Джон Норман - Рабыня Гора

– Вар бина, кейджера? – повторил бородач.

Я сидела все в той же позе, с ошейника тяжело свешивалась цепь.

– Я не знаю, – прошептала я.

И тут тыльной стороной ладони он наотмашь ударил меня по губам. Я повалилась в траву. Ужасающий удар, куда чувствительнее первого. Невероятно сильный, безжалостный, молниеносный. Я едва видела, сквозь боль и мрак с трудом пробиваясь к свету. Опустив голову, я стояла в траве на четвереньках, на губах – вкус крови, ошейник терзает шею. Я сплюнула кровь. Ударил меня! Он что, не понимает? Я женщина! Схватив цепь, он рывком притянул меня к своим коленям, обе руки запустил мне в волосы.

– Вар бина, кейджера! Вар бина!

– Не понимаю! – кричала я.

Он бешено рванул меня за волосы. Какая боль! Что мои хрупкие руки против его кулачищ!

– Вар бина! – все твердил он.

– Прошу вас, прошу вас, – рыдала я.

Лязгнув цепью, он швырнул меня к своим ногам. Я лежала на боку, умирая от страха. Отстегнув у плеча ремень с ножнами и кинжалом, он отбросил его в сторону. Потом сдернул ремень с пояса, снял кинжал и с него и сложил ремень вдвое. Хлестнул разок по ладони. Я лежала на траве спиной к нему, не видя его. Послышался свист ремня. Я закричала от боли. Он хлестал меня снова и снова и вдруг остановился.

– Вар бина, кейджера? – спросил он.

– Не бейте, пожалуйста, – молила я. Снова удар, и еще, и еще. Он бил, а я корчилась, извивалась в траве у его ног, плакала, хватая траву руками. Обезумела от боли, едва сознавала, что происходит. Меня бьют! Я же девушка! Он что, не понимает?

– Пожалуйста, не бейте меня! – кричала я. – Пожалуйста1 – Распростершись плашмя, закрыв руками голову, при каждом ударе я содрогалась. Что угодно сделала бы, лишь бы он перестал! Но я же не знаю, что ему нужно!

Наконец взбешенный зверь остановился. Я даже головы не подняла, только лежала, плача, прикрывая руками голову. Между ног под моим измученным телом тянулась цепь от ошейника.

По звукам я догадалась: вот он навешивает на ремень кинжал, теперь – надевает ремень. Вот поднял с земли другой ремень, прилаживает на плечо. Вверх я не смотрела, просто лежала, тряслась и плакала. Я сделаю все, что он захочет! Все!

Кто-то из мужчин заговорил со мной, ткнул древком копья.

Я встала на четвереньки. Цепь тянула вниз. Еще один толчок древком.

С покрасневшими глазами, вся израненная – на спине, боках и ногах живого места не осталось, – я расправила цепь и снова, как прежде, встала на колени. Губы в крови. Почти ничего не изменилось. Я на коленях, в точности в той же позе. Почти ничто не изменилось – только теперь я изранена и избита.

Мои мучители посовещались. Потом, к моему ужасу, бородатый подошел ко мне, присел передо мной. Вынул из ножен узкий стальной кинжал с обоюдоострым лезвием дюймов семь длиной. Подержал у моего лица. Я молчала. Другой присел позади меня. Левой рукой схватив меня за волосы, оттянул назад голову, правой – высоко, к самому подбородку, поднял ошейник. Больно. Сжатая металлическим кольцом, вздулась яремная вена.

– Нет! – молила я. – Нет!

Ясно – я для них никакой ценности не представляю. Горла коснулось острое как бритва лезвие кинжала.

– Вар бина, кейджера? – допытывался бородач. – Вар бина?

– Прошу вас, – со слезами зашептала я, – прошу!

Что угодно сделала бы. Что угодно. Что угодно сделаю, что угодно скажу. Но я ничего не знаю. Не могу рассказать то, что имнужно.

– Не убивайте меня! – умоляла я. – Я все для вас сделаю! Не убивайте! Оставьте меня себе! Пленницей, наложницей, кем хотите! Я же красивая! Я же могу вам служить! Угождать во всем!

Откуда-то из самых глубин, из тайной, прежде неведомой бездны выплеснулась, затопив сознание, волна смертельного страха, и, ужаснувшись собственной порочности, я закричала:

– Не убивайте! Я хочу быть вашей рабыней! Да! Да! Вашей рабыней! Рабыней! Не убивайте меня! Я буду вашей рабыней! Позвольте мне быть вашей рабыней! Умоляю!

Чудовищные, постыдные, порочные слова! Я содрогнулась от ужаса. Но тут же, обо всем забыв, зашептала – отчаянно, дерзко, решительно, четко и твердо, – а страшный человек все держал меня за волосы, все тянул назад голову.

– Не убивайте, пожалуйста! Да, я буду вашей рабыней. Да, я, Джуди Торнтон, буду вашей рабыней. Я, Джуди Торнтон, умоляю вас взять меня в рабыни. Прошу вас. Прошу, позвольте мне стать вашей рабыней! – Я попыталась улыбнуться. – Возьмите меня себе в рабыни. Вы – мои хозяева!

Неужели я назвала их хозяевами? Но видно, так уж назначено природой, что я, девушка, – лишь жертва, добыча для таких, как они, а они и им подобные – хозяева, в силу непостижимых биологических законов облеченные безграничной властью над нами.

– Прошу вас, хозяин, – шептала я.

– Вар бина, кейджера? – не переставал повторять бородатый.

Я застонала от отчаяния. Верно, им, всевластным и могучим, доступно множество женщин, таких же красивых, а то и более красивых, чем я. На Земле меня считали хорошенькой, оригинальной, даже очаровательной, но, как я начинала понимать, здесь, на планете Гор, я и такие, как я, гроша ломаного не стоят. Здешние обитатели ничего особенного в нас не находят. Во многих домах таких, как я, держат при горшках и плошках – стряпухами, посудомойками. В своей престижной женской школе на младших курсах я слыла первой красоткой. Во всем колледже красивее меня считалась только одна студентка – антрополог со старшего курса Элайса Невинс. Как я ее ненавидела! Как соперничала с ней!

Вот лезвие кинжала коснулось кожи. Сейчас полоснет! Вот, повинуясь малейшему движению держащей его руки, кинжал дрогнул. Сейчас мне перережут горло.

Но вдруг клинок замер. Отдернув кинжал, бородач отвернулся от меня, взглянул вдаль. Теперь и я услышала. Мужской голос звонко выводил мелодичную монотонную песню.

В ярости бородач вскочил, сунул кинжал в ножны, поднял с земли щит и копье. Его приятель, уже в полном боевом облачении, даже в шлеме, правой рукой держа копье наперевес, обернулся к приближающемуся мужчине. Бородач шлем еще не надел, но стоял рядом наготове.

Еле-еле двигаясь, я встала на четвереньки. Меня вырвало в траву. Я потянула цепь. Бесполезно. Убежать бы, уползти отсюда прочь! Но я прикована намертво к этой скале.

Я оцепенело подняла голову. Неторопливо, мерным шагом к нам приближался человек. Казалось, незнакомец пребывал в благостном расположении духа. Словно радуясь дальней прогулке, он во весь голос распевал песню с незатейливым мотивом. Косматый, волосы черные. Как и первые двое, одет в красное. И экипирован точно так же: на левое бедро с плечевого ремня свешивается короткий меч, на поясном ремне – нож в ножнах, на ногах – тяжелые, как сапоги, сандалии. На левом плече – копье, он придерживает его рукой. На копье за левым плечом подвешены щит и шлем. На правом плече – сумка, наверно, с припасами. Слева от ножен к плечевому ремню приторочен бурдюк с жидкостью, скорее всего с водой. Напевая, шагает себе с улыбкой по высокой траве. Казалось, внешним обликом он в точности походил на первых двух – и одет в такую же тунику, но, судя по их реакции, его появление их отнюдь не обрадовало. Нет, туника немного отличается: у левого плеча – какой-то знак. У этих таких нет. С моей точки зрения – разница совсем незначительная, но, возможно, для человека, понимающего различие, намного весомее. Я потянула цепь. На меня никто не обращал внимания. Не будь проклятого ошейника – могла бы и улизнуть. Я тихонечко застонала. Что ж, подождем.