Юрий Никитин - Княжий пир

Тудор что-то принялся рассказывать Кучугу, похохатывал, Кучуг то хмурился, то вскидывал брови. Владимир толкнул его локтем:

— Когда больше двух, говорят вслух.

Тудор мгновенно повернулся к нему всем грузным телом, стремительный и быстрый, несмотря на дородность и годы:

— Да о козлах все речь!.. Не разумеет меня этот козел…

— Кто? — не понял Владимир.

К его уху наклонился Претич, сказал усмешливо:

— Гусляр сейчас пел!.. Не то песнь, не то притча, не то камешек в чей-то огород. Мол, два козла встретились на узком мостике через реку. Ни один не захотел попятиться, уступить другому. Начали бодать рогами, только треск пошел… Герои! Бились так, что искры сыпались. Ни один не уступал другому ни по силе, ни по ухваткам. В конце концов устали, сцепились нечаянно рогами, упали с мостка… и утопли в бурной реке.

Владимир пожал плечами:

— Подумаешь, козлы! А бараны разве не такие? У меня и баранов вон сколько…

— Такие же, — согласился Претич, он прятал усмешку. — А потом, как спел он дальше, по тому же мостику пошли с двух сторон две козы. Встретились точно так же на середке, ни одна не захотела уступить другой…

Тудор бесцеремонно вмешался:

— А я говорю, на мясо таких коз! От них и молоко дурное… И козлята пойдут уродами. Не бабье это дело — бодаться!

Владимир молчал, еще не зная, о чем речь, но чуя подвох, а Претич закончил победно:

— И козы придумали, чтобы ни одной не пятиться. Одна легла, другая осторожно прошла над ней, а там и первая встала, каждая пошла в свою сторону.

Тудор презрительно фыркнул, а Кучуг, дотоле молчавший, сказал сожалеюще:

— Не пойдет. То козы, а то козлы! Мужская гордость не позволит лечь, чтобы другой прошел над тобой. Это ж все равно что признать себя побежденным. Это ж всю оставшуюся жизнь помнить, что кто-то над тобой прошел? Нет, лучше в речку упасть.

Тудор ухватил в громадную лапищу кубок:

— Лучше красивая смерть, чем вот так…

К нему потянулись, кубки и чары звонко сомкнулись над столом, щедро разбрызгивая капли. Богатыри за дальними столами вставали с кубками, орали здравицу и пили стоя. Пили из объемных кубков, пили жадно, как в знойной пустыне, пили с одинаковой охотой хоть за великого князя, хоть за гордых козлов на узком мостике.

За дальним столом один из богатырей, Сиявуш, уже красный и потный от выпитого, внезапно хватил с размаху серебряным кубком по столу. Там даже не качнулось, стол из вековых бревен, но кубок смялся в лепешку. Сиявуш захохотал:

— Всего лишь серебро!

Его сосед, богатырь Волчий Клык, захохотал еще громче:

— Из чего пить будешь? Я не дам совать твое кабанье рыло в мой!

Сиявуш грохнул кулаком о стол. Посуда подпрыгнула выше.

— Я пил у короля Олафа из золотых кубков!.. Когда служил у короля Кнута, мне подавали кубок из золота и с драгоценными камнями!.. А в Царьграде пил и даже ел на злате…

Гуляки, что только что хохотали над незадачливым богатырем, умолкли, начали прислушиваться. Претич легонько толкнул Владимира, указал глазами на захмелевшего богатыря, славного многими подвигами. Владимир уже и сам не спускал глаз с пьяного исполина. Богатыри за столами на глазах мрачнели. Старый богатырь по прозвищу Большой Топор внезапно пробурчал:

— Мне тоже приходилось есть на злате… Но разве мы не взяли богатую добычу из Царьграда? Я говорю о дани, что они платят. Сам видел, как с кораблей перегружали золотую посуду, кубки, ящик с золотыми ложками… Почему это у князя в сундуках? Разве мы не проливали кровь за то злато?

Сиявуш грохнул кулаком снова, взревел:

— Почему едим на серебре? А там, глядишь, из медной миски заставят лакать, аки пса?

Большой Топор ударил кулаком по краю стола:

— Серебро — это не злато!

— Злато!

— Злато!

Два огромных, как валуны, кулака потряхивали стол. Справа и слева перестали бражничать, тяжелые кулаки тоже пошли грохать о столешницу. Посуда подпрыгивала, двигалась к краю. Это развеселило, уже и другие начали мерно бухать по столу. Посуда запрыгала, кубки и блюда со звоном падали на пол, подпрыгивали. Псы снова жадно набрасывались на еду, рычали и дрались за лакомые куски.

За княжеским столом началось движение, прибежал отрок. Выслушал, унесся. Все видели, как преклонил колено перед великим князем, почтительно говорил, а князь потемнел, брови грозно сдвинулись. За другими столами богатыри подхватили клич Сиявуша, мощно били кулаками по столу. Их клич стал грозен, от него дрожали стены:

— Злато!..

— Злато!..

— Злато!!!

За княжеским столом перестали есть, все взоры скрестились на Владимире. Он чувствовал, как в груди на­чинает появляться холодная тяжесть. Оглянулся, поймал взглядом Претича, тот остановился в дверном проеме и ожидающе смотрел на князя. Владимир подозвал взглядом, спросил:

— Ну, что теперь скажешь?

— Ты князь, — проворчал воевода.

— А ты военачальник!

— Воинские знания тут не помогут.

— Мне ничто не поможет, — ответил Владимир негромко. — Но я знаю, что, сохранив злато, потеряю дружину. А сохранив дружину, добуду еще и злато, и камни, и Жар-птицу, буде понадобится.

Шум стал грознее. Богатыри вскакивали, опрокидывая тяжелые дубовые лавки. Владимир проговорил быстро:

— Ракша, дуй к ним. Скажи, князь велел подать на столы золотую посуду вместе с красной скатертью. Скажи, так было задумано давно. Чтоб знали, что не они вытребовали, а так было по княжеской воле… А ты, Вертило, возьми эти ключи, быстро беги в мою потайную комнату. Открой все сундуки… ну, к которым ключи подойдут, достань все золотые кубки и блюда, бегом тащи вниз, пусть положат жареных лебедей или что там у них… Только быстро!

За столами малость успокоились, уже пронесся слух, что вот-вот подадут посуду из чистого золота. За дальним столом поднялся рослый длиннорукий богатырь, синеглазый и с длинными волосами пшеничного цвета. Родом из странного племени кумыков, о котором никто не слышал, но богатырь был отважен, весел, сумел многих одолеть в дружине Владимира, а на предложение остаться послужить радостно согласился.

Сейчас он стоял красиво и гордо, серебряную чашу с вином держал на ладони, а локоть отвел в сторону. Издали поклонившись Владимиру, он заговорил плавным красивым голосом, в котором словно бы слышались клекот горных орлов и прыжки оленей в его родных горах:

— Речь Сиявуша была великолепна и блистательна, как дорогой княжеский кинжал в золотых ножнах. А перлы его речи не уступают перлам в рукояти!.. Я не смею соперничать, я только хочу добавить… Как вот у каждого наряду с дорогим кинжалом есть ма-а-а-аленький ножик, совсем простой ножик, которым режут мясо, лук, хлеб, так эта моя речь — ма-а-а-аленький ножик, который я скромно кладу рядом с великолепным блистательным кинжалом Сиявуша…