Диана Удовиченко - История бастарда

Я быстро и осторожно оглянулся по сторонам, пытаясь определить, кто это рискнул воспользоваться боевой магией среди бела дня, недалеко от центра, можно сказать, под носом Совета магов. За такие шуточки немудрено угодить прямиком в подвалы Счастливого местечка, не приведи Луг, в лапы самих Имперских псов! А вот и наш самоубийца. Ну, конечно, тот самый подозрительный худощавый. Отошел подальше от дороги и замер в неподвижности. Чуткие пальцы плетут хитроумную вязь. Холод в спине усилился, невидимая игла пронзила позвоночник болью, видно, непростое заклятие создает кайлар. Интересно, на кого это он охотится? Дорога почему-то опустела, исчезла бесконечная вереница экипажей и всадников. Вдали показалась темная точка, руки убийцы заплясали быстрее. Точка быстро приближалась, и вскоре превратилась в простую черную карету, запряженную четверкой вороных. Кучер размахивал кнутом, не жалея великолепных коней, и карета неслась по пустынной дороге с огромной скоростью. Кайлар вытянул руки вперед, не сводя глаз с экипажа. Значит, именно там находится несчастный, за смерть которого было заплачено звонкой монетой. Неожиданно я ощутил злость: что же это творится в нашей империи, если вот так просто, на глазах изумленной публики, может свершиться убийство? И кстати, что станет с этой самой публикой потом? Кайлару не нужны свидетели. И даже если он оставит нас в живых, то всех отволокут в Счастливое местечко, чтобы было на кого повесить вину за бурную деятельность вражины. Больше чем уверен: сразу же после того, как незнакомец скроется, здесь появится городская стража, которая имеет обыкновение прибывать слишком поздно. И кому же припаяют это преступление, угадайте с трех раз? Двум легкомысленным красоткам? Вряд ли. Тетушке с корзиной? В такое не поверят даже Имперские псы. И кто же остается? Правильно! Подозрительный во всех отношениях здоровенный бастард. Ну уж нет! Я прикинул расстояние между магом и каретой, затем между собой и магом. Выходило, от меня до него около десяти шагов. Не успею. Он уже сплел заклятие, и теперь стоял, приоткрыв рот, готовясь уронить с тонких губ заключительную фразу, которая активирует волшебство. Между тем карета приближалась, еще пара секунд - и она поравняется с кайларом. Я непроизвольно дернулся, еще не понимая, что могу сделать. Что-то с легким шорохом упало в пыль. Ткань, закрывающая зеркало. А я и забыл, что держу его в руках! Черный экипаж приблизился настолько, что через узорное окно журженьской работы различался силуэт несчастного, для которого и было сплетено боевое заклятие. Худощавый приподнял кончики губ в торжествующей усмешке, прошептал несколько слов и резко встряхнул кистями рук. Не задумываясь и не рассуждая, я ринулся наперерез сорвавшейся с пальцев кайлара волшбе, зачем-то выставив перед собой лишенное упаковки зеркало. В тот миг, когда смертельный вихрь должен был врезаться в карету, я совершил головокружительный прыжок, сделавший бы честь любому игроку в мяч, и загородил зеркалом окно. Жахнуло так жахнуло! На секунду я ослеп от непередаваемо яркой вспышки, которую породили отраженные чары, затем чуть не оглох, когда разъяренная преградой магия ринулась обратно. Заржали лошади, испуганно закричали девицы на пятачке. Я сжался в комок и зажмурился, ожидая, что кайлар, разозлившись, сплетет новое заклятие, теперь уже для меня. Какое-то время ничего не происходило, и я рискнул открыть глаза. Первое, что увидел - мельчайшие осколки под ногами. Зеркало, не выдержав столь непочтительного обращения, превратилось в мелкое крошево. Некоторое время я бессмысленно пялился на осиротевшую раму, затем отшвырнул ее в сторону. Да, видно, не суждено дочке Трувисила полюбоваться своей красотой. Что-то скажет дядюшка Ге!

- Ох, спаси нас, Луг милосердный! - запричитала пожилая торговка. - Гляньте, что творится! Головы-то у него и нету!

Я испуганно ощупал обеими руками голову, и, убедившись в ее наличии, обернулся. Картинка была та еще: незадачливый кайлар бесформенным кулем лежал в пыли обочины. Голова действительно напрочь отсутствовала, дотла сожженная отраженным заклятием. Значит, убийца пытался воспользоваться "Поцелуем саламандры". Опасная штука. На плечо легла чья-то тяжелая длань.

- Прошу за мной, сударь, - проговорил внушительный голос, заставивший меня вздрогнуть и оглянуться.

За моей спиной вырос высоченный детина в черном, по фасону напоминающем офицерский мундир, костюме. Вот только знаков отличия не было. Физиономия каменно непроницаемая, внимательные глаза испытующе вглядывались в мое лицо. От такого не убежишь. Неужели имперский пес? Похож, но у тех мундирчики серые.

- За мной, сударь! - повторил он и кивком указал на злополучную карету, которая, остановилась шагах в двадцати от меня.

Пришлось, проклиная свою невесть откуда взявшуюся резвость и мысленно моля о заступничестве всех богов Аматы, плестись за каменнолицым к черному экипажу, который теперь казался зловещим и опасным. Детина вежливо подсадил меня и плотно захлопнул дверь, оставшись снаружи. Сквозь причудливый рисунок стекла видно было, что он, сложив руки на груди, встал перед каретой, загородив дверцу своей грудью.

Внутри экипаж выглядел гораздо богаче и солиднее, чем снаружи. Его стенки были обиты золотистой тканью. Мне даже сначала показалось, что это - не что иное, как драгоценная эмиратская парча, но я сразу отбросил эту мысль, как безумную. Такую роскошь может себе позволить разве что августейшая особа. А на нее, по моему мнению, сидящий на бархатном диванчике человек ну никак не тянул. Хотя, по всему видно, господин он знатный и богатый: взять хотя бы дорогое сукно его черного мундира. Кстати, тоже без всяких знаков отличия. Человеку, рассматривавшему меня с благожелательным интересом, было на вид лет пятьдесят. Тонкие черты лица, обрамленного небольшой ухоженной бородкой, внимательные карие глаза, благородный нос с горбинкой. Где-то я его видел. Господин жестом указал мне на диванчик напротив, я присел, с облегчением выдохнув: стоять скрючившись в низкой карете при моем росте было не очень-то удобно.

- Вы не поранились? - спросил мужчина.

Голос мягкий, бархатистый, очень приятный. Но чувствуются в нем нотки человека, привыкшего повелевать. Как же его титуловать-то?

- Нет, - кратко ответил я, решив, что лучше проявить невежливость, чем ошибиться. Кто его знает, назовешь его сиятельством, а он какая-нибудь светлость. Может и обидеться.

Впрочем, человек не проявил никаких признаков недовольства, улыбнулся и продолжил:

- Вы сохранили мне жизнь. Назовите свое имя, чтобы я знал, кому обязан чудесным спасением.