Людмила Астахова - Армия Судьбы

– Открывай рот, – приказал дезертир, склоняясь над эльфом, который подозрительно покосился на флягу. – Это просто вино.

Но нелюдь не только не пожелал подчиниться, но и всеми силами постарался отодвинуться подальше, заслоняясь искалеченными руками.

– Зачем я вернулся? Затем, чтоб тебе помочь, скотина! – не на шутку разозлился Пард. – Надо было мозги тебе сразу вышибить и не возиться с такой неблагодарной тварью, как ты. Хочешь знать, почему я здесь? Я, вишь, на лекаря учился… на скотьего доктора… всякую тварь живую лечил: лошадь, корову, козу. Хоть у них тоже души нету, а боль-то звери чуют… Понимаешь?.. Да и не лекарь пока… уже… а вовсе дезертир и… мародер. Я оньгъе, ты видишь, я оньгъе и таких, как ты, должен перво-наперво резать безо всякой пощады. А я вон тебе помогаю, пытаюсь помочь, а ты что делаешь?

Неблагодарный больной напряг последние силы и разлепил разбитые ссохшиеся губы, сначала издав сдавленный хрип, перешедший в настоящее змеиное шипение, пока не сумел выдавить нечто членораздельное:

– Вино нельзя. Воды. Пить воду.

– Ишь ты! – ядовито ухмыльнулся Пард. – Может, тебе религия пить вина не дозволяет? Благочестивый или как?

– Воды, – прошелестел эльф.

– Ладно, это даже проще.

Пард принес воду. Никогда он не видел, чтобы ее пили с таким наслаждением и такими муками, а уж смотреть на этот процесс было в высшей степени омерзительно. Кроме как втягивать в себя воду с помощью свернутого в трубочку языка у эльфа не получалось.

«Может быть, они так и пьют, словно змеи, эти эльфы поганые?»

Напившись, тот впал в беспамятство. Пард решил времени не терять. Поймал-таки одинокого петуха с подпаленным хвостом, одуревшего от нежданной свободы и одиночества, и пустил упитанную птицу на целебный суп, твердо пообещав себе на капризы эльфа внимания не обращать. А вино выпил сам.

Бульон получился на славу, ароматный, наваристый, с золотистыми кружочками жира, то что нужно для восстановления сил. Оньгъе растормошил эльфа и с нескрываемой угрозой спросил, мрачно глядя прямо в его мутные глаза:

– Куриный навар пить будешь?

Эльф согласно кивнул, но одной доброй воли оказалось недостаточно. Номер с языком тут не прошел, эльф захлебывался и обжигался, а ничего путного не получалось. И пришлось гордому Аннупарду Шого кормить своего пациента из ложечки, морщиться от отвращения, но прикасаться к нелюдю, придерживая того за костлявое плечо.

– Спасибо, – прошипел эльф, опустошив миску.

– Вот ещё, – фыркнул в ответ оньгъе. Даже принимать благодарность было несказанно противно.

– Сними, – внезапно попросил эльф, указывая на тонкий блестящий ошейник, охватывающий его шею. По металлу шли какие-то значки и насечки на незнакомом языке, и Пард, с некоторым ужасом в глубине души, догадался, что это вещь не простая, а волшебная.

– Ты колдун?

В животе сладко зудели от страха кишки. Попы внушали, что магия пошла целиком от демонов и прикоснувшийся к ней обречен на проклятие, а магия нелюдей тем более. В Оньгъене уже двести лет за колдовство сжигали на медленном огне.

– Сними. Не бойся.

Пард гордо вскинул подбородок с курчавой бородкой, задетый за живое.

– Так ты колдун или нет?

Он не собирался сдаваться. Пусть нелюдь скажет, тогда и посмотрим, что делать. Но эльф только прикрыл устало глаза, мол, не хочешь – не надо. Больно гордый был. Ну что же, мы тоже гордые. И Пард оставил узника одного, чтобы подумал как следует над своим поведением. Он облазил все поместье, нашел даже подземный ход, правда, полузасыпанный от старости. Вернувшись, обнаружил, что эльф не пошевелился. Но оньгъе не расстроился. Так даже удобнее изучать объект своего любопытства. Бывает так иногда, что встретишь какого-нибудь жуткого урода, страшного, мерзкого, и не в силах глаз оторвать от его уродства. Когда Пард был маленьким мальчиком, в соседней деревне за рекой жил старый солдат. Где и когда враги вырвали ему глаза, он никому не говорил. Жуткие глазницы его были черны и вечно сочились гноем, и Пард страшно боялся случайной встречи со слепцом, но, если таковая приключалась, не мог глаз оторвать от ран, хотя у него мурашки бежали по спине и сердце заходилось от ужаса.

У этого эльфа от прежнего, наверняка красивого облика остались только длинные темные ресницы и чудом не сломанный прямой тонкий нос с точеными крыльями ноздрей. И глаза, конечно. Единственное, что жило на изуродованном лице. Говорят, что эльфы могут зачаровывать взглядом, и, по-видимому, это так и есть. Иначе и не объяснишь заботу оньгъе о своем самом ненавистном враге. Не глаза, а глазищи. Такие бы бесподобно смотрелись на женском лице – светлые, яркие и совершенно ничем не напоминающие рыбьи, даже не водянистые. Скорее они походили на какие-то чудные светло-светло-серые кристаллы.

– Сними. Прошу тебя, – снова попросил эльф и добавил чуть погодя: – Больно. Очень.

Пард колебался, то поднося пальцы к злополучному ошейнику, то отводя руки, пока наконец не решился. Ничего ровным счетом не почувствовав, он нащупал хитрый замочек, понимая, что переломанными пальцами, да еще и без ногтей, эльф бы ни за что его не одолел. Вздох искреннего облегчения, когда ошейник полетел в другой конец комнаты, дал дезертиру понять, что он сделал не просто доброе дело, а нечто большее.

– Спасибо.

Пард не поверил, увидев в глазах эльфа слезы. А еще говорят, что нелюди не могут плакать. Эльф не плакал, сил не было, но одна слезинка все же скатилась по щеке. От вида чужого унижения оньгъе стало как-то не по себе. Что может быть глупее мужских слез? Пард отвернулся.

– Ириен, – шепотом сказал эльф.

– Что? – не понял оньгъе.

– Имя… Мое.

– Ириен? – переспросил тот.

Эльф кивнул.

– Значит, тебя зовут Ириен. А меня зовут Пард. Вот и познакомились.

Больше они не разговаривали. Спасенный совершенно выбился из сил, затих, а затем и заснул, укрытый куском одеяла, а Пард, наблюдая за наступлением ночи, крепко призадумался. Из поместья нужно убираться. Не ровен час, объявится кто из родни погибшего хозяина. А как отнесутся местные к оньгъе-дезертиру и покалеченному эльфу – это очень тревожный вопрос. И где гарантии, что Пард не разделит предыдущей участи эльфа? Уходить отсюда надо, и все дела, решил за себя и своего пациента Аннупард, прежде чем завалиться спать.

Избавленный от колдовского ошейника, Ириен уже на следующее утро смог самостоятельно слезть с кровати, несказанно удивив Парда. Передвигался эльф не слишком уверенно, но зато целенаправленно. Парду, словно привязанному, пришлось ходить следом, потому как эльф не торопился пояснять ему цель своих тщательных поисков. В итоге ею оказались два чудных меча с узкими лезвиями, необычайно красивые и необычным образом заточенные. Мастерская работа, хоть и явно эльфийская. Недаром покойный хозяин замка польстился на них. Ириен толком рассказать ничего не мог, из его поврежденного горла вырывалось только змеиное шипение, но привел оньгъе в прелюбопытную комнатенку. Владетель Эвраста любил потешить себя не только грабежами и разбоем на большой дороге, но и пытками случайных бродяг, а кроме того, благородный господин баловался чернокнижием. Чего он добивался от эльфа, Парду осталось не вполне понятно, но, разглядывая коллекцию, состоящую из сушеных девичьих голов, бутылей с какими-то отвратительными кусками, кошачьих шкурок и прочей мерзости, он решил, что медленную и мучительную смерть хозяина на колу можно смело называть заслуженной казнью. Прежде чем уйти из поместья, дезертир с удовольствием бросил в колодец чародейский ошейник, впервые в жизни искренне прочитав очистительную молитву.