Любовь Пушкарева - Потерянное одиночество
– My sun shine, – от этого приветствия он всегда вспыхивал теплым светом, так что и у меня на лице появлялась счастливая улыбка.
– Пати, – он крепко обнял меня, проверяя, не являюсь ли я плодом его воображения, вдохнул мой запах. – Ты сменила духи…
Упс. Общение с флерсом не прошло даром.
– Нравится?
– Еще не знаю, ты с ними другая какая-то.
– А что ты мне принес? – я всегда интересовалась его подарками, он подал мне коробочку. Тирамису.
– Ой, как хорошо, я как раз его хотела! – благодарно целую его, Вик светится белым-белым.
Как хозяйка ресторана, я могу есть тирамису на завтрак, обед и ужин, да я вообще могу есть все, что только захочу – повара приготовят, но ведь это не повод портить настроение дорогому человеку, тем более что пирожное действительно очень кстати, я проголодалась от всех этих событий.
Мы с Виком, прижавшись друг к другу, поднимаемся наверх в апартаменты. Это комната без окон, в ней огромная кровать под настоящим балдахином, бар с богатым набором вин и коньяков, кофе-машина, маленький столик и кресло, неприметная дверь ведет в ванную комнату с большой угловой джакузи. На входе в это гнездышко любви стоит сложный цифровой замок, сочетающий ввод пароля и опознание моего отпечатка, такая излишняя предосторожность нужна, чтобы обезопасить моего мужчину, утром я убегу, а он будет спать еще полдня слабый, как ребенок.
Мы входим, Вик уже не чисто белый, красный огонек разгорелся в нем, пока мы поднимались, и будет набирать силу с каждой минутой. У людей красный цвет – это плотское или, как сейчас говорят, сексуальное желание. Вик идет к кофе-машине и делает кофе по-американски, это уже традиция, если он дарит пирожное, то я съедаю его в апартаментах, запивая кофе. Чашка кофе передо мной, пирожное в руках, а Вик сидит на полу и с восторгом смотрит. Он так часто дарит пирожные, потому что обожает смотреть, как я их ем – с аппетитом, получая удовольствие и обещающе поглядывая на него. Когда последний кусок отправлен в рот, Вик уже пылает красным, и я чувствую его желание, как жар, он ловит мою руку, слизывает крем с пальцев, легко поднимается, подхватывает меня, и мы оказываемся в постели. Он такой сильный и такой нежный…
Утром тело звенит, как натянутая струна, сила ищет выход – ее слишком много, я всматриваюсь в Вика, не взяла ли я лишнего; нет, отоспится, поест и через день будет как новенький. Раньше после таких «щедрых» ночей я сбрасывала лишнее в амулеты-накопители, но теперь стараюсь управляться с излишком, надо же расширять свои vis-артерии и резервуары, нельзя не прогрессировать, если ты не идешь вперед, то скатываешься назад, такова жизнь.
В таком состоянии хорошо думается, голова ясная и чистая.
Руфус, никчемная тварь, питающаяся страхом и болью, как я – радостью и желанием, настолько потерял всякий ум, что нарушил Конвенцию. Ладно бы он просто «отключил» флерса и никто об этом не знал, но он собрался его отдать вампам, а это верная смерть для цветочника, причем мучительная. С каждым десятилетием богам и их детям все труднее в этом мире, да и сотворенным несладко, Единый Враг или Узурпатор, как зовут его боги, отобрал у нас людей, ему они молятся, о нем думают, ему посылают свои страхи, надежды, благодарности и проклятия, Единый воистину универсален – берет все. Интересно, существует ли он на самом деле, или люди просто отвернулись от нас?
Из-за нехватки силы была принята Конвенция по охране некоторых сотворенных, могущих генерировать ее, и это первое и последнее соглашение, которое соблюдается всеми. Говоря «всеми», я имею в виду европейских богов и их детей, что же творится в Азии или в Африке, я понятия не имею.
Пожалуй, если флерса Фиалка в нормальном состоянии, я не буду доносить на кузена с тетушкой, но если и ее «отключили», пусть пеняют на себя, обращусь в Совет, пускай с ними разбираются. Значит, сегодня мне предстоит визит к родственничкам, чтоб им обоим провалиться во Тьму.
Я почесала Вика за ушком.
– У… – обиженно промычал он.
– Солнышко, мне пора…
Его рука производит безошибочный захват меня и подтаскивает к его спящему телу.
– У-у, – отрицающее мычание.
Что самое забавное, он не помнит потом об этих своих захватах и мычании. Я ласково глажу странно гладкую, натянутую кожу на щеке, целую выемку от шрама над бровью, он расслабляется и крепко засыпает, я могу выбраться. Быстрый душ, марш-бросок на кухню, там на огромную тарелку собираю мяса, сыра, овощей, сладкого, в общем, всего и побольше, несусь наверх, оставляю. Целую его и уворачиваюсь от новой попытки захвата, и он все же просыпается.
– Уже убегаешь?
– Да, солнышко, ты спи.
Он закрывает глаза и засыпает, напоследок успев погладить меня по руке. Я все в том же резвом темпе бегу домой, сегодня мне предстоит куча дел.
Лилия выскочил из кухни радостно встречая меня, как собачка… Не люблю собак, люблю кошек. Я неодобрительно окинула его взглядом – хорошенький до приторности; только нахлебавшись его силы, я могла млеть от такого. Фейри – в жаргонном значении этого слова. Уловив мою неприязнь, он сник, стараясь понять, что сделал не так; это собачье поведение меня еще больше разозлило, но я постаралась и взяла себя в руки.
– Ты поел?
– Да.
– Какие цветы тебе нужны? – я не слишком жаловала комнатные растения.
Он задумался.
– Лилия или хотя бы ее луковицы, герань, фиалка, цикламен, роза карликовая… Пока все.
Я согласно кивнула, мол, запомнила.
– Иди к себе.
Он сделал пару шагов, но все же остановился и тихо произнес:
– Госпожа…
– Что?
– Я что-то не так делаю? – он заглядывал мне в лицо, стараясь встретиться взглядом.
Это невыносимо.
– Я просто не люблю флерсов. Ты меня раздражаешь.
– Но вы же белая… – обескураженно сказал он сам себе и притух. Это отрезвило меня – нельзя идти на поводу у своих эмоций, это удел глупых и слабых.
– Иди ко мне, – произнесла я.
Он приблизился, опять загоревшись ровным светло-зеленым светом. Я ласково провела рукой по его лицу.
– Я просто не люблю флерсов, – мягко сказала я, – не надо думать, что я недовольна именно тобой. Если ты что-то сделаешь не так, я скажу тебе.
От моих слов он вспыхнул светом, умножая свою силу, счастливо улыбнулся и поцеловал меня в ладонь, делясь со мной. Я не стала отказываться от этой капли, хоть и так была полна.
– Госпожа, что не так в моей внешности? – тихо спросил он.
Да, метка многое дает, он может читать мое настроение, да и я его тоже, если настроюсь. Он даже смог догадаться, чем именно я недовольна.
– Ты слишком худ и тонок. Ты флерс, – ответила я, – А теперь марш в свою комнату.
Я села и сосредоточилась; сделаю-ка маленькую пакость – свяжусь с тетушкой по ментальной связи, обеспечу ей головную боль на полчаса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});