Роберт Сильверберг - Хроники Маджипура

— Держись крепче, — предупредил гэйрог, — я обопрусь на тебя.

Тесме опустилась на четвереньки — колени и локти глубоко ушли во влажную землю. К удивлению девушки, гэйрог сделал всем телом странное, тоже какое-то змеиное извивающееся движение и встал, на мгновение тяжело надавив ей на спину между лопаток, отчего у нее перехватило дыхание. Затем он, шатаясь, выпрямился и ухватился за свешивающуюся лиану. Тесме вскочила и напряглась, готовая подхватить его, если он вновь упадет. Но гэйрог устоял.

— Нога сломана, — объяснил он. — Спина повреждена, но не сломана.

— Сильно болит?

— Болит? Нет, мы почти не чувствуем боли. Проблема в трудности передвижения. Я не могу опираться на ногу. Постарайся найти для меня крепкую палку.

Тесме огляделась в поисках чего-нибудь подходящего для роли костыля и почти сразу же заметила мощный воздушный корень лианы, спускавшийся к земле. Глянцевитая черная деревяшка была толщиной почти в руку, но, как уже хорошо было известно Тесме, довольно хрупкой, так что она принялась гнуть и крутить корень и вскоре отломила от него кусок ярда в два. Висмаан крепко вцепился в костыль, обхватил второй рукой Тесме и осторожно перенес тяжесть на здоровую ногу. С огромным напряжением сделал шаг, другой, третий, старательно держа сломанную ногу на весу. Тесме показалось, что его запах изменился, стал резче, медовый оттенок почти совсем исчез, сменившись резким уксусным духом. Несомненно, это явилось следствием тех усилий, которые ему приходилось прилагать при ходьбе. Да и боль, похоже, была не такой ерундовой, как он хотел ее уверить. Но, так или иначе, он передвигался.

— Как ты сломал ногу? — спросила она.

— Я взобрался на это дерево — хотел осмотреть местность, а оно не выдержало моего веса.

Он кивнул в сторону тонкого блестящего ствола высокого сиджанила. Нижняя ветка — футах в сорока над головой — была сломана и держалась только на лоскутке коры. Тесме недоумевала, как он вообще уцелел, свалившись с такой высоты, а секундой спустя изумилась еще больше, вдруг сообразив, что ему удалось забраться туда по совершенно гладкому, без единой зацепки, стволу.

— Я хочу обосноваться в этих местах и заняться земледелием, — между тем сообщил гэйрог. — Ты держишь ферму?

— В джунглях-то? Нет. Я просто тут живу.

— С мужчиной?

— Одна. Я выросла в Нарабале, а сейчас решила некоторое время побыть в одиночестве. — Они добрались до мешка с калимботами, который бросила Тесме, когда заметила лежавшего на земле чужака. Подхватив мешок, она повесила его на плечо. — Можешь оставаться у меня, пока нога не заживет. Только добираться до моей хижины придется весь день. Ты уверен, что сможешь идти?

— Так ведь иду же.

— Если захочешь отдохнуть, скажи.

— Потом. Не сейчас.

И действительно, около получаса они с трудом, но без остановки двигались вперед — раненому, похоже, было при этом очень больно. Наконец он попросил передышки, но при этом остался стоять, привалившись к дереву, и пояснил, что не стоит заново производить весь сложный процесс вставания с земли. И все же Тесме казалось, что он довольно спокоен и не испытывает сильного дискомфорта, хотя, конечно, прочесть что-либо в его неподвижных чертах лица и немигающих глазах было невозможно. Судя по всему, эмоции проявлялись лишь в непрерывном стремительном мелькании раздвоенного языка, но, естественно, она и понятия не имела о том, как можно истолковать эти молниеносные движения. Спустя несколько минут они снова тронулись в путь. Идти так медленно было очень трудно, и к тому же на плечах у девушки всей тяжестью висел раненый, так что она то и дело ощущала судороги в мышцах. Все тело болело, но они упорно тащились через джунгли. Говорили они мало. Гэйрог, казалось, изо всех сил старался удержаться на ногах, а Тесме сосредоточилась на дороге, отыскивая удобные проходы и стараясь избегать ручьев и густого подлеска, которые ее покалеченный спутник не смог бы одолеть. Когда они миновали полпути до хижины, пошел теплый дождь, и весь остаток пути они брели сквозь горячий липкий туман. Когда наконец Тесме увидела впереди свою хибарку, она чувствовала себя совершенно измученной.

— Это не слишком роскошный дворец, но меня вполне устраивает, — пояснила она. — Я построила его собственными руками. Можешь лечь сюда. — Она подвела гэйрога к своей постели из собранных на земле опавших листьев занджа. С негромким шипящим звуком, в котором можно было безошибочно угадать облегчение, он опустился на мягкое ложе. — Ты, наверное, есть хочешь? — поинтересовалась Тесме.

— Не сейчас.

— Или пить? Нет? Понимаю, тебе надо немного отдохнуть. Я выйду, а ты лежи спокойно.

— Сейчас у меня не сезон сна, — ответил Висмаан.

— Не понимаю, при чем…

— Мы спим часть года, обычно зимой.

— И бодрствуете все оставшееся время?

— Да, — кивнул он. — В этом году я уже проспал свое. Понимаю, что это не похоже на людей…

— Совершенно, — согласилась Тесме. — В любом случае тебе надо отдохнуть. Ты, должно быть, страшно устал.

— Я бы не хотел выгонять тебя из твоего дома.

— Ничего страшного, — ответила Тесме и, не дожидаясь ответа, шагнула за дверь. Снова начался дождь. Привычный, почти успокаивающий дождь, моросящий каждый день по нескольку часов. Она вытянулась на подушке из мягкого упругого мха и предоставила теплым дождевым струям смывать усталость с ноющей спины и плеч.

Гость. Да еще к тому же чужак. А почему бы и нет? Гэйрог казался нетребовательным, спокойным, хладнокровным даже в несчастье. Травма была явно куда более серьезной, чем он хотел это показать, поскольку даже такое относительно недолгое путешествие через лес измотало его. В таком состоянии ему не одолеть путь до Нарабаля. Тесме, правда, могла сама сходить в город и договориться с кем-нибудь насчет парящей повозки, чтобы перевезти гэйрога, но такая идея ей не нравилась. Никто не знал, где она живет, и она совсем не хотела показывать кому-либо дорогу. С некоторым смущением она вдруг осознала, что у нее нет желания избавиться от гэйрога, — наоборот, ей хочется оставить его здесь и ухаживать за ним, пока силы его не восстановятся. Она сомневалась, что кто-нибудь еще в Нарабале согласится приютить чужака, и мысль об этом наполняла ее приятным ощущением собственной порочности, позволяла и теперь оставаться непохожей на узколобых обывателей родного города. За последние год-два ей приходилось слышать множество перешептываний и сплетен о существах других рас, поселившихся на Маджипуре. Люди опасались и недолюбливали похожих на рептилий гэйрогов, гигантских неуклюжих волосатых скандаров, маленьких хитроумных многоножек — вруунов, кажется, — и прочих причудливых созданий; и пусть пока в укрывшемся на краю света Нарабале чужаков еще не видели воочию, враждебная почва для них была уже вполне подготовлена. Только эксцентричной дикарке Тесме, подумала она, ничего не стоит подобрать инородца и выхаживать его, кормить с ложечки лекарствами и супом — или что там дают гэйрогам со сломанными ногами? Она даже не представляла, как следует о нем заботиться, но это ее не останавливало. Ей вдруг пришло в голову, что за всю жизнь она вообще никогда ни о ком не заботилась: не было ни удобного случая, ни возможности. На нее, как на самую младшую в семье, никто никогда не возлагал никакой ответственности. Она не была замужем, не рожала детей, даже не держала домашних животных, не говоря уже о том, что, хотя ей пришлось пережить множество бурных романов, мысль о том, чтобы навестить заболевшего возлюбленного, даже не приходила ей в голову. Теперь она понимала, почему решилась оставить гэйрога у себя в хижине, — ведь она сбежала из Нарабаля в джунгли для того, чтобы начать новую жизнь и искоренить самые отвратительные качества той Тесме, которой была прежде.