Вадим Кондратьев - Извек

— Ай, недогляд вышел! Про дитё забыли! На втором поверхе дочка хозяина осталась! Ай, негоже! Младенца загубили!

Извек зло плюнул, прищурился на верхние окна, так и есть. Девчушка лет десяти вцепилась в раму и дикими глазами смотрела во двор.

— Твою… — прошептал Сотник, сдёрнул перевязь с мечом и сунул старику в руки. — Эрзя, пособи в терем прыгнуть!

Эрзя замешкался, но быстро сообразил, что к чему.

— Давай к среднему окну! — крикнул он и рванулся вперёд.

У дома, жмурясь от жара, пригнулся, напружинил ноги и упёрся локтями в стену. Извек, как в штурме, сходу запрыгнул ему на спину и, размахнувшись, ухнул ладонью в оконный переплёт. Цветные цареградские стёкла с осколками рамы посыпались внутрь. В ответ из дома с рёвом вырвался огненный вихрь и, опалив волосы, сбросил дружинника на землю.

Ударившись спиной, Извек увидел глаза ребёнка. Застыв от ужаса, девчонка неотрывно смотрела на двоих под окнами. Эрзя потащил упавшего друга от стены, но Сотник выдернул руку и заорал:

— Вина давай! Сам встану, цел пока!

— Нашёл время… — опешил Эрзя. — А на закусь что?

— Бочку вина! На меня! Живо! — рыкнул дружинник, смахивая с глаз обгоревшие ресницы.

До Эрзи наконец дошло. В два прыжка оказался у захваченной погромщиками бочки. Пинком отбросил мешавшихся зевак, качнул, сунул руку под днище, взял на плечо. Рядом Извек бухнулся на колено.

— Лей! На голову! Всё!

— Понял! — натужно прохрипел Эрзя, и на солнце блеснула широкая рубиновая струя. Рубаху дружинника будто залило кровью, мокрые волосы облепили шею и лицо. Винный дух вмиг забил запах палёной шерсти.

— Довольно! — остановил Сотник. — На себя и к стене!

Эрзя запрокинул бочку вверх дном. Остатки хлынули на плечи, но он всё же успел хапнуть ртом изрядный глоток. В следующий миг оба уже мчались на второй приступ.

Эрзя почувствовал, что жар усилился. Одежда тут же пошла паром, рукава обжигали локти. Сзади донеслось привычное: «Держать!», и на хребет будто бросили годовалого быка.

Скакнув с разбега, Извек толкнулся ногами от его спины и, камнем из пращи, влетел в оконный проём. Эрзя тут же бросился от окна. Одежда жгла как кипяток. Пар валил такой, что, казалось, сам горит не хуже дерева. Чьи-то заботливые руки уже откупорили вторую бочку и вылили на голову полведра сладкого янтарного нектара. Кто-то хохотнул:

— В ромейском вине сам князь не купался!

Эрзя, ничего не слыша, во все глаза всматривался в окна терема. Увидал, как девчонка оглянулась и исчезла, будто сметённая ураганом. На миг в дыму мелькнуло могучее плечо Сотника, и окно накрыло пламенем. По толпе прошёл гомон сожаления. Сетовали, что такой молодец и сам в полымя полез. Огонь уже разошёлся по всему дому и пожирал древесину двух поверхов. Неожиданно ставни светёлки разлетелись в щепки. В клубах дыма, на крышу вывалился Извек. Одной рукой прижимал к себе девчонку, другой — тёр слезящиеся глаза.

В толпе радостно ахнули, но тут же смолкли. Сотник сделал несколько шагов и замер. Крышу со всех сторон окружали стены огня. Черепица по краям начала трещать и лопаться. Эрзя подбежал к пожарищу, поймал загнанный взгляд Сотника и указал рукой за дом. Там, в трёх саженях от терема, сворачивались от жара листья старой берёзы.

— Дерево! Допрыгнешь! — что есть силы, проорал Эрзя.

Сотник оглянулся и, перебравшись на ту сторону, положил ребёнка себе на спину. Сцепив дрожащие ручонки на своей шее, сдёрнул поясной ремень и пристегнул девчушку к себе. Она тут же обхватила ногами его бока и, прижавшись всем телом, замерла.

Извек собрался силами. Предстояло разбежаться по крыше вниз, а прыгнуть вверх. Высмотрев ветку поудобней, засомневался, выдержит ли. Язык пламени, заслонивший берёзу, не оставил времени на размышления. Сотник хлопнул по худенькой коленке:

— Закрой глаза и держись!

Гудящая толпа перетекла к берёзе. Махали руками, что-то кричали, но рёв пламени уже перекрывал голоса.

Извек глубоко вдохнул и сорвался с места. Влетев в огонь, оттолкнулся и распластался в отчаянном прыжке. Толпа ахнула, но когда его пальцы сомкнулись на берёзовом суку, разразилась восторженным воем. Ветка трещала от повисшего груза но не ломалась. Снизу донёсся голос Эрзи:

— Давай девку, поймаю! Скорей, пока не зажарились! Чё вцепился, как ящер в пропащую душу!

Отпустив одну руку, Сотник дёрнул за ремень. Когда коготь пряжки вышел из прорехи, перехватил ребёнка за тонкую ручонку:

— Отцепляйся!

Спасённая молчала, таращила испуганные глаза, но мёртвую хватку не отпускала. Извек, как мог, сделал голос ровным.

— Отлепись, говорю, а то вместе грохнемся! Сами убьёмся, да ещё кучу зевак передавим!

Увещевание подействовало и девчушка повисла на одной руке. Извек увидел растопыренные внизу пятерни друга и разжал пальцы. Потом перехватами добрался до ствола и, как медведь, сполз в объятия Эрзи.

— Ну, теперь в баньку? — улыбнулся тот, топорща мокрые усы. — Или лучше на реку?

— К колодцу! — еле выговорил Извек. В горле саднило, в груди жгло. На глаза снова попался Вьюн. Подскочил к Сотнику, вернул меч, глянул на его опаленные дрожащие руки, смахнув слезу, молча побрёл прочь. Через несколько шагов оглянулся на погромщиков.

— Вонми, хлопцы! Кончай разор!

Ссутуленная фигура двинулась дальше. Вдоль улицы понеслись затихающие крики:

— Вонми-и! Уходим!

Отходчивая русская душа прекращала буйство так же порывисто, как и зачинала… Следом, не обращая внимания на похвалы, двинулись дружинники.

…К исходу дня, отмывшись и переодевшись, направились в корчму. По дороге ловили обрывки разговоров. Дивились, как быстро разлетаются и обрастают домыслами любые новости.

В корчме, как обычно, всё знали в подробностях. Судачили кто кого по сусалам съездил, да как тот перекувырнулся. Когда в дверях показались Извек с Эрзёй, кто-то пьяным голосом возопил:

— Слава разрушителю стен, домов и крылечек!

Рёв поддержала ещё дюжина глоток. Кружки и ковши двинулись вверх так рьяно, что брага с мёдом плеснула на соседей. Сотник устало вздохнул, направился к дальнему столу, где хмельной Мокша припас кувшин вина и два места на широкой лавке.

Гвалт постепенно затих под раскатистым голосом дородного говоруна:

— …Он же думал, что самый хитрый! Едва дом занялся, и народ прочь двинул, они со старым Вьюном — к дому. Пока Вьюн бородёнкой вертел, Сотник ему мечик сунул, а сам в окно. Влетел и ну шерстить по укромам, авось, где золотишко завалялось. Тут, из-за печи, на него, кто-то ка-ак кинется, и сразу на загривок! Извек думал домовой, да с перепугу на двор подался, а это, оказывается, девчонка хозяйская. Видать решила, что погромщик её пряники стащит.