Алан Гарнер - Совы на тарелках
— Где эти самые тарелки, мисс Элисон? — сказала мать Гвина с порога.
— Какие тарелки, Нэнси?
— Вы знаете, о чем я говорю. Тарелки, что нашли на чердаке.
— При чем тут тарелки? — с невинным видом спросила Элисон.
— Всего одна тарелка, мам, — сказал Гвин.
— Прошу, отдайте мне ее, мисс.
— Почему?
— Вы не должны были лезть наверх.
— Я и не лезла.
— И посылать туда моего сына!
— Никто его не посылал.
— Я лучше пойду, — сказал Роджер. — У меня уйма дел.
Он выскочил за дверь.
— Не отнимайте у меня время, мисс Элисон, — сказала мать Гвина. — Пожалуйста, отдайте тарелку!
— Нэнси, в чем дело? Почему вы шипите на меня, как старая гусыня? Что я такого сделала?
— Верните тарелку, мисс Элисон!
— В конце концов, мы в своем доме!
Мать Гвина подошла ближе к кровати, протянула руку.
— Дайте мне! Я видела, как вы спрятали ее под подушку.
Элисон неподвижно сидела на постели. Гвин подумал: сейчас она выставит его мать из комнаты, будет здоровенный скандал, но вместо этого Элисон завела руку назад, вытащила тарелку из-под подушки, бросила на одеяло. Мать Гвина взяла ее. Это была простая белая тарелка, без всякого рисунка.
— Очень хорошо, мисс Элисон, — сказала мать Гвина. — Оч-чень хорошо.
Она вышла с тарелкой в руке, хлопнув дверью. Гвин тихо присвистнул.
— Ну и ну! — сказал он. — Да ты прямо фокусница. Тебе только в цирке выступать. Кто тебя научил этим фокусам-покусам?
3
— Шикарное ты устроила представление, — сказал Роджер, когда вернулся в комнату Элисон. — Нэнси сдернула там передник и бушевала не знаю сколько. На кухне… У твоей матери и так паршивое настроение, а тут еще Нэнси со своими кровными обидами. Она уже три раза грозила отцу, что уйдет от нас.
— Чего же он ни разу не согласился? — проворчала Элисон.
— А то ты не знаешь моего отца? Всем пожертвует, лишь бы жизнь была спокойной. Наверно, потому она никогда у него такой не бывает… Но ты молодчага выдержала битву с Нэнси… Откуда она знает, что наверху сервиз? И как ты подменила тарелку?
— Я ничего не подменяла, — сказала Элисон.
— Загибай!
— Ничего я не делала. Это та самая тарелка, на которой была сова.
— Но Гвин сказал, ты отдала Нэнси совсем чистую. Без всякого рисунка.
— Рисунок исчез.
Роджер засмеялся. Смеялся он долго.
— Ты шутница, — сказал он потом. И вдруг спросил: — Нет, ты серьезно?
Элисон кивнула. Вид у нее был испуганный.
— Эли, — сказал Роджер, — но ведь так не может быть. Тарелка глазурованная — значит, рисунок под глазурью. Куда же он мог деться?
— Почем я знаю?!
— Так не бывает, сестрица. Давай посмотрим другую тарелку. Лестница как раз здесь.
Роджер взобрался на лестницу, открыл люк в потолке.
— Ух, какая темень! Где фонарь?
— Возьми, — сказала Элисон. — Видишь тарелки? Они должны быть в углу слева.
— Ага. Я возьму две штуки, чтобы убедиться, что все одинаковые.
— Возьми больше. Сколько унесешь. Пускай будут у нас. Передавай мне вниз.
— Ох, лучше не надо, после этого скандала, — сказал Роджер. — Хотя не думаю, что кто-нибудь их хватится.
— Осторожно! Смотри под ноги. Гвин чуть не провалился между балками. У него закружилась голова.
— Закружится, если провалишься!
— Нет, у него до этого. Когда еще дотронулся до тарелки. Совсем переменился в лице.
— Я не переменюсь, не жди!
— Будь осторожен!
— Ух, вот они…
Когда Роджер спустился, они вымыли несколько тарелок, поднесли к окну, ближе к свету. Роджер попробовал поскрести одну из них пилкой для ногтей.
— Глазурь сходит, видишь? — сказал он. — Даже ногтем можно. Совсем легко.
— Мне хочется срисовать еще несколько сов, — сказала Элисон. — Пока за окнами светло. Я сделаю их еще лучше. На твердой бумаге.
— Куда тебе столько? Ты сегодня уже выполнила норму. Целых три соорудила.
— Они куда-то подевались.
— Ну, если опять начинаешь рисовать, я пошел, — сказал Роджер. — Сделай одну, и хватит. Все равно все одинаковые… Забрать, что осталось после ужина?
— Я еще не ужинала.
— Разве отец не притащил тебе поднос?
— Нет.
Роджер ухмыльнулся.
— Твоя мать велела ему выполнять обязанности хорошего отца.
— Он не приходил.
— Узнаю своего старика, — сказал Роджер. — Все на свете забывает.
Он спустился вниз, прошел через кухню в заднюю часть дома, где когда-то была маслодельня, а теперь бильярдная комната, остановился у двери, прислушался. Изнутри доносился стук костяных шаров.
Роджер открыл дверь. В полутьме отец играл сам с собою в «снукер». Поднос с ужином для Элисон стоял на сиденье кресла.
— Привет, папа, — сказал Роджер.
— Добрый вечер.
— Зажечь лампу?
— Не надо. Я так просто — катаю шары.
Роджер присел на край стула. Отец ходил вокруг бильярдного стола, ловко укладывая шары в лузы, а со стен, из стеклянных ящиков, на него глядели глаза соколов и сарычей, лис и барсуков, куниц и выдр.
— Не мешают они играть? — спросил Роджер, кивая на все эти чучела.
— Как тебе сказать? Немножко.
— Здесь была маслодельня, пап?
— Или сыроварня, точно не знаю, — сказал отец.
— Гвин что-то говорил мне. Он считает, что раньше здесь тоже был жилой дом, большой такой, где вся семья жила вместе.
— Черт! — воскликнул отец. — Промахнулся. — Он выпрямился, стал натирать кий мелом. — Да, странноватый дом какой-то, — добавил он.
— Одного не понимаю, — сказал Роджер. — Зачем было покрывать старинные стены известкой? Не только снаружи, но и внутри. Вон, гляди!
Он показал на некрасивое прямоугольное пятно возне двери.
— Я в своей жизни видел помещения и похуже, — сказал отец. — Особенно когда только начинал работать. Серые известковые стены, пятнадцатисвечовые лампы. Как в жуткой пещере.
— Но здесь-то не пещера, а вон какой домина! К чему такая заплата?
— Может, сырость?
— Ну да, стены толщиной около метра.
— Может, все-таки протекло? Между балками, — лениво предположил отец. Его не очень интересовала эта тема.
— Когда? Сегодня утром пятна еще не было!
— Откуда ты знаешь, Роджер?
— Точно не было, — повторил тот. — Я учил Гвина играть на бильярде. И никаких трещин и мокрых пятен в стенах не было.
— Не было, а теперь есть, — сказал отец нетерпеливо. — Уже темнеет. Помоги мне собрать.
Они уложили шары в кожаный мешок, водрузили кий на подставку, натянули на бильярдный стол покрывало от пыли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});