Василий Головачев Головачев - ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЗВЕРЯ

— Громов — на выход! — раздался голос дежурного по бараку. — С вещами!

И Антон, ощущая спиной взгляды зеков, с которыми прожил четыре года в одном бараке, слыша их приглушенные голоса — его уважали и желали удачи, — вышел в мутное августовское утро начала века, не зная, что ждет его впереди.

До станции Потудань он добирался пешком, пьяный от свободы, чистого летнего воздуха, неистовой зелени по обе стороны дороги, цветочных ароматов и желания проснуться. Взял билет на электричку до Нефтеюганска и не заметил, как доехал, занятый больше не внутренним созерцанием, а разглядыванием пейзажей и лиц пассажиров электрички, вдруг понимая, что соскучился по обыкновенным человеческим лицам, на которых можно было прочитать не только усмешку, наглое превосходство или желание «оторваться» на том, кто послабей.

В родной Ярославль он прибыл в ночь на девятое августа, усталый от впечатлений и переживаний, жадно прислушиваясь к разговорам вокруг и формируя мнение, что жизнь в России пока к лучшему не изменилась. По-прежнему простой народ терпел задержки зарплаты и пенсии, хамство и произвол чиновников, всесилие торговых людей, воровство и бандитизм. По-прежнему мафиози делили Россию на зоны контроля, а продажные политики в этом им способствовали. По-прежнему милиция боролась с бандитами, почти ничем от них не отличаясь. Но это как раз Антона не волновало. Он надеялся, что сможет избежать каких-либо конфликтов, устроиться на работу и вновь почувствовать себя человеком.

Такое настроение сохранялось у него несколько дней, пока он обживался в старой квартире родителей, за которой в течение уже многих лет со дня смерти мамы приглядывала ее сестра тетка Валя в надежде на то, что когда-нибудь в ней будет жить племянник. И вот надежды ее сбылись.

По истечении недели оптимизм Антона несколько приувял, он понял, что действительность не столь радужна, как он себе ее рисовал, сидя за колючей проволокой. Денег у него было немного, а работу найти не удавалось, несмотря на давние связи и знакомства, даже в спортивно-прикладных секциях и клубах, не говоря уже о коммерческих структурах или спецорганах. Начальники отделов кадров данных организаций, увидев «ксиву» бывшего заключенного, только разводили руками, не желая брать на себя ответственность за человека с таким прошлым. Власть и чиновничья рать в Ярославле давно поменялись, и никто из ныне действующих спортивных и военных боссов не помнил бывшего чемпиона города по самбо и кикбоксингу, а как тренер, инструктор спецшколы, Антон был известен лишь ограниченному числу лиц, да и то в Москве.

К концу недели он окончательно пришел к выводу, что в Ярославле работы не найдет. Надо было ехать в Москву, восстанавливать связи там и, если не получится, устраиваться на любую работу, может быть, даже никак не связанную с его квалификацией и возможностями.

Разыскав в записной книжке номера телефонов старых друзей и приятелей, Антон позвонил в Москву, но поговорить смог лишь с Серафимом Тымко, которого знал еще по пятнадцатилетней давности периоду обучения в школе спецназа, но ничего хорошего не услышал. Серафим был вежлив, однако ничего предложить Антону не мог, прямо сказав, что человеку с пятном в биографии рассчитывать особенно не на что. Звонил Антон и своему старинному другу Илье Пашину, но не дозвонился. Видимо, у Ильи сменился номер или он вообще уехал из Москвы.

Подавив разочарование, Антон отложил поиски друзей на другое время и стал собираться в столицу, привычно составляя план на неделю вперед. А в понедельник утром, когда он закончил ежеутренний тренинг и завтракал, к нему заявились гости.

Их было двое: пожилой мужчина с неподвижным, испещренным морщинами, темным от северного загара лицом, и молодой человек боксерского вида, со сломанным носом и расплющенными ушами, белобрысый, с прической ежиком. Когда Антон на звонок открыл дверь, они молча уставились на него, словно ожидали увидеть кого-то другого, и Антон, хладнокровно выждав несколько секунд, без слов дверь закрыл.

Через мгновение звонок раздался снова.

— Извините, — заторопился молодой боксер. — Вы Громов?

— А вы кто? — не совсем вежливо поинтересовался Антон.

— Мы от одного очень уважаемого и авторитетного человека, — глухим насморочным голосом произнес морщинистолицый гость. — По поводу работы. Разрешите войти? Разговаривать на лестничной площадке как-то неудобно.

Антон молча посторонился, но в гостиную гостей не повел, усадил на кухне.

— Чай, кофе?

— Благодарим, по утрам не принимаем, — без улыбки сказал пожилой; чем-то он напомнил Антону помощника пахана в зоне, державшего под контролем всю колонию. — Мы знаем, что вы ищете работу, и хотим предложить хороший заработок.

— Кто это — мы? И что значит — хороший заработок?

— Хороший — это две-три штуки баксов в месяц, в зависимости от условий, плюс гонорар за выполнение задания. Мы — это одна серьезная дисциплинированная контора, требующая безусловного подчинения по вертикали.

— Мафия, что ли?

— Я бы не стал формулировать столь категорично, — скривил губы пожилой наниматель. — У нас свои отношения с законом, зато мы всегда добиваемся того, чего хотим.

— Что мне надо будет делать?

Гости переглянулись.

— Ты создаешь впечатление умного мужика, командир, — сказал боксер. — Неужели не догадываешься?

— Нет.

— Мы специализируемся на устранении неугодных боссу лиц и участии в рейдах по сопредельным территориям. Каждый рейд оплачивается особо. Ты прошел Афган, Чечню, так что должен знать, что это такое. Ну, как? Согласен?

Антон молчал, прикидывая, сразу ли спустить гостей с лестницы, отпустить с миром или подождать продолжения?

— Что молчишь? Надеешься устроиться? С такой биографией, после Шантарского курорта, тебе нигде ничего не светит.

Осведомленность гостей о его положении наводила на определенные размышления. Либо за Антоном следили с самого начала, с момента освобождения, либо у группировки, пославшей «менеджеров»-вербовщиков к бывшему инструктору ГРУ, был доступ к совсекретной информации спецслужб. Существовал, однако, еще один вариант: его проверяли люди как раз одной из спецслужб.

— Ну? — раздвинул большие, как оладьи, губы молодой человек; по-видимому, он действительно занимался боксом и был профессионалом.

Антон молчал.

— Может быть, тебе мало? — нахмурился пожилой «менеджер», переходя на «ты». — Скажи, обсудим. Профессионалов мы не обижаем.

Антон молчал, все еще не зная, что делать.

— Сколько хочешь?

— Да что ты с ним… — возмутился боксер, окидывая хозяина пренебрежительным взглядом.