Гай Кей - Песнь для Арбонны. Последний свет Солнца

— Действительно, все это весьма тревожные вопросы, — произнес стоящий впереди человек, но в его голосе не слышалось большой тревоги. — Я полагаю, ты не имела возможности поразмышлять о них. А я размышлял. — Голос его стал резким. — Но я жду от тебя содействия, иначе люди пострадают, и, боюсь, в том числе эта девушка. У меня не так много времени в запасе, госпожа Аэлис, и терпения тоже. Брось лук!

Последнее предложение прозвучало резко, как приказ, и Аэлис даже подскочила. Она бросила взгляд на Ариану. Глаза у девушки широко раскрылись, она дрожала от страха. Рикьер лежал лицом вниз на траве. Кажется, он был без сознания, но она не видела раны, нанесенной клинком.

— Другим не причинят вреда? — спросила она.

— Я это уже обещал. Не люблю повторяться. — Голос звучал приглушенно из-под карнавальной маски, но в нем явственно слышалось высокомерие.

Аэлис бросила арбалет. Не говоря ни слова, предводитель повернулся и кивнул головой. Из-за арки, ранее скрытый ее массивной формой, вышел еще один человек, ведущий двух коней. Предводитель вскочил на крупного серого коня, а раненый неуклюже забрался на черную кобылу. Больше никто не пошевелился. Другие явно собирались остаться и заняться коранами.

— Что вы сделаете с девушкой? — крикнула Аэлис. Разбойник обернулся.

— Хватит вопросов, — резко ответил он. — Ты едешь или тебя придется связать и тащить, как телку?

Нарочито медленно Аэлис пустила коня шагом. Поравнявшись с Арианой, она остановилась и произнесла:

— Будь храброй, умница, они не посмеют причинить тебе зла. Если будет на то милость Риан, я очень скоро снова тебя увижу.

Она двинулась дальше, все еще медленно, сидя на коне с высоко поднято головой и расправив плечи, как и подобает дочери ее отца. Предводитель не обращал на нее внимания, он уже развернул своего коня и поскакал, даже не оглянувшись назад. Раненый мужчина ехал позади Аэлис. Втроем они, тихо позвякивая сбруей, проскакали под аркой Древних, сквозь ее холодную тень, а затем снова выехали на солнечный свет с другой стороны.

Они ехали по молодой траве почти прямо на север. Позади них береговая линия озера Дьерн повернула на восток и пропала из виду. Слева тянулись вдаль виноградники Уртэ. Впереди маячил лес. Аэлис хранила молчание, и мужчины в маске тоже не разговаривали. Когда они приблизились к соснам и бальзамину на опушке леса, Аэлис увидела хижину угольщика, стоящую у самой тропинки, заросшей травой. Дверь оказалась открытой. В утреннем свете никого не было видно, и не слышалось никаких звуков, кроме стука копыт их коней и птичьих криков.

Предводитель остановился. Он ни разу даже не взглянул на нее с тех пор, как они тронулись в путь, и сейчас не смотрел.

— Валери, — произнес он, оглядывая опушку леса с обеих сторон, — покарауль немного, но сначала найди Гарнота, он должен быть неподалеку, и пускай он промоет и перевяжет твое плечо. В ручье есть вода.

— В ручье обычно всегда есть вода, — низким голосом заметил раненый, неожиданно резко. Предводитель рассмеялся, и звук его смеха далеко разнесся в тишине.

— За эту рану тебе некого винить, кроме себя, — сказал он, — нечего вымещать на мне свои обиды. — Он спрыгнул с коня, потом впервые посмотрел на Аэлис. Знаком приказал ей спешиться. Она медленно подчинилась. Изысканно учтивым жестом, почти пародийным в данной обстановке, он указал на вход в хижину.

Аэлис огляделась. Они были совершенно одни, далеко от тех мест, где могли бы случайно появиться люди. Тот человек, Валери, под маской из меха серого волка, уже поворачивал коня, чтобы отправиться на поиски Гарнота, кем бы тот ни был. Возможно, угольщиком. Ее стрела все еще торчала из его плеча.

Она прошла вперед и вошла в хижину. Предводитель разбойников вошел следом и закрыл за собой дверь. Она захлопнулась, громко щелкнула задвижка. С обеих сторон в распахнутые окна дул ветер. Аэлис прошла на середину маленькой, скудно обставленной комнаты, отметив, что ее недавно подмели. Она обернулась.

Бертран де Талаир, младший сын, трубадур, снял маску сокола.

— Клянусь всеми святыми именами Риан, — произнес он, — я никогда в жизни не встречал женщины, подобной тебе. Аэлис, ты была великолепна.

С некоторым трудом ей удалось сохранить суровое выражение лица, несмотря на те чувства, которые охватили ее, когда она снова увидела его лицо, его памятную, быструю, как вспышка, улыбку. Она заставила себя хладнокровно посмотреть в его ясные голубые глаза, которые так ее волновали. Она же не девушка с кухни, не служанка с постоялого двора Тавернеля, чтобы млеть в его объятиях.

— Твой человек опасно ранен, — резко ответила она. — Я могла убить его. Я же специально послала Бретта предупредить, что выпущу стрелу, когда вы нас остановите, что ты должен приказать своим людям надеть кольчуги под одежду.

— Я им и сказал, — ответил Бертран де Талаир, слегка пожимая плечами. Он подошел к столу, снимая на ходу маску, и Аэлис с опозданием увидела, что для них приготовлено вино. С каждой минутой ей становилось все труднее, но она продолжала бороться с желанием улыбнуться ему в ответ или даже громко рассмеяться.

— Я им сказал, правда, — повторил Бертран, открывая бутылку вина. — Валери не захотел этого сделать. Он не любит доспехи. Говорит, они мешают ему двигаться. Из него никогда не получится настоящего корана, из моего кузена Валери. — Он покачал головой с притворным сожалением, затем снова через плечо взглянул на нее. — Зеленое тебе идет, как листва идет деревьям. Не могу поверить, что ты здесь, со мной.

Все-таки она улыбнулась. Но постаралась не отклониться от предмета разговора; ведь речь шла о важных вещах. Она легко могла убить этого человека, Валери.

— Но ты предпочел не объяснять ему, почему ему следует себя защитить, верно? Ты не сказал ему, что я собираюсь стрелять. Хотя и знал, что именно он будет стоять рядом с тобой.

Он без труда открыл бутылку. И широко улыбнулся ей.

— И верно, и неверно. Почему все де Барбентайны так умны? Это несправедливо. Знаешь, это создает всем нам, остальным, ужасные трудности. Я подумал, что это послужит ему уроком. Валери уже следовало понять, что он должен слушаться, когда я ему что-то предлагаю, а не спрашивать о причинах.

— Я могла его убить, — снова повторила Аэлис. Бертран наливал вино в два кубка. Из серебра и макиала, насколько она видела, они явно не принадлежали к запасу посуды этой хижины. Интересно, сколько заплатили угольщику. Каждый кубок стоил больше, чем этот человек мог заработать за всю свою жизнь. Бертран подошел к ней и протянул вино.