Александра Лисина - Пламя для дракона

А тут меня буквально парализовало.

Полупрозрачный дракон развернулся так плавно и бесшумно, что я сперва вспомнила, что испытала, с головой окунувшись в полынью, а потом снова ощутила себя в том самом сне.

Та же зловещая тишина, от которой коченеет все тело, тот же напряженный, неимоверно тяжелый взор, от которого постепенно подгибаются ноги, та же подозрительная слабость в теле, стремительно нарастающая дрожь, и он... снова ОН сидит напротив, бесстрастно изучая мое лицо. Его серебристая чешуя, которой не посмела коснуться ни одна из витавших над поляной снежинок, блестит и переливается всеми цветами радуги. Длинный хвост, обвив ближайшее дерево, крошит прочную кору в мелкую щепу. А из приоткрытой пасти, в которой подрагивал ярко-красный язык, сплошным потоком изливается самый настоящий смерч... туго закрученная спираль из колючих снежинок, которая, поднимаясь над его головой, раскручивается в полноценную вьюгу и обрушивается на притихший лес той самой бурей, сквозь которую я так долго пробиралась.

Наверное, я все-таки уснула, замерзнув под каким-то кустом, и этот дракон - мое предсмертное видение. Или же просто от холода мой разум помутился. Как у мамы. Помню, она во сне часто кричала, особенно перед смертью - наверное, ее тоже мучили кошмары?

Дракон, увидев меня, тоже замер, но смерч в его пасти мгновенно угас.

- Ты... - у меня внезапно охрип голос, а память очень не вовремя подсказала, что я видела эту поляну раньше. И деревья, безмолвными стражами стоящие по кругу, и то поваленное бревно... мой сон всегда начинался с этого места! А потом каждый раз - обреченный на провал побег, злобно воющий и бьющий по щекам ветер, стремительный росчерк серебристого хвоста, громкий треск поваленного дерева, короткий, пугающий до дрожи взгляд и... пустота. Темнота. А может быть, просто смерть?

Дракон все так же неторопливо сложил огромные крылья и опустил громадную морду так, чтобы моя дрожащая от холода фигурка оказалась возле самого его носа. Святые небеса, какой же он здоровый - один зрачок с меня ростом! Не говоря уж про лапы и остальное. Хотя, наверное, я просто впервые увидела его так близко, вот и растерялась.

- Что тебе нужно? - прошептала я, когда тяжелый взгляд дракона привычно пригвоздил меня к месту. - Зачем ты меня преследуешь?

Он только хмыкнул. А потом втянул ноздрями сгустившийся воздух, шумно выдохнул, и я буквально заледенела. Все тело сковало холодом, словно я провалилась в прорубь и задохнулась от попавшей в горло воды. Руки отнялись, поэтому я не смогла оттолкнуть чешуйчатую морду, когда она снова приблизилась. И не смогла закричать, когда раздвоенный язык мазнул землю у меня под ногами. Грудь словно ледяным обручем сдавило - от остро нахлынувшей боли я даже забыла, как дышать. А потом я все-таки умерла... кажется... и, все еще веря, что сплю, медленно завалилась навзничь.

Но не на промерзшую землю, как должна была, и не на родную постель, откуда каждое утро подскакивала в холодном поту, а куда-то дальше, ниже, в мрачный беззвездный колодец, из которого так же, как и от довольно усмехнувшегося дракона, тянуло смертельным холодом.

И падала я очень долго... молча, мучительно... в полнейшую неизвестность. До тех пор, пока кто-то не подхватил меня на руки и не прошептал торжествующе:

- Наконец-то!

Глава 2

Мне снова было холодно. Настолько, что пришлось свернуться калачиком, подтянуть одеяло повыше, завернуться в него, как гусеница - в кокон, да еще и нос спрятать в складках, чтобы поступающий воздух сперва согревался дыханием.

На какое-то время это действительно помогло - родившаяся где-то в глубине дрожь немного ослабла, но ощущение, что одеяло рваное, и сквозь него постоянно поддувает холодный ветерок, не проходило. Хотелось накинуть сверху что-нибудь еще. Желательно тяжелое, надежное, теплое, как связанное из овечьей шерсти покрывало, которым меня в детства укрывала в холодные ночи мама.

- Печку бы растопить, арре... - пробормотала я, услышав тихий скрип двери и совсем уже неслышный шелест чужих шагов. Наставница всегда вставала ни свет ни заря, чтобы согреть дом и проведать скотину. Надеюсь, сегодня она против обыкновения сжалится и не погонит меня на мороз. А то ведь удивлю ее - околею, не дойдя до сеней.

- Зачем вам печка, арре? - вдруг удивленно переспросил чей-то незнакомый голос. - Тут и так нечем дышать!

Арре? Это ко мне, что ли, обращаются? Или над Иршей поиздеваться решили? Она терпеть не могла, когда ее так называли, и вся округа об этом прекрасно знала.

А потом до меня вдруг дошло - голос был не просто незнакомым! Он оказался МУЖСКИМ! И этот неожиданный факт был настолько ошеломляющим, что я мигом проснулась и резко села, во все глаза уставившись на наглеца, посмевшего без спроса вторгнуться в святая святых главной приозерской ведуньи.

"Наглец" в ответ уставился на меня - молодой парень с правильными чертами лица, хитро прищуренными глазами и внимательным взглядом человека, привыкшего с ходу определять настроение собеседника. У моей наставницы был такой взгляд - умный, цепкий, внимательный. И у владетеля Приозерья, которого я видела мельком пару лет назад. Но чтоб у юнца, на три-четыре года младше меня... да еще с этакой смесью тщательно сдерживаемой насмешки и ощутимого превосходства в глазах... хотя, может, он просто выглядит молодо? Говорят, магам под силу и не такое.

Что еще врезалось в память, так это его одежда - необычного покроя камзол, выполненный в зеленоватых тонах и лишенный каких бы то ни было украшений. Высокие сапоги до колен, неприлично узкие брюки, которые у нас ни один уважающий себя аристократ бы не надел, длинная куртка, из-под ворота которой виднелся краешек льняной рубахи, ровный ряд больших пуговиц, как на солдатском мундире, и хорошо выделанный кожаный пояс с кольцами, где висели какие-то тканые кармашки.

Из мелких деталей внимание привлекла только одна - золотая нашивка в виде щита на левой стороне груди. Но подробностей я не разглядела, потому что не до них, честно говоря, стало - я только сейчас догадалась оглядеться и внезапно обнаружила, что нахожусь не у себя дома, а в совершенно незнакомом помещении. Очень светлом (вон, как солнце бьет из окна!), с высокими белыми потолками, которых никогда не знала наша старая хижина, такими же белыми стенами, чья идеальная чистота прямо-таки резала глаз, и безупречно ровным полом, от которого отражались многочисленные солнечные лучики, создавая ощущение, что под ногами непрерывно перемигиваются тысячи золотых огоньков.

Единственным предметом мебели в комнате оказалась моя кровать... не хлипкий скрипучий топчан, как у нас в хижине, а все-таки настоящая кровать - с набитым не сеном, а чем-то более мягким матрацем, большой подушкой и атласным одеялом, от прикосновения которого по коже то и дело пробегал неприятный холодок. В простых домах таких одеял не увидишь - эту роскошь у нас в Приозерье могут себе позволить лишь состоятельные господа. И тот факт, что роскошь тоже бывает неудобной, абсолютно ничего не менял.