Галина Романова - Невозможный маг

— А как же заклинания? — спросил тогда он. — Разве в книгах не собраны всякие магические формулы и обряды, которые помогают высвободить дар?

— Да, существуют списки заклинаний, но они — суть учебники для тех, кто сам еще слишком неопытен, чтобы составлять собственные заклятия, — огорошила его Странница. — Изучив эти списки и попробовав применить, каждая волшеб… то есть каждый волшебник сам рано или поздно научается составлять свои заклинания, которые подходят именно для него. Этих заклинаний ты не найдешь ни в одном учебнике, ибо они будут рождены в твоем сердце и только ты сможешь ими пользоваться. И даже если ты запишешь их на бумагу и дашь заучить своим ученикам, вряд ли они смогут ими воспользоваться. Настоящее заклинание действенно только в устах того, кто придумал его. Остальные могут сколько угодно твердить, например: «Аурисси, вотан! Маорилли-веонтис!» — они не достигнут ничего. Но я, стоит мне протянуть руку…

Странница вытянула ладонь, и в воздухе перед нею завис большой кувшин, наполненный жидкостью. Она разлила ее в возникшие тут же бокалы. Один отпила сама, а другой протянула своему ученику.

Тот осторожно пригубил напиток.

— Изумительно! — воскликнул он. — Это похоже на пунш, который варила моя мать! Из лесных ягод и молока.

— Да? — Волшебница смаковала содержимое своего бокала. — А по-моему, это превосходное вино из винограда с добавлением рябины! У каждого, кто отопьет из этого кувшина, в бокале окажется именно его любимый напиток. А в жару там будет родниковая вода, и она не иссякнет, пока не напьется досыта каждый, кого я захочу угостить! Это мое заклинание, — пояснила она, взмахом руки заставив исчезнуть кувшин и бокалы, — и только в моих устах оно действует. Рано или поздно, — она потрепала светлые волосы своего ученика, — ты обзаведешься собственными заклинаниями. Когда изучишь все, что предложат тебе учебные списки. Понял ты мою мысль?

— Да, наставница, — потупился юноша.

Беседуя таким образом, они прошли по остальным коридорам, залам и галереям покинутой башни Ордена, всюду встречая только запустение и следы беспорядка. Монахини и их ученицы покидали обитель в страшной спешке, бросая на произвол судьбы иной раз личные вещи. Кто-то в приступе отчаяния даже порвал в клочья свой запасной балахон — в одной из келий нашли обрывки ткани.

— Как же они боялись, — промолвил юноша, озирая разгром в очередной комнате.

— Страх — не лучший советчик, но одно из великих божеств мира! — молвила Странница. — Страх ведом всем, ему подвластны даже Покровители!

— Неужели?

— А ты как думал? — усмехнулась она. — Голод, страх и вожделение — три великих божества. Люди именуют их троицей — сиречь Ящер-Разрушитель, Отец-Создатель или Вершитель и Дева Мира, единая во всех своих ипостасях. Но только мы, эльфы, которые старше всех государств людских, вместе взятых, помним, что когда-то были только эти три божества, создавшие миры. И страх до сих пор властвует нашими умами и душами, как и два других великих божества. И нет их сильнее!

— Я не знал этого, — смущенно пробормотал юноша.

— Тебе предстоит узнать еще много тайн, которые недоступны простым жителям этого мира! Погоди! Все еще впереди!

Беседуя таким образом, они шли по опустевшей башне, где только эхо их шагов нарушало глубокую тишину. Но когда они, осмотрев верхние этажи, спустились пониже, туда, где были расположены хозяйственные службы, юноша внезапно поднял руку:

— Матушка, вы слышите? Как будто чей-то голос…

— В старых башнях полно всяких тайн, — отозвалась было Странница, но странный звук повторился, и она тоже остановилась, прислушиваясь.

Тихий прерывистый стон, даже скорее безнадежный плач, прерываемый унылыми восклицаниями, доносился из-за дверки под очередной лестницей. Одного взгляда Странницы на дверь хватило, чтобы она всплеснула руками:

— Карцер? Не может быть!

— Карцер? — переспросил ее спутник.

— Нравы Ордена могут тебя шокировать, если ты узнаешь правду о том, как среди Видящих прививается дисциплина и послушание старшим по званию, — отозвалась волшебница, нацеливая навершие своего посоха на дверь. — Это одна из причин, по которой я сама покинула башню и отправилась путешествовать.

Повинуясь ее жесту, дверь распахнулась, и юноша, согнувшись, шагнул в небольшую каморку, где не было света и царил кромешный мрак. Скорее на ощупь, чем при свете из распахнутой двери, он нашел на полу закутанное в грязный балахон худое тело.

Странница чуть не выронила посох, когда увидела находку.

— Она жива? — ахнула она. — Не может быть! Прошло почти полгода…

Девушка была в таком ужасном состоянии, что юноша даже не смог побороть свое смущение и брезгливость и предоставил своей наставнице самой обихаживать несчастную и исцелять ее. Бывшая узница была больна, у нее опухли суставы, кровоточили десны, клоками вылезали волосы. Лишь через два часа упорного труда волшебницы ей удалось справиться с большей частью недугов.

— Вот и все, — сказала Странница, вытирая пот со лба. — Теперь ей нужен только покой и хорошее питание. И через неделю-другую она встанет на ноги и поправится. Погоди, пока она придет в себя, и дай ей попить.

Она произнесла свое заклинание и наполнила материализовавшийся бокал снятым молоком из своего волшебного кувшина. После чего покрошила в него немного сухих целебных трав и тщательно размешала. Резкий травяной дух пополз по комнатке, куда они устроили потерпевшую.

От резкого запаха девушка пришла в себя. Длинные ресницы ее затрепетали, открывая синие глаза. Сначала мутный, взгляд ее постепенно прояснился, когда она увидела Странницу.

— Вы все-таки про меня вспомнили, — прошептала девушка.

Волшебница протянула ей бокал с настоем. Девушка сделала несколько глотков.

— Как вкусно, — произнесла она. — Как хорошо!

— Теперь всегда будет хорошо. — Волшебница погладила девушку по голове и поджала губы, когда несколько прядей осталось у нее на ладони.

Через несколько дней девушка оправилась настолько, что смогла кое-как рассказать, что с нею случилось.

Она была послушницей и готовилась принять постриг и новое звание, но ее посвящение все откладывалось и откладывалось, поскольку девушка никак не могла приспособиться к строгому монастырскому уставу. Она была одной из самых талантливых учениц в потоке, но свои знания использовала чаще во вред, чем с пользой. И самое главное — она активно «помогала» своим сестрам, пытаясь облегчить им бремя существования в Ордене. Рацион послушниц и младших учениц довольно скуден — мясо и птицу они получали всего один раз в неделю, рыбу — два раза, фрукты — только во время сезонного созревания их, а сладкие пироги им выдавали лишь по праздникам. Но эта девушка быстро изобрела заклинание, которое позволяло ей создавать настоящие сладости — засахаренные фрукты, цукаты, мороженое, — которыми она щедро оделяла своих подруг. Когда ее застали за этой «благотворительной деятельностью», то посадили в карцер на три дня на хлеб и воду, чтобы она поняла ценность настоящей пищи. Но как раз в это время что-то случилось, Орден оставил башню, и про арестантку просто-напросто забыли в жуткой спешке. Довольно долгое время она существовала именно за счет сладостей, которые выколдовывала для себя единственным известным ей продуктовым заклинанием. Но постепенно сладкая диета дала о себе знать. Ее здоровье пошатнулось, и, если бы не случай, она бы непременно умерла от отравления и истощения, поскольку в последние несколько дней сладкое ей просто в рот не лезло.