Костер и Саламандра. Книга первая (СИ) - Далин Макс Андреевич

— А ты сумасшедшая, — сказала принцесса грустно.

— Просто не могу расстаться со своей собакой, — буркнула я.

— Настолько, что не боишься костра?

— Меня уже жгли, — сказала я мрачно. — Говорят, король ненавидит проклятых всей душой, я по лезвию хожу, а ты тащишь меня во Дворец, чтобы я тебя защитила. Да я вообще ещё жива только потому, что забавляла лохов в притоне. В трущобах ничего опасного по определению нет. Я там мелкая, грязная и не стою внимания. А вытащишь меня на яркий свет — и конец мне.

Виллемина вздохнула, как всхлипнула.

— Карла, — сказала она с тоской, — я думала, мы сможем помочь друг другу. Государь… с ним можно разговаривать, он разумен и добр… есть другие, много хуже… ты всё увидишь сама. Я клянусь, что могу спасти тебя от костра, но за это — будь со мной. Пожалуйста.

— Послушай… у тебя гвардия, вся армия Прибережья…

— Не надо, — сказала принцесса. — Ты позже поймёшь.

Я замолчала и пыталась слушать Дар. Дар ластился к Виллемине, лизал её, как языки пламени слизывают масло. Но у меня под рёбрами горело чувство страшной опасности, я вдумывалась, вслушивалась — и понимала: это опасность, грозящая принцессе, теперь — наша общая опасность.

Мне бы бежать, но я не могу.

Так же, как не могу расстаться с Тяпой.

Общая беда некромантов: их тянет к тем, кто ходит по краю.

Мы выехали на набережную. С верфи, освещённой тусклыми огнями, тянуло дымом, и ветер доносил оттуда глухое буханье парового молота. На рейде стоял королевский броненосец «Вестник Света», и его огни слабо светились в сырой тьме над морем.

Мы проехали биржу и несколько кварталов, где заводы стояли впритык друг к другу, — Виллемина задёрнула шторку, но всё равно было тяжело дышать от дыма и гари. Потом колёса нашей кареты загрохотали по булыжнику, а в щелях замелькали фонари: мы въехали в городской центр. Ещё через несколько минут грохот прекратился, карета плавно покатилась по торцовой мостовой Белого бульвара.

От близости Дворца у меня живот схватило. Тяпа меня пожалела, сунула нос между моих колен, добрая собака.

— Виллемина, — спросила я, поглаживая Тяпку по рёбрам, отделанным бронзой, — как я должна себя вести, чтобы меня не спалили сразу?

Принцесса коротко рассмеялась:

— Карла, в Междугорье «спалили» означает «узнали то, что ты хочешь скрыть».

— Надо же, — сказала я хмуро. — Так что делать, чтобы они не узнали?

Виллемина покачала головой. В мелькающем свете её лицо, тонкое, острое и чистое, было ужасно похоже на старинную миниатюру на эмали, изображающую эльфа.

— Я сделаю тебя моей камеристкой, — сказала она. — И ты получишь полное право делать то, что сочтёшь нужным.

— Ты поверила, что я дворянка? — я даже улыбнулась. — Если что, у меня есть родословный лист с выпиской из церковной книги.

— Это неважно, — сказала Виллемина нетерпеливо. — Мне всё равно. Я сообщу двору, что ты аристократка, и пусть проверяют, как хотят. Ты отважна. Мне этого страшно не хватало — отважного союзника. Я тут одна.

— Я думала, у принцесс фрейлины… — заикнулась я.

— Шпионки, — коротко ответила Виллемина.

Карета замедлила ход.

— Площадь, дамы, — объявил кучер.

Даже открыл дверцу и откинул ступеньку. Три кораблика вызвали у него приступ галантности.

Виллемина сунула деньги мне в руку:

— Отдай ему, я устала.

Расточительно, подумала я, отдавая кучеру три монеты. Какие у нас с ходу странные отношения с моей сеньорой. Какая у меня странная сеньора.

— Виллемина, — сказала я, — я забыла муфту.

— Туда ты прячешь и руку, и собаку? — улыбнулась принцесса. — Не беспокойся. Муфта — это наша самая малая проблема.

Площадь Дворца была ярко освещена — фонари горели по кругу, горели окна Дворца, светился ряд окон в здании Большого Совета — и совершенно пуста. Только королевские гвардейцы стояли на часах около парадного входа во Дворец, как раскрашенные истуканы. Я подумала, что холодно им, должно быть: с моря дул резкий ледяной ветер, здесь он был, кажется, холоднее, чем в предместьях и трущобном квартале.

Виллемина проскользнула мимо парадного входа, держась в тени, и вошла, видимо, в двери для прислуги. Её ждали в швейцарской.

Я чуть задержалась между дверями и услышала, как немолодая тётка ворчливо сказала: «Ваше высочество припозднились и заставили меня раскаяться в том, что я отпустила ваше высочество в город без охраны… » Мне не хотелось заходить, но Виллемина окликнула:

— Карла!

Я вышла на свет. Это было мучительно. Тяпка спряталась за мои ноги, а я сама с наслаждением спряталась бы за ноги Виллемины, если бы могла.

Мне стоило большого труда стоять прямо и не прятать глаз. Чтобы успокоиться, я всех тут рассматривала. Статную тётку с седыми буклями, тремя подбородками и синим бантом фрейлинского шифра на плече роскошного тёмно-синего платья из саранджибадского шёлка. Двоих мрачных бойцов, одетых как светские франтики, — но светленькие сюртучки не скрывали ни выправки, ни мускулов. Дежурного швейцара, важного, как губернатор небольшой провинции. И они все перевели укоризненные взгляды с Виллемины на меня — и их взгляды сделались даже не осуждающими, а обалдевшими.

— Ваше прекраснейшее высочество, — сказал боец, взяв себя в руки. — Вы понимаете, что это за… особа с вами?

— Да, — сказала Виллемина таким голосом, что вокруг иней осел. — Эта леди — некромантка. С этого вечера она состоит при мне. Довольно разговоров. Переодеваться и ванну для меня и этой леди, горячее молоко для нас обеих в мой будуар.

— Ваше высочество ожидают в будуаре, — сказала фрейлина.

— Благодарю, понятно, — сказала Виллемина. — Переодеваться, ванну, горячее молоко в малую гостиную. Пойдёмте, Карла.

Я любовалась. И когда она меня позвала, я сделала Тяпке жест и пошла за Виллеминой с видом правильной аристократки. Придерживая короткий подол своей юбки. Задрав подбородок. Чувствуя Дар, как волну огня.

— Скелет! — охнула фрейлина.

Виллемина обернулась.

— Оливия, — сказала она, — будьте любезны держать себя в руках.

Сзади замолчали. Дали нам подняться по лестнице, застеленной синей ковровой дорожкой, мимо мраморных статуэток морских дев. Анфилада залов уходила в подсвеченный газовыми рожками сумрак, казалась высокой, как храмовые своды, а своды отражались в зеркальном паркете.

И мы отразились в громадном зеркале. Виллемина, которая сняла шляпу, и волосы цвета солнечных лучей рассыпались по плечам, а рядом я: кожа обветренная, как у рыбачки, ничего с этим не сделать, горбатый нос — троим Творец не донёс, глаза светлые, скорее рыжие, чем карие. Без шляпы, торчащие чёрные кудряшки — воронье гнездо, мука их расчёсывать. И мы одного роста… Тяпка подошла и тоже заглянула в зеркало — и Виллемина её погладила.

Спросила меня:

— А она чувствует прикосновения?

А Тяпа завиляла хвостом и всей спиной, ткнулась носом в её руку… Виллемина, наверное, и Тяпу грела, как и меня. Капля Дара в её крови… со стороны незаметно, но проклятые её чувствуют. И мёртвые чувствуют.

— Твои — да, — сказала я. — У тебя были интересные предки.

Виллемина усмехнулась и тут же стала серьёзной.

— Карла, — сказала она, — скорее всего, меня ждёт муж. Принц Эгмонд. Именно он здесь — моя главная беда.

— Ого, — я аж присвистнула, и Тяпка насторожилась. — Ты хочешь, чтоб я защитила тебя от наследного принца?

— Да, — сказала Виллемина просто.

— Ничего так, — кивнула я. — Спасибо, что не от Господа Бога. Я постараюсь, Вильма. По крайней мере, пока меня не сожгут.

Ещё одна проверка. И Виллемина улыбнулась:

— Так меня и называй. И не думай, что я буду плакать в сторонке, когда нужно будет сражаться. Но мне очень нужен друг, тот, кто прикроет спину. Ты.

— Порядочные принцессы в таких случаях заводят конфидентов, — сказала я.

— Я не порядочная, — сказала Вильма. — У меня будет конфидентка.

И мы пошли туда, в тёплый сумрак, откуда пахло тающим свечным воском, духами, пудрой и затаившейся смертью.