Чародеи (СИ) - Далин Макс Андреевич
— Чародеи? — Юлька глотает смешок. — Вот так словечко…
— Кто-то светлый и придумал.
— И мы с тобой — чародеи?
— И мы.
— Тут — как Слизерин? — вдруг доходит до Юльки. Она фыркает от отвратительности этой мысли, но уже не может от неё отвязаться.
— В смысле — злых колдунов учат? — смеётся Рудольф. — Ну это же хрень, сама посуди. Ты хочешь быть злой колдуньей?
— Я — точно нет.
— Вот. Никто не хочет быть гадом. Даже я. Хотя меня родители настолько боялись, что решили грохнуть. Ты же знаешь, что меня хотели убить, да?
Юлька кивает.
— Меня заказал отец, — говорит Рудольф, и голос у него совершенно не живой. — И этот заказ выполнили. Я сгорел в той машине. Они похоронили кости. Меня вообще нет, ты понимаешь?
Юлька берёт его холодные влажные ладони в свои — и тут же попадает в прожекторный луч, горячий, как адский огонь, в беспощадный свет чистого знания.
Если бы даже Рудольф хотел — он бы не скрыл.
* * *
У маленького Рудольфа в руках — куски шлема дополненной реальности. Обгрызенная тупая пластмасса. А у его ног — плюшевый ушастый бульдожик, заглядывает в глаза, вертит катышком обрубленного хвоста, ухмыляется: ужасно рад видеть хозяина.
— Чтоб ты сдох! — кричит Рудольф со злыми слезами — и вдруг чувствует…
Юлька тоже чувствует, как ярость внутри собирается в раскалённый луч, в невидимое и неотвратимое копьё — ужас Рудольфа прошибает её насквозь, она вместе с ним кричит «нет, нет, не надо», но вместе с ним и понимает, насколько это бесполезно.
Насколько это неотвратимо.
Юлька рыдает вместе с Рудольфом. Обнимает мёртвую собачку. Ещё тёплую.
«Мама, я убил Федю».
«Рудик, ну что ты… Ты же ничего ему не сделал, даже не ударил… наверное, он болел, а мы и не знали…»
«Мама, я убил Федю». Но объяснять бесполезно. Объяснить невозможно.
Федя до сих пор болит у Рудольфа в душе. Нестерпимо. Юлька видит, как Рудольф кормит бродячую собаку. Кудлатого барбоса, хромающего на заднюю ногу.
Видит этого барбоса у него в комнате. Барбос возлежит на лайковом белом диване. Рудольф гладит его по голове. «Феденька, Феденька…» Плачет.
У Рудольфа тоже чувство вины.
Хуже, чем у Юльки: Рудольф не предполагает, он знает точно.
И заставляет себя не злиться. Не ненавидеть.
Рудольф слушает курс аутотренинга: кончики пальцев становятся тёплыми, ладони становятся тяжёлыми…
Отстраняется от одноклассников. С отвращением слушает пожилую учительницу — жабу с замашками надзирательницы в тюрьме. Кончики пальцев становятся тёплыми. Ладони становятся тяжёлыми. Я не злюсь. Я спокоен.
Он очень старается. Играет с кудлатым псом — и вспоминает ушастого бульдога, его кроткий обожающий взгляд. Я не смею выходить из себя. Это непоправимо.
Рудольф учится в элитном лицее. Его отец — Анатолий Ланков, тот самый, чей «Ланков-Банк», его мать — лицо ювелирных салонов. Рудольф должен быть счастливым, но вокруг удивительно много зла, а характер — чудовищно, рискованно взрывоопасный. Обострённое чувство справедливости. Но он не должен, он не должен…
Мать не верит. Отец посмотрел странно. Никто даже не попытался помочь. Только курс аутотренинга. Кончики пальцев становятся тёплыми. Я погружён в полный покой.
Но два гоблина во дворе тыкают палками умирающую кошку, которую сбила машина. Рудольф встречается с её взглядом — и его захлёстывает ненависть, которую он не успевает потушить.
Скорая, полиция — приехали во двор уже после того, как Рудольф ушёл. Он сидит в ветеринарной клинике, пока они опрашивают очевидцев во дворе.
Кошке можно помочь только одним способом. Усни, говорит ей Рудольф. Прости нас всех, говорит ей Рудольф, я не успел.
Родители слегка напряглись после этой истории. Нет, Рудольф ни в чём не виноват. Он просто там был.
Но они смотрят странно. Рудольфу не снятся гоблины, но он иногда чувствует липкий холодный ужас.
* * *
— А что вы тут?.. — окликает девчонка.
Юлька вылетает из прошлого Рудольфа так резко, что её шатает. Она бьётся плечом о стену, шипит и морщится, трёт плечо, смотрит с досадой.
Девица длинная и тощая, и лицо у неё длинное — небось, в школе звали лошадью. Глаза большие, грустные, горбатый нос, мягкие губы, а над всем этим пушистая чёлка. Точно, лошадь. Лошадка.
Но, похоже, не злая.
— Жека, — говорит Рудольф, — тебе надо учиться видеть будущее. Чтобы не мешать людям.
— Я случайно, — говорит Жека. Чуть в нос, будто у неё насморк.
— Ты нарочно, — поправляет Рудольф невозмутимо. — Потому что хотела посмотреть на новенькую. Посмотрела?
— Ты Юля? — спрашивает Жека.
— Ты догадалась или знала? — спрашивает Юлька. Ей интересно, насколько Жека ясновидящая.
— Я знала, — сознаётся Жека. — Я слышала, как Зоя говорила Валерии.
— Юлия, — говорит Рудольф, дурачась, — позвольте вам представить, Евгения Шурыга, звезда сцены и экрана, без пяти минут миллионерша!
— Гад ты, — говорит Жека обиженно. Поджимает губу — огорчённая лошадка.
— Звезда экрана? — удивляется Юлька.
— Я хотела в «Битве экстрасенсов» сняться, — говорит Жека хмуро. — Да ну, у них там всё куплено, они мне сразу сказали: сто тысяч — и хоть какая ясновидящая. Фу!
— Ты про учёных расскажи, — хихикает Рудольф.
— Чего рассказывать… — Жека смущается. — Джеймс Рэнди обещал миллион тому, кто докажет свои способности. Я хотела доказать…
— Не получилось, — понимающе кивает Юлька. — Нарочно ни за что не выйдет.
— У кого как, — хмыкает Рудольф.
— Ты бы мог доказать, — ехидничает Жека. — Кого-нибудь убить перед камерами…
— Дурочка, — говорит Рудольф грустно. — Я всё сделаю, чтобы обо мне никто не узнал. Никогда. Хорошо, что Зоя с Ванечкой тоже так думают… знаешь, каково, когда из тебя хотят сделать киллера? Идеального киллера, который следов не оставляет?
Юльку передёргивает: она чувствует с Рудольфом странную связь, почти родство. Рудольф касается её плечом: кажется, он понимает.
— На меня тоже накатывает, — говорит Юлька. — И знаешь, мне бы в жизни не пришло в голову идти куда-нибудь в шоу экстрасенсов. Свиньи они там все, барыги… и жулики, на бедных чокнутых бабках деньги делают… — и вдруг давится смехом. — О, представляете, я бы кому-нибудь из этих говнюков предсказала смер-рть, смер-рть в прямом эфире! А он — бумс — и сдох! От ужаса! — и хохочет.
Улыбается и Рудольф. Жека смотрит на них с укоризной.
— Я же серьёзно! — говорит она, возмущаясь их непонятливостью. — Для науки, понимаете?
— Ты отличница? — сочувственно спрашивает Юлька, как про тяжёлую болезнь.
Рудольф впервые громко ржёт, басом, как все обычные парни, но Юльку не бесит, ей тоже смешно.
— Ну и отличница, — уязвлённо говорит Жека.
— Не огорчайся, — понимающе кивает Юлька. — Бывает. Мы никому не расскажем…
— Да ну вас! — Жека сердится, но не слишком. — Неужели не понимаете: мы ведь неизвестные науке феномены, нас изучать надо…
— Просто Жеке хотелось миллион, — понимающе кивает Рудольф. — И славу. Первый в мире экстрасенс, который смог.
Жека смотрит на него безнадёжно, как обычно смотрят на парней: они же отроду идиоты, объяснять без толку. Юльке неожиданно смешно, потому что она это понимает и потому что Рудольф не такой.
Он ушибленный. Как сама Юлька. Поэтому умный, как, бывает, умнеют больные звери. В раннем детстве-то как все был, гадёныш, готовый убить собачку за кусок пластика с микросхемами, а из-за дара — поменялся. Стал взрослым, а ещё что-то чувствовать стал, чего они обычно не могут. Что-то понимать стал. Это приятно.
Юлька с удивлением осознаёт, что доверяет Рудольфу. Ещё вчера она бы в рожу плюнула предположившему, что она доверится парню. Но Рудольф так раскрылся… Вообще-то так нельзя… Но иначе у него бы и не вышло.
Юлька вдруг понимает, что Рудольф её спас. Это поднимает в груди волну тепла.
