Павел Молитвин - Ветер удачи

— «Мешок», «ладонь», «башня», «птичья лапа», «рог», — упавшим голосом провозгласил противник Ирама, давно уже раскаявшийся в том, что взялся играть с чрезмерно азартным юношей. Сопутствовавшая ему удача помимо воли превращала его в палача, причем по неписаным, но свято чтимым людьми самых разных вер и земель законам он не мог прекратить игру прежде, чем на это согласится проигравший.

— Да поможет мне Полная Луна и Богиня Милосердная! — хрипло воззвал в наступившей тишине Ирам и встряхнул стаканчик с костями в последний раз.

— Две «ладони»! — прошептал Эврих, зажмурив глаза и мысленно переворачивая костяные кубики так, чтобы обеспечить выигрыш светловолосому юноше.

Он был готов к выбросу невидимой, неосязаемой силы, которую вполне можно было принять за магическую, если не знать, что ею, в той или иной степени, обладает каждый человек, и все же пошатнулся и на мгновение утратил чувство реальности, когда мысленный его посыл отправился по назначению. Ощутил, как мгновенно взмокли ладони и ослабели колени, сделал усилие, чтобы выровнять сбившееся дыхание, и открыл глаза.

— Четыре «ладони»! — в один голос ахнули склонившиеся над костями купцы. — Шерах, тебе придется заплатить двойную ставку!

— Кто ты?! Как тебе это удалось? — громким шепотом вопросил Хилой, уставившись на молодого арранта выпученными от изумления глазами.

— Заставь его прекратить игру, — коротко бросил Эврих и, досадуя на себя за то, что выпендрился-таки, влез куда не надобно — жди теперь неприятностей, — зашагал на подкашивающихся ногах к кормовой надстройке, слыша за спиной, как Хилой окликает Ирама, требуя во имя памяти об отце немедленно прекратить игру.

Разлив по оловянным кубкам темно-янтарное, напоминавшее по цвету гречишный мед вино, Хилой устремил на Эвриха многозначительный взгляд и с явным намеком произнес:

— До недавнего времени я тоже не очень-то верил всем этим байкам про колдунов и волшебников. Но с некоторых пор готов признать, что существуют люди, обладающие способностями, выходящими за пределы человеческого разумения…

— Это смотря чьи пределы разумения за эталон брать! — хихикнул Ирам и поспешно добавил: — Нет-нет, я не спорю! Сам и про колдунов, и про чудеса, ими творимые, с раннего детства наслышан, вот только происходят они обычно там, где нас нет.

— Это точно, — с беззаботным видом подтвердил аррант, поднося к губам кубок с легким, удивительно ароматным напитком.

Принимая приглашение Хилой скоротать вечер за дружеской беседой, а заодно и отведать приобретенного им в Сахре вина, Эврих был уверен, что ему не избежать расспросов относительно сотворенного им давеча фокуса. Учитывая, однако, что по судну с рассвета до заката шатается по меньшей мере две дюжины мающихся от безделья купцов, можно было смело предположить, что они не замедлят присоединиться к собеседникам и это удержит любознательного халисунца от излишне настойчивых расспросов Так оно, к счастью, и произошло. Не успели Хилой с Эврихом, разложив на корме судна циновки и подушки, устроиться поудобнее и наполнить кубки вином из принесенного слугой бочонка, как один за другим к ним стали подсаживаться прогуливавшиеся по палубе купцы. И каждый предлагал отведать им закупленного в Сахре, в чаянии длительного путешествия, вина, и у каждого находилось что сказать по поводу чудес и чародеев, о коих так жаждал побеседовать с Эврихом с глазу на глаз пышнотелый халисунец.

— Быть может, в Аррантиаде или Нарлаке чародеи в самом деле повывелись, судить не берусь Но в других землях они встречаются не так уж редко, — вступил в разговор сизоусый купец, откликавшийся на имя Хутаб. Мощнорукий и крепкошеий, несмотря на преклонный возраст, он больше походил на отошедшего от дел главаря разбойничьей шайки, чем на мирного торговца, и, судя по всему, успел за свою жизнь повидать немало интересного. — В Мономатане, например, я неоднократно сталкивался с умельцами творить чудеса, и это не считалось там привилегией одних лишь придворных магов либо их выучеников.

— Ну, Южный-то континент — известный рассадник волшебства! Говорят, у чернокожих это в крови, — насмешливо заметил Ирам.

— Поведай же нам о том, что видел ты собственными глазами, но не о том, что слышал от внушающих доверие рассказчиков, — предложил Хилой, недовольно косясь в сторону светловолосого юноши, сарказм которого был особенно неуместен после того, как чудесное вмешательство зеленоглазого арранта спасло его от позорнейшего проигрыша отцовской памятки.

— Я никогда не пересказываю чужие истории, сколь бы правдоподобными они ни казались Зато даю слово, что, сколь бы ни походили мои рассказы на выдумку, в них никогда нет ни капли лжи. Послушайте-ка, что случилось со мной и с одним моим знакомцем — Хутаб отхлебнул из кубка, одобрительно качнул головой и промокнул усы тончайшим платком, извлеченным из рукава полосатого халата.

— Мукчури торговал на рынке Мванааке фруктами, и как-то утром я увидел его шагающим перед арбой, груженной роскошнейшими апельсинами Знакомец мой скупал фрукты у владельцев окрестных садов, и товар у него всегда был отборнейший, хотя и цены он заламывал такие, что только держись. Купленные им в этот раз апельсины напоминали гору круглых золотых слитков и были выше всяких похвал: ни одного перезревшего или недозревшего, без пятнышек и помятостей — ну просто загляденье.

Понятное дело, за каждый из них Мукчури надеялся выручить по чогу и, судя по улыбке, блуждавшей на его лице, предвкушал уже, как связки этих монет будут оттягивать его поясную сумку по возвращении с рынка. Грезил он, быть может, и о серебряных шестиугольных дакках, и даже о золотых цвангах с портретами императора Димдиго, которые пришли на смену пестрым раковинам каури, известным в Халисуне и Саккареме под названием ужовок.

— Что за дикость — использовать ракушки вместо денег? — проворчал Ирам. — И откуда взялось это змеиное название?

— Раковины каури формой своей и впрямь походили на головы змей и еще сравнительно недавно имели хождение наравне с медными монетами не только в Мономатане, но и в других странах. Хотя брали их, естественно, не столь охотно, — пояснил Хилой и напомнил рассказчику, заглядевшемуся на небо, окрашенное алыми лучами заходящего солнца: — Так ты говорил о торговце фруктами.

— Да. Он намеревался продать их по хорошей цене и, завидев меня, сообщил, радостно потирая руки, что, по всем приметам, день у него выдастся на редкость удачным.

Не успел он это произнести, как к нему приблизился старый одетый в лохмотья чохыш и протянул руку за подаянием. Надобно заметить, что среди этой нищей братии встречаются не только убогие или ленивые, но и странствующие проповедники, певцы, сказители, гадальщики, лекари и богомольцы, коим тамошние обычаи предписывают оказывать посильную помощь. Просить подаяние не считалось в Мавуно зазорным и тем паче преступным, пока к власти в стране не пришел Триумвират Кешо.