Ольга Связина - В погоне за мечтой

– Это же госпожа придворная чародейка! – громовым шепотом прошипел он в немытое ухо невежи.

Перекрестившись, тот от души трижды сплюнул через левое плечо – чтобы не пропадало! – и поспешил испариться из поля моего зрения, опасаясь порчи.

– А что это у нее волосья… Полосами? – уже из-за спины донеслось до моего слуха.

– Дык… Это… – горожанин явно не знал, но не хотел ударить в грязь лицом перед деревенщиной, поэтому быстро нашелся: – Значит, ей пятьдесят годочков уже минуло! Ведьма, как первые полста разменяет, кожу сбрасывает, точно змея, и снова молодой, как девушка, становится. А волосы постепенно линяют и растут уже другого цвета!

Мелирование в этом мире явно было не в чести – волосы красили разве что женщины, чье поведение традиционно считалось ниже средней тяжести. То же самое с косметикой – в обычном магазине невозможно было просто так купить новую помаду или заказать понравившийся цвет по каталогу. Изготовлением декоративной косметики занимались немногочисленные мастерицы, передающие тайные фамильные рецепты из поколения в поколение. Так и получалось, что с высокопоставленной придворной чародейкой можно было столкнуться в самых неожиданных и неприглядных местах.

– Здравствуй, красавица! – как всегда, радушно приветствовала оптовую покупательницу травница Тамара, уже немолодая, но все еще привлекательная черноволосая и темноглазая женщина. – Что на этот раз?

– Как обычно, – вздохнула я и склонилась над прилавком: – А это что за травка?

– Это шалфей, ты его уже видела, только в сушеном виде, – отмерив обычные дозы желудочных и слабительных сборов (обитатели королевского дворца считали слово «диета» неприличным ругательством и не ограничивали себя за столом, осаждая затем покои несчастной ведьмы с жалобами на отравление) и получив из рук моего телохранителя условленную сумму, Тамара превратилась из торговки в учительницу.

– А у сухого и свежего свойства различаются? – «прозорливо» догадалась я.

Занимая высокий пост придворной чародейки (с немаленьким, кстати, окладом), к собственному стыду должна признаться, что совершенно не умею колдовать, варить зелья и заговаривать зубы. Ну, разве что зубы… Как при этом удалось получить и упрочить свое положение? Как и все в этом мире – совершенно случайно…

– …Спрашивала у меня, где оказалась и что это за город, – опасливо оглядываясь на Инквизитора, признался мужичок, встреченный мной в Межреберье – переулке городской бедноты. – Попросила проводить к лучшему постоялому двору.

– Среди бела дня велела приготовить горячую ванну и подать к белому вину какую-то неслыханную закусь! – поддержал мужичка в потрепанной одежке другой, одетый, напротив, слишком пестро – портье гостиницы «Корона».

Машенька – девушка, помогавшая мне переодеваться и принимать ванну, – краснея, как маков цвет, прошептала что-то на ухо святому отцу. Нахмурившись, тот покосился в мою сторону:

– Подними руки, дочь моя!

Я послушно вскинула растопыренные ладони.

– Полностью, – уточнил Инквизитор.

Священник подошел поближе, чтобы внимательно оглядеть их от запястья до плеча… и ниже.

– Метка дьявола! – с мрачным, как мне показалось, удовлетворением, констатировал он. Крупная родинка в правой подмышке и мне самой доставляла неудобство при эпиляции, но чтобы уж сразу дьявола! Опустив руки, я упрямо сцепила их за спиной.

– Скажи, дитя, есть ли у тебя братья или сестры? – священник прикидывался таким приторно-сладким, что аж челюсти слипались.

И полдня не прошло, как я очутилась в этом мире, представляющем какое-то невероятное, неправдоподобное, никогда не существовавшее славянское средневековье, как уже попала в оборот Святой Инквизиции! Объяснить, каким образом сюда попала, я не могла, потому что не знала сама, а рассказ о прошлой жизни по местным меркам получился бы слишком фантастическим, поэтому в разговоре с местной светской и духовной властью я прибегла к спасительной амнезии. Мол, не помню ничего, очнулась в двух шагах от вашего города, никогда его раньше не видела – видно, кто-то заколдовал. Но Инквизитор настолько ошарашил меня своим неожиданным выпадом и обвинением в ведовстве, что на последний вопрос невольно вырвалось правдивое:

– Есть, младший брат.

– А сестра?

Сказала «А» – говори и «Б»:

– Нет, сестры ни старшей, ни младшей нет. И как наша фамилия – тоже не помню!

– Так у вас есть фамилия? – заинтересовался король, до сих присутствовавший на «допросе» исключительно в качестве стороннего наблюдателя.

– Не помню!

– А у вашей матушки есть сестры или братья? – продолжал гнуть свою линию священник.

– Нет, она была единственным ребенком.

– А у ее матушки?

– У бабушки было четверо или пятеро братьев. Не помню точно, они умерли еще до моего рождения почти все…

– Значит, вы единственная дочь в третьем поколении, – удовлетворенно заметил Инквизитор и, обернувшись к королю, торжественно доложил: – Ваше Величество, это ведьма!

– Нет! – сдавленно пискнула я. – Какая же я ведьма – даже колдовать не умею!

– Умеешь, – уверенно возразил священник. – Просто не помнишь!

– Ну… А может, я – белая ведьма?

– Вот и проверим, от кого тебе дана сила – от бога или от лукавого!

На пару с королем они устроили мне самый настоящий перекрестный допрос – только участвовали в нем не адвокат с прокурором, а два прокурора, – перемежая вопросы о моем прошлом такими, на которые нельзя было односложно ответить «Не знаю» («Какого цвета небо?»), явно рассчитывая меня запутать и заставить проговориться. И им это удалось. По окончании «разговора» они уже нисколько не сомневались, что кроме собственного имени я не помню абсолютно ничего – чего стоило только это смехотворное утверждение, будто Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот! Но испытание на колдовское мастерство тем не менее не отменили.

– Рыбак, зовут Васькой, – монотонным голосом, как будто читая по бумажке, пояснил придворный лекарь. Он явно считал ниже своего достоинства общаться с какой-то там ведьмой, но не осмеливался ослушаться приказа короля и Инквизитора. – Пострадал при пожаре. Вернувшись с лова, обнаружил свой дом весь в огне, рядом теща кричала, что внутри осталась его дочка. Бросился в огонь и был придавлен упавшей стеной. Пока соседи залили пламя, верхняя часть успела сильно обгореть, но, как ни странно, выжил. Если это, конечно, можно назвать жизнью…

– А девочка? – переспросила я.

– Незаметно от бабушки убежала поиграть с подружкой и вернулась уже на пепелище.

В одном лекарь был совершенно прав – принять за живое существо лежащую передо мной человеческую головешку было сложно. От запаха паленого мяса мутило со страшной силой, а, взглянув на «пациента», хотелось зажмурить глаза и больше никогда не открывать. Но и с прищуренными веками в уши настойчиво проникало мерное хлюпанье со стоном – звук дыхания обгоревшего.