Олег Филимонов - Уходя, гасите всех!

Шли годы… Отец вовсю воевал с браконьерами, постреливая в них сам и получая пули в ответ, нарабатывая бесценный партизанский и контрпартизанский опыт, вкупе с сопутствующими этому повреждениями типа сломанной кастетом скулы или чего подобного. Но зарастало на нем как на собаке. Да и я времени даром не терял, помимо спорта занимаясь самосовершенствованием: делал «солнышко» на качелях или прыгал с подходящих крыш с самодельным парашютом, готовя себя в космонавты или на худой конец в каскадеры. Тогда эти профессии еще считалась почетными, приоритеты в сторону бизнесменов, моделей и банкиров (читай — спекулянтов, блядей и ростовщиков) сместились несколько позже.

Зарплата охотоведа невелика, а в лесах он пропадает подолгу, поэтому в какой‑то момент отца взяли к ногтю, заставив заколачивать бабки на заводе в горячем цеху. Деликатесы из рациона семьи практически исчезли, правда, денег стало больше. Отец утешался только тем, что мог клепать на заводе ножи, к которым неровно дышал на протяжении всей жизни, да завел себе новое хобби — реконструкцию луков. И не примитивных английских деревяшек, а сложных, азиатских… ну или русских, если угодно. Как выяснилось позже, чуя к чему идет дело в стране, он уже тогда замышлял недоброе…

Само собой разумеется, отцовское хобби подразумевало не только изготовление луков, но и стрельбу из них. Оттачивая мастерство лучника, мы с папой переломали десятки неудачных экземпляров, зато уцелевшие представляли собой действительно грозное оружие.

И тогда и сейчас наше уё…жищное законодательство запрещает охоту с луком. Да и вообще луки и арбалеты мощностью больше 20 кг считаются… даже не знаю чем — не огнестрельным же оружием? Наверное, ужасным хладнострельным[10]! Но запрещены однозначно. Видимо, богатенькие буратины по старой памяти Робин Гудов опасаются. Долгожители, мля. Наверняка, кому‑то из законодателей когда‑то в зад стрелой угодило: «…Оля нагнулась — в жопе топор, метко кидает индеец Егор![11]» — что‑то в этом роде. Иными обстоятельствами объяснить эдакий выкрутас сложно. Но не будем о грустном; в любом раскладе на вывихи раненных в попу законотворцев отец клал с прибором, изготавливая луки подстать средних размеров богатырю. Хотя тут есть одна тонкость: в кустарных условиях сделать слабый композитный лук почти не реально — сломается. Так что уцелевшее после испытаний оружие требовало от стрелка значительной физической силы.

Вот с ножами нынче стало полегче — великое дело откат! Так как принадлежность к холодному оружию определяется по целой куче параметров, среди них: марка стали, длина и толщина клинка, наличие долов, упора и т. д., любой свинокол можно провести как нож «хозяйственно–бытового» назначения, надо только отбошлять кому следует — и торговать сколько влезет. Да зайдите в любой охотничий магазин и убедитесь сами.

Работа на заводе оставляла отцу мало времени для охоты — на выходные далеко не заберешься. Только во время отпусков он мог оторваться по полной программе, отправившись на промысел куда‑нибудь подальше, в один из глухих уголков нашей необъятной родины, где еще окончательно не повывели дичь. Обычно компанию ему составлял дядя. Естественно, брали и меня. Мы добирались до места самолетом, поездом и попутным транспортом, а потом сплавлялись на байдарке по подходящей водной артерии, по пути давая волю звериным… в смысле, охотничьим, инстинктам.

Надо сказать, что взгляды отца на охрану угодий существенно изменились — треснули розовые очки. Теперь он считал, что природу надо охранять вовсе не от браконьеров, а от любой «хозяйственной» деятельности, а пуще того от направляющей эту деятельность руководящей верхушки. Такие идеи посещали его уже давно, еще в те времена, когда он устраивал царские охоты членам единственной и неповторимой вульгарной партии, следя, чтобы те по пьянке не отстрелили друг другу члены. Однако глаза окончательно открылись только теперь: вернувшись в места, которые кишмя кишели дичью еще год назад, запросто можно было обнаружить там безжизненную пустыню. Как, например, случилось на Кушумском канале, где, борясь с неведомой напастью, степь потравили с самолетов. Не известно, победили напасть или нет, но любую живность вывели под корень, а на неоглядных степных просторах зримым свидетельством беспредела догнивали сотни и тысячи туш сайгаков. И это только единичный пример…

С наступлением в стране демократических преобразований, то есть когда жрать стало вообще нечего, а «члены» поменяли окрас с красного на любой другой, напрочь избавившийся от любых иллюзий папаша извлек из шкафов свой нехилый арсенал и матерым браконьером скрылся в лесных дебрях. Там он был в своей стихии. В городе ловить было нечего — завод встал, а на любую более–менее нормальную работу устроиться оказалось практически невозможно. Наглядным примером был дядя Андрей, тоже давно ушедший из охотоведов, и теперь мыкавшийся по нескольким работам в несбыточной надежде прокормить семью на получаемые там гроши. И от этого постепенно зверевший.

Вот тут‑то в полной мере и пригодились любовно изготовленные луки — настоящему браконьеру сподручнее пользоваться бесшумным оружием, да и с дорогущим боеприпасом заморачиваться не надо. Теперь большую часть времени отец пропадал в лесах, лишь изредка наведываясь домой, заросший дикой бородой и перегруженный свежей дичиной, что в эпоху нарождавшихся рыночных отношений, местами выглядевших как возврат к натуральному хозяйству и меновой торговле, было весомым подспорьем. Когда выдавалась возможность, то есть в основном во время школьных каникул, к отцу присоединялся и я.

Наслаждавшийся свободой папа сожалел только об одном — ответственные за развал страны деятели в лесную глухомань забредают редко, и к его трофеям нельзя добавить их рога, головы и шкуры. Правда, вонючее мясо и гнилую требуху все равно пришлось бы выкинуть, ну или оставить приманкой для других.

В то же время попавшая под сокращение мать получала второе, внезапно ставшее невероятно востребованным, образование — психолога. Видимо, чтобы на ряду с расплодившимися чумаками, экстрасексами, колдунами и прочей нечистью пудрить мозги верящим в эту чушь лохам — в основном дамочкам предпенсионного возраста. Нет, безусловно, нечто выходящее за рамки обычного в нашим мире существует — бывали случаи убедиться, — но вот паразитирующая на подобных вещах братия к этому «нечто» отношения, как правило, не имеет. Психология тоже дело хорошее, но, внезапно обретя невероятную популярность, она, на мой взгляд, очутилась в одном ряду с профессией колдуна. Оправдывало маму то, что она и сама в это верила… это же и печалило. Я к ее новой профессии относился строго отрицательно, но жить было как‑то надо, не строить же финансовые пирамиды?