Наталья Резанова - Княжеская ведьма

– Ступай прочь! Нет у меня в доме никаких летописей, а кабы и были, так не для безухих воров!

Он заворочался на снегу, что-то бормоча. Перед тем, как закрыть дверь, я прибавила:

– А если вздумаешь ломиться в дом, то я подниму всю улицу!

Я решила безопасности ради до утра не ложиться спать, однако была уверена, что нападения этой ночью не будет. Мои слова возымели должное действие. Этот человек уже побывал в руках падача, и у него имелись все основания скрываться. Я совсем не боялась его, хотя и следовало быть настороже. Он был слишком ничтожен, чтобы причинить мне вред, и заслуживал только презрения. Но я могла бы и тогда догадаться, что порой самые маслые причины вызывают великие бедствия.

А бедствия заполняли обитаемые земли. То, что в Тригондуме жили мирно, было величайшим чудом, или следствием бедности и неплодродия края. Война во всех трех королевствах шла уже долгие годы, и трудно было даже запомнить, не то, что представить: кто с кем воюет. Наш город неоднократно переходил от одного правителя к другому, когда в очередной раз перекраивались земли. Но все это происходило далеко, жизнь горожан затрагивало мало, а меня и вовсе не касалось. К войне привыкли, горожане не думали о ней, а так как их дела были и моими делами, не думала о войне и я. А подумать стоило. Подумать о многом. Например, почему люди привыкают к войне. Дурные времена – скажут в ответ. Но бывают ли хорошие времена? Может, и том, свидетельницей чего я стала впоследствии, будут вспоминать со светлой слезой умиления. Вспоминать? Вернее, заново придумывать. Ведь забыть так легко.

Только не мне.

Забвения я не прошу. Не прошу никогда и ничего. Что я получила, то уже получила, и больше ничего не будет.

Примерно три недели прошли спокойно, а однажды, пробыв целый день в отсутствии – больной, к которому меня вызвали, был очень плох, хотя и не безнадежен – по возвращении я увидела, что у меня в доме побывали. Жилище мое невелико, и непрошеными гостями не был позабыт ни погреб, ни чердак. Ничего не украли, но все было разбросано и разворошено. Особенно упорно рылись в книгах, но не побрезговали и кухней, и постелью. И не надо было быть не только ведьмой, но и знахаркой, чтоб догадаться, кто здесь был, и зачем. Ничего он не нашел, и не мог найти, поскольку я сказала правду – среди моих книг нет никакой Летописи. Но именно правде люди обычно и не верят. Интереснее другое – раз они не взял других книг, выходит, сумел определить, что ни одна из них не соответствует тому, что он ищет, Выходит, был грамотен, а это большая редкость. Странно, но не слишком. Грамотного вора в наше время все же проще встретить, чем грамотного правителя.

Я понимала, конечно, что Безухий меня в покое не оставит. И не испугалась. Я только была раздражена, хотя и ожидала чего-то подобного, и сильно утомилась, прибирая в доме и расставляя все по своим местам. Поэтому единственная мысль, посетившая меня по поводу второго пришествия Безухого, была следующая: «Хорошо бы завести собаку».

Можно сказать, что так никогда и не появившаяся в моем доме собака спасла мне жизнь. Ибо отчасти по причине этой заботы меня не оказалось в городе в ту страшную рождественскую ночь.

Я не хотела бы, чтоб думали, будто я из-за своей немощи вечно сидела сиднем. Я не сидела, даже когда ходила с костылями, а теперь в них давно уже не было нужды. Разумеется, я предпочитала находиться дома, но мне случалось покидать городские стены, и на значительный срок. С ранней весны до поздней осени я бродила по окрестным рощам и пустошам, ибо каждая трава, или цветок, или корень, или ягода, имеют свой срок сбора, и в дни этих походов находила приют у разных людей. Чаще всего останавливалась на ферме у Бранда и его жены.

Я не стану подробно о них рассказывать. Просто добрые люди среднего, по здешним понятиям, достатка. Мы были дружны. Конечно, у нашей дружбы была деловая основа, чего я отнюдь не порицаю. В доме росла целая орава ребятишек, которых я пользовала от разных незатейливых хворей, Бранд иногда присылал мне муку и овощи. Скотину у них сторожила огромная злющая собака по кличке Хольда. О ней-то я как раз и подумала, прибирая в доме, после того, как Безухий пытался меня обокрасть. Вскорости Бранды приехали в город что-то продавать, зашли ко мне и пригласили погостить у них на Рождество. Я согласилась.

До сих пор думаю – почему я не почувствовала надвигающейся опасности? Ведь если она угрожала не только мне, но и городу, тем сильнее я должна была ее ощутить. И почему я все-таки именно в это время покинула город? Я же могла просто передать им свое пожелание, они сами ко мне приходили, так нет, сорвалась с места, оделась потеплее, погрузилась на повозку и поехала. Было ли это простым совпадением?

Повторяю – есть много явлений, природа которых мне неизвестна, но, если судьба – «и могучая участь», как сказал языческий поэт, хотели сохранить Летопись, все должно было произойти именно так. Если бы я знала о готовящемся нападении, покинула бы я город? Никогда. Ничего, разумеется, я бы этим не изменила, наш слабый гарнизон не превратился бы в многочисленную армию, а ветхие укрепления не оделись бы могучими стенами – но я бы осталась. И гибель моя в ту ночь огня и крови была более чем очевидна. Правда, теперь мне известно, что у них был приказ не убивать меня, но кто во время резни слушает приказы? Единственный способ избежать опасности был – не знать о ней.

Это лишь одна из моих догадок. Верна ли она – не мне судить. Все совершающееся на свете имеет не одно объяснение, и даже не два, и, возможно, не двести. И что до этого тем, кто пребывает в неведении? Война? Но приморский Арвен и предгорный Вильман, купеческий союз Сламбед и княжество Торгернское – это так далеко, почти столь же далеко, как Рим или город Константина, а о них-то кому придет в голову беспокоиться? Рвите друг другу глотки, короли и князья, а мы – простые люди, у нас свои дела, и я пока никто, я одна из вас, и все мы вместе.

Бранды жили к северу от Тригондума. Снег лежал там глубже, чем рядом с городом, и нетронутые белые поля простирались на мили вокруг. Наконец, мы прибыли, к общей радости, понятно, меня не просто так приглашали, там требовалось кое-кого подлечить, но я на это и рассчитывала. Щенков там в это время не было, но мы договорились, что когда Хольда будет щениться, одного дадут мне. Я теперь даже рада, что их там не было, потому что, если б я прихватила с собой щенка по возвращении в город, что бы с ним сталось? Смешно и думать о судьбе жалкой бессловесной твари после гибели стольких людей, но я почему-то не смеюсь.

До Рождества оставалось еще несколько дней, и жизнь в хозяйстве Бранда текла как обычно. Я помогала его жене по дому, возилась с ребятишками. Не припомню ни одного сколько-нибудь значительного происшествия, которое бы стоило отдельного упоминания. Жизнь, жизнь, как ее описать, когда она просто есть? Пришел и прошел Сочельник, и настала эта ночь, которая по-прежнему была для меня ночью омелы и остролиста, и никакой иной. Если на свете стояла кровавая звезда, что, как говорят, отмечает роковые события, то я не видела ее сквозь соломенную крышу. К празднику зарезали свинью, и в ту ночь все собравшиеся в доме ели жареную свинину, запивая ее красным вином, – его могли позволить себе лишь раз в году, остальное время обходились пивом, – дети носились по горнице, взрослые распевали во всю глотку, и никто, ничем не подсказало мне, что именно сейчас…