Константин Соловьев - Урод

Но никто его об этом не спрашивал.

– Ну и зачем? – спросил Армад хмуро, отставляя пустой кувшин. – Крэйн, иногда мне кажется, что ты не контролируешь свои действия. Это опасно.

Крэйн лишь улыбнулся. После боя, если это, конечно, можно было назвать боем, он чувствовал приятное оживление, погорячевшая кровь струилась по жилам, наполняя тело силой и уверенностью. Он машинально коснулся пальцем рукояти стиса и на бледной коже отпечаталась жирная багровая точка, похожая на большого жука. Брезгливо поморщившись, он вытер ее о край стола.

– Извини, – сказал он. – Я, наверное, был неправ. Мне просто надо было развеяться.

– О да. Он действительно оскорбил шэда Кирана?

– Не знаю. Какая разница? Достаточно того, что это животное осмелилось осквернить своим гнилым ртом его имя.

– Опять скука? Ты опять чувствуешь скуку, Крэйн?

Крэйн пожевал губами и отвел взгляд.

– Не знаю. Я опять чувствую пустоту. Я соскучился по жару возбуждения в крови, мне его до смерти не хватает. Мне надоело проводить дни напролет в трактирах и мне до смерти надоел этот гнилой запаршивевший город. Жизнь опять становится пуста, Армад. Знаешь, это как будто падаешь вниз, но в лицо не бьет ветер, ты не чувствуешь воздуха. Вместо воздуха вокруг тебя – бесплотный туман, который рассеивается между пальцами, когда пытаешься его схватить.

– Ты можешь получить свою порцию возбуждения, соблазняя придворных дам, – мрачно сказал Армад. – Раньше тебе этого хватало.

– Нет, это не то. – Шэл скривился. – Это приедается. Хрупкие испуганные ласки юных девиц, жаркая, как не остывший уголь, страсть зрелых женщин, испуганные и полные ненависти глаза их мужей… Наверное, я уже стар для этого. Прыжки по крышам с одеждой в охапку хороши лет до пятнадцати, потом это начинает утомлять.

Он проводил долгим взглядом проходящую возле их стола симпатичную служанку и вздохнул.

– Женщины ужасно предсказуемы, они думают только об одном.

– Ты пользуешься у них успехом, – рассмеялся один из дружинников. – Будь уверен, в этом городе нет ни одной, которая не мечтала бы оказаться внутри твоего касса!..

– Это и приедается. Хорошо всегда то, что недоступно, я успел это понять. Давно прошло то время, когда я чувствовал жар жизни. Первый поцелуй, первая дуэль… Все приедается, мой друг, все приедается. Сейчас, чтобы оживиться, мне требуется нечто большее. Не знаю, возможно, небольшая война или…

– Лучше устрой охоту на хеггов, выводки уже достаточно близко подошли к городу.

– Бессмысленное убийство не дает ничего ни сердцу, ни руке. Пустая трата времени.

– В убийстве ремесленника не больше смысла, – тихо сказал Армад. – Ты мог избежать этой дуэли, мой шэл.

– Конечно, мог. – Крэйн улыбнулся, и в его глазах опять заплясал дьявольский огонь. – Но что с того? Это была единственная возможность разогреть кровь сегодня вечером. Не мог же я упустить столь славную возможность.

– Люди на улицах скоро станут шарахаться от тебя. У тебя слава убийцы.

– Только не женщины, – заметил дружинник, подмигивая молоденькой служанке, которая, посчитав себя удачно затаившейся за бочкой, впилась взглядом в лицо молодого шэла. – Только не они.

Служанка вспыхнула и поспешно отошла к стойке, но все-таки не удержалась, метнула последний взгляд в шэла. Но тот ее не заметил.

– Я не собираюсь быть шэдом, Армад. Довольно и того, что я – младший шэл Алдион. Мне нет нужды завоевывать любовь своих подданных.

– Но разве не…

– Нет. Мне не нужна их любовь, как не нужны они сами. Я их… – шэл сделал неопределенный жест, подбирая подходящее слово, – …не замечаю. Могильные жуки, трусливые и злобные. Это не люди, это насекомые, разновидность хеггов. Посмотри, как смешно они косятся на нас – все слышат, но боятся до смерти. Удивительно забавное и гадкое зрелище! Добиваться их любви?.. Нет уж, я обойдусь без этого, заигрывать с чернью – удел Орвина, на мою жизнь хватит и других занятий.

– Дуэлей, кабацких гуляний и женщин? – Армад отвел взгляд от своего шэла. – Это хорошо в молодости.

– Именно поэтому ты и попытался привести меня в самый тихий трактир Алдиона, – хохотнул Крэйн. – Нет, мой друг, я не собираюсь тянуть жизнь, как карк тянет кожу со своей добычи. Если дуэли и кабацкие гуляния – это моя жизнь, что ж, значит, это мой выбор. Это куда лучше и честнее, чем участвовать во всех интригах двора или добиваться трона шэда. Я доволен тем, что делаю, а значит, все идет правильно. Верить в любовь, прощение и сострадание – величайшая глупость, вера трусов и калек. Сильный человек свободен, потому что настоящая сила – это свобода. Свобода от писаных правил, добродетели, порядков, законов и традиций. Живи, как ты хочешь, – и ты будешь силен, подчинись чужой воле, позволь хоть единожды заставить себя совершить то, чего не желаешь, – и твоя свобода станет ничем. В этой жизни я не подчиняюсь никому: ни шэду, ни шаббэл, ни кому еще. Я по-настоящему свободен, именно поэтому многие меня столь ненавидят. Даже Ушедшие ничего не смогли бы со мной поделать.

Армад хмуро посмотрел на увлеченного Крэйна и качнул головой.

– Не поминай Ушедших, Крэйн. Если ты привлечешь внимание жрецов, неприятностей будет куда больше, чем ты привык к себе притягивать.

– Ерунда. Если хоть один черноголовый попытается осудить меня, ему придется нагонять своих богов настолько быстро, насколько я успею вытащить эскерт.

– Их влияние снижается, ты прав, но помни, что у них еще достаточно сильны позиции в Алдионе. Допустим, никто не осмелится тащить тебя на священный суд, Орвин при всей нелюбви к тебе не сможет допустить этого и позволить уронить честь рода Алдион, но даже твоя дружина не сможет охранять тебя постоянно до конца твоих дней, Крэйн. Артак в шею на темной улице – и все, в городе останутся только два шэла…

– Ты напрасно пытаешься меня запугать, Армад. Это бесполезно. Я знаю, что тебе не безразлична моя жизнь, но поверь, будет лучше, если я буду думать своей головой.

Именно в этот момент спокойствие посетителей второй раз за вечер было грубо нарушено. Входная дверь трактира, тяжелая, сработанная из толстых крепких досок и хитиновых гвоздей, с грохотом распахнулась, пропуская внутрь последние красные лучи догорающего Эно. Дыхание неожиданно ворвавшегося ветра растрепало волосы посетителей, кто-то от неожиданности разбил кувшин об угол стола, было слышно, как что-то медленно течет на земляной пол.

Ворвавшийся человек был грязен, взволнован и пьян. Он был достаточно стар и тем более жалок.

– Во имя Ушедших. – Он закашлялся, обводя трактир невидящим взглядом. – Я спешил… Там… Там ворожей. Настоящий. Только что…