Ли Танит - Серебряный любовник

Его реакции были изумительны. Глаза потускнели, стали невыразительными. Он одарил меня такой ледяной улыбкой, каких я никогда не видела, и поклонился, а потом повернулся на каблуках и двинулся прочь.

Я готова была провалиться сквозь землю. Еще я хотела, чтобы мне было десять лет и можно было побежать домой к маме, которая приголубила бы меня или отчитала - все равно, лишь бы казалась всемогущей. А еще лучше, стать стодвадцатилетней, мудрой и бесстрастной.

Так или иначе я помчалась к Кловису.

Окна квартиры Кловиса выходят на Нью-Ривер, вода в которой чистая и искрящаяся. Те, кто живет на ее берегах, могут открывать окна, тогда как жителям берегов загрязненной Олд-Ривер даже зимой приходится пользоваться кондиционерами и воздушными фильтрами. В каждой квартире на Олд-Ривер в оконные рамы врезана предупредительная надпись: "Главным хирургом установлено, что если окно будет открываться чаще, чем раз в день, и дольше, чем на десять минут, это может серьезно подорвать ваше здоровье". У Кловиса есть друзья на Олд-Ривер, которые постоянно держат окна открытыми. "Чего мы не видели в этих домах? - говорят они. - Почему бы Главному хирургу и Городскому судебному исполнителю не очистить сначала воздух от выхлопных газов, а уж потом переживать из-за этой чертовой реки". А Кловис никогда не открывает свои окна потому, что Нью-Ривер выглядит слишком стерильно, и это нагоняет на него тоску.

Когда я добралась до пятнадцатой галереи, дверь Кловиса долго не хотела меня пускать, а когда я все же вошла, то обнаружила, что Кловис как раз пытается отделаться от очередного любовника-приживалы с помощью спиритического сеанса.

Кловис не любит длительных отношений, разве что изредка с женщинами, да и то не на сексуальной основе. Однажды он десять месяцев прожил с Хлоей, а мальчики у него приходят и уходят, как дни недели. О ком можно сказать: "кривое зеркало", так это о Кловисе. Он не просто спит с парнями, его любовники всегда похожи на него. Этот тоже не был исключением. Высокий стройный молодой человек с темными кудряшками лежал на тахте среди блестящих черных подушек и мрачно смотрел на меня.

– Это Остин, - сказал Кловис.

– Привет, - буркнул Остин.

Я вспомнила, каким музыкальным голосом приветствовал меня улыбающийся робот. Лучше бы я сюда не приходила.

– А это Джейн, - сказал Кловис Остину. - Она свой парень, сам увидишь.

Остин прищурился. Он казался малость туповатым, и я почувствовала жалость к нему, вздумавшему тягаться с Кловисом. Кловис закончил раскладывать на столе пластмассовые карточки с буквами и цифрами.

– Вставай, Остин. Иди сюда и садись. Ты тоже, Джейн, раз пришла.

Тон Кловиса свидетельствовал о том, что настроение у него убийственное. Сам он сел по-турецки на ковер перед столом.

– Кло, - заныл Остин. - Не кажется ли тебе, что в таком современном доме нужно иногда прибираться?

– Не поверишь, но приятнее всего, когда уходишь отсюда, - сказал Кловис.

Такой ответ Остина не устраивал, но все же Он приковылял к столу.

– Но ведь квартира совсем новая, - не унимался он.

– Сядь! - рявкнул Кловис.

– Ну хорошо, хорошо. Я сяду, но ведь это детские сказки. Остин опустился на ковер. Я подошла и села с другой стороны. В центре стола стоял бокал из граненого стекла, треснувший год назад, когда им швырнул в Кловиса один из его любовников. Мы все положили на бокал палец.

– Детские игрушки, - сказал Остин. - Если он и движется, то это просто давление. У тебя просто рука дрожит.

– Моя рука не дрожит, - сказал Кловис.

– Я-то знаю, дорогой мой, - сказал Остин.

Я почувствовала себя такой одинокой, что опять заплакала, но ни тот, ни другой ничего не замечали. Я наклонила голову, и слезы начали капать прямо в подол, где рисовали необычный абстрактный узор в темный горошек. Стало даже интересно гадать, куда же упадет очередная слеза.

– Ну милый ты мой, - проговорил Остин. - Это же скучно.

– Я всегда этим занимаюсь, - сказал Кловис.

– Разве тебе не скучно?

– Я вообще человек скучный.

– Терпеть не могу скучных.

Внезапно бокал начал двигаться. Он скользнул через весь стол, потом обратно и начал неуверенное движение по кругу, прикасаясь к краям карточек.

– А-а, - произнес Остин. - Это ты сам делаешь. Кловис убрал свой палец с бокала. На нем теперь остались лишь мой и Остина, но бокал не остановился.

– Значит, это она, - усмехнулся Остин. - Как я сразу не догадался сам по себе.

– Джейн, убери палец с бокала, - сказал Кловис. Я убрала. Бокал продолжал кружиться.

– Ой! - воскликнул Остин и отдернул руку, будто его ударило током. Бокал продолжал двигаться.

– О Боже, - вырвалось у Остнина.

– Вряд ли это действительно Бог. Можешь спрашивать.

– Не буду я ничего спрашивать.

– Все вы, - сказал Кловис, словно обращался к толпе из тридцати человек, - кладите пальцы обратно. Сначала Джейн, потом Остин, а потом я.

Я сделала, как сказал Кловис, Остин тоже осторожно прикоснулся к бокалу. Когда свой палец положил Кловис, Остин спросил: - В этой комнате кто-то умер?

– Пока нет, - ответил Кловис.

– А откуда тогда он берется?

– Люди везде умирают. А потом не забывай, что за двадцать лет до того, как построили этот дом, здесь находился кондоминиум, который обрушился и похоронил множество народу. Мы сидим на камнях и костях.

– Жутковато ты выражаешься. От чего он обрушился?

– Разве ты никогда не слышал, - терпеливо объяснял Кловис, - о землетрясениях, цунами и геологических сдвигах, которые произошли, когда мы столкнулись с Геморроидом? (Геморроидом Кловис называл Астероид). Ведь тогда затонула треть Восточной Европы, а Северная Америка приобрела семьдесят два острова, которых раньше не было. Ну, и тому подобное.

– А-а, - протянул Остин, - это что, урок истории?

Бокал начал подпрыгивать на столе.

Я подумала о людях, которые погибли во время землетрясений, были сметены разъяренными волнами в море, и постаралась заглушить рыдание. Я видела много развалин и болот, но была тогда слишком маленькая и ничего не помню. Я представила, как Чез-Стратос падает с неба, как город опрокидывается в реку, представила Сильвера, лежащего под водой, не мертвого, ведь вода не может его убить, а насквозь заржавевшего, и слезинки образовали на моем подоле карту таинственного материка.

– Что нам теперь делать? - сказал Остин, когда бокал обскакал по-лягушачьи весь стол.

– Спроси что-нибудь.

– Ну что ж. Ты кто?

Бокал подлетел сначала к букве "Н", потом к "Е" и наконец к "Т".

– Иными словами, - сурово произнес Кловис, - не твоего ума дело. Есть ли у тебя послание для кого-нибудь из нас?