Ольга Денисова - Черный цветок
Есеня протянул руку и посмотрел: это был медальон, довольно заурядный, серебряный, в форме сердечка с двумя махонькими камушками на обеих створках: с одной стороны красным, а с другой — зеленым. Может, память о чем-то? Но зачем тогда отдавать его кому-то на хранение?
— А есть у тебя три золотых? — недоверчиво спросил он, и тут же понял, что спросил напрасно — перед ним явно стоял благородный господин. Незнакомец посмотрел на Есеню так уничижительно, так свысока, что мурашки пробежали по телу, — где тебя искать?
Есеня и сам не понял, почему сразу ответил:
— Спроси кузнеца Жмура. Я его сын.
— Возьми задаток, — губы благородного изогнулись в подобии улыбки, — если продашь — найду и убью, понял?
Он полез в карман, выудил оттуда монету и, подкинув ее ногтем большого пальца, уронил к босым ногам Есени. Жест был презрительным, даже оскорбительным, и в ответ Есеня хотел швырнуть медальон незнакомцу в лицо, но не успел — тот шагнул в темноту так же неожиданно, как и появился оттуда. Есеня от удивления потряс головой, постоял немного и двинулся следом — ничего волшебного в появлении и исчезновении благородного не оказалось, в заборе зияла широкая дыра, прикрытая снаружи тенью толстого дуба. Он выглянул на улицу, и увидел, как человек в плаще бежит вперед, путаясь в его полах, а из-за угла на красивых, тонконогих конях выезжают трое благородных.
— Это он! — сказал один из них, остальные молча кивнули и пришпорили лошадей.
— Остановись, Избор! — крикнул тот, что ехал впереди, — остановись, или мне придется применить силу!
Есеня не сомневался, что конные догонят своего товарища, но ему все равно очень хотелось посмотреть, что будет дальше. Человек в плаще добежал до поворота, конные свернули за ним, через несколько секунд оттуда раздался звон клинков. И только когда все стихло, Есеня, так и не удовлетворив до конца своего любопытства, вернулся во двор. Было бы глупо не поискать монетки, которую ему под ноги кинул благородный господин — один серебряник мог бы сейчас очень пригодиться. Есеня пошарил руками в траве, без труда нащупал монетку, поднес к глазам, и, не очень им доверяя, попробовал ее на зуб. Незнакомец кинул ему золотой!
— Ничего себе! — пробормотал он. Такого задатка он не ожидал. Кто их знает, этих благородных, может, у них других денег и не бывает?
Мелькнула мысль вернуть монетку отцу, но он тут же отбросил ее как неправильную — тогда отец решит, что он и вправду украл у него деньги, а потом испугался и захотел все исправить. Нет, если бы Есеня и вздумал воровать у отца, то уж сдаваться так легко не стал бы точно. Значит, этот вариант отпадает. Он прикинул, сколько пива можно выпить на один золотой — цифра получилась внушительная, а считал он всегда хорошо. Да весь город можно угостить!
Есеня сел на землю и задумался, разглядывая золотой, поблескивающий в руке. Интересно, на что еще его можно потратить? Ну, наесться от пуза. Жареной гусятиной. И еще… еще купить леденчиков. Девчонок угощать. О! Ножик можно купить! Не такой, конечно, как он сегодня отдал Жидяте, тот был булатным, с камнями на рукояти. Камней на рукояти Есене не требовалось, но булат с ними по цене сравниться не мог. А обычный ножик он себе и сам мог выковать — даром что ли в кузнице с малолетства торчал?
Сколько Есеня не размышлял, больше чем полсеребряника истратить с пользой не получалось, разве что действительно устроить разгул и напоить половину города. Совершенно неожиданно выяснилось, что деньги ему вовсе не нужны. То, чего ему по-настоящему хотелось, за деньги купить было нельзя. А хотелось ему жить так, чтобы его никто не трогал. Есеня и сам толком не мог объяснить, чего он хочет. Ходить по кабакам? Ну, весело, конечно. Но, например, сегодня уже надоело. И мужик этот бородатый к нему привязался, хоть назад не возвращайся! Зато он точно знал, чего не хочет: жить, как отец. Работать с утра до ночи и подсчитывать деньги — и то, и другое вызывало у Есени только отвращение.
Однажды отец велел ему наделать дужек для ведер — не ахти, какая сложная работа, если прутья уже вытянуты. Но даже это Есене делать было противно. Чтобы не скучать, он сначала долго размышлял о том, для чего ведрам дужки, почему их надо делать обязательно железными, и почему именно полукруглыми, ведь руке же неудобно? Вместо того, чтобы работать молотком, он вычерчивал на земляном полу разные формы дужек, убеждаясь в том, что рано или поздно их форма, таки, превратится в полукруг, если не сделать ее верхнюю часть жестче. Потом он вспомнил, что ведра носят чаще на коромысле, чем в руках, и это в корне изменило его точку зрения на проблему: нужны разные дужки! Одни — для рук, другие — для коромысел. Есеня изрисовал весь пол, и когда отец пришел взглянуть на его работу, с гордостью продемонстрировал ему рисунок самой совершенной дужки для ведра, которое удобно носить в руках и можно легко цеплять за коромысло.
Отец не оценил, врезал Есене по затылку и сказал, чтобы тот занимался делом, а не выдумывал ерунду. После этого Есеня понял, что выдумывать ерунду — самое интересное на свете занятие. Еще ему нравилось смотреть на звезды — подолгу, целыми ночами. Не для того, чтобы любоваться, нет! Он хотел понять, почему они движутся так, а не иначе. С солнцем все было просто, с луной — гораздо сложней, а звезды и вовсе делали, что хотели. Однажды ясной зимней ночью Есеня чуть не замерз — заснул, сидя в сугробе и глядя в небо. Батя выдрал его, не дожидаясь пока он отогреется.
К шестнадцати годам Есеня неплохо разбирался в качестве и выплавке стали — гораздо лучше отца, потому что тот слушал лишь благородного Мудрослова, и никогда ни на шаг не отступал от его рецептов. Выплавляли булат только в его присутствии, и по его команде ставили тигель в горн, по команде вынимали, по команде охлаждали — Есеня давно понял, чего Мудрослов добивается и как, но и тут отец Есене не доверял, наоборот, его почему-то раздражали попытки сына внести усовершенствования в этот процесс. Отца сильней волновало умение Есени делать что-то руками, а тут он явно подкачал — за что бы Есеня не брался, все выходило у него кособоким.
Поэтому больше всего на свете Есеня ненавидел кузницу, и больше всего любил убегать из дома. На пару ночей — побродить вокруг города, посмотреть на звезды, подумать о том — о сем. И ни за какие деньги нельзя было купить возможности никогда не возвращаться домой.
Лучше бы незнакомец дал ему серебряник. Золотой и разменять-то будет трудно. Есеня уныло посмотрел на медальон, болтающийся на цепочке — продать за пару серебряников, что ли? Благородный обещал найти и убить, ну да выкрутиться всегда можно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});