Слава нервировала и раздражала. Угрозы — просто игнорировались, причем похоже, что одной из причин этого было почти полное отсутствие инстинкта самосохранения. Красивейшие женщины, каких только ни пытались подложить под них различные спецслужбы и частные лица, вызывали в лучшем случае слабый интерес.

Впрочем, последнее в некоторой степени можно было понять. Сергею пару раз доводилось наблюдать возвращение своего подопечного из очередного сида под руку с ослепительными красавицами нечеловеческого рода, так что его низкий интерес к «сладким ловушкам» был вполне объясним.

Но все остальное? Причины, по которым барды столь упорно отказывались от денег, власти, славы и даже простого комфорта в угоду каким-то странным, никогда полностью ими не озвучивавшимся и, похоже, невероятно противоречивым правилам, были совершенно непонятны. Например, их категоричнейший отказ от официального сотрудничества со спецслужбами в обеспечении безопасности людей.

К чему он? Ведь барды так и так по доброй воле защищали своих соплеменников и при этом отнюдь не отказывались от помощи спецслужб. Информация, обеспечение доставки барда в нужное место, забота о его безопасности — все это принималось без возражений. Но любые предложения о зачислении их в какую бы то ни было структуру, хоть государственную, хоть частную, хоть существующую, хоть созданную специально под них, неизменно натыкались на категоричный отказ.

Да и коммуникативные навыки этих людей после первого их контакта с бессмертными по каким-то неизвестным причинам начинали быстро ухудшаться. Барды искренне не любили и не умели общаться с людьми, и это их нежелание было настолько сильным, что в конце концов к ним были приставлены официально нигде не числящиеся, вычеркнутые из всех документов, а неофициально — тесно и плотно сотрудничающие с государственными структурами люди. Такие, как он, бывший «капитан ГИБДД», а сейчас — свободный агент с неограниченными правами по защите лица особо ценного для государственной безопасности. Причин, по которым из более чем двух тысяч кандидатов его подзащитный, один из наиболее активных бардов России Артур Станиславович Королев — двадцати двух лет, образование незаконченное высшее, сирота, не женат — выбрал именно его в качестве своего агента и защитника среди людей, Сергей не знал. Но старался как следует исполнять свой долг и обязанности, не забывая, впрочем, и о собственных нуждах. В конце концов, в отличие от барда, у него они имелись!