Ангел-мститель (СИ) - Ирина Буря
— Ну, не знаю, — нерешительно ответила та. — Я за ней ничего такого не замечала — тихая, спокойная, даже вежливая…
— Вежливая? — взвилась Нина Петровна. — Она тебе «Здрасте» процедит, да глянет сверху вниз, как на бурьян придорожный — в институте она, понимаешь, выучилась. Она хоть раз с кем остановилась, поговорила о чем-нибудь? Нет, куда уж там — не о чем ей с нами разговаривать! А тихой и спокойной любая за мужем-министром будет. Вот квартиру хоть возьми. Они, небось, в своем министерстве в очереди на нее не стояли, это мы с тобой двадцать лет ждали, чтобы свое жилье получить. Так ей еще и тех пайков, что муж домой таскает, мало — и в магазине норовит у простого человека кусок из горла вырвать.
— Да что тут говорить, — заразилась ее страстным негодованием соседка, — вон на выходные на рынок ездят — могли бы всю машину продуктами забить, на всю неделю отовариться. Чтобы хоть после работы в магазине не толклись.
— Так я же тебе и говорю — я после нее взять хотела, так ей жалко стало сказать, что я вместе с ней очередь занимала, — почувствовав поддержку, с еще большей готовностью подхватила Нина Петровна. — За детьми она спешила! То-то ее до сих пор не видно…
Вжав голову в плечи, та, которую позже назвали Мариной, ринулась к подъезду, волоча за собой детей. Лишь бы они не поняли…
Заметив ее, соседка толкнула Нину Петровну локтем под бок. Они замолчали, сверля ее враждебным взглядом. Но, войдя в подъезд, она все же успела расслышать продолжение разговора.
— Да пусть кому хочет, тому и рассказывает, — фыркнула Нина Петровна. — Меня со стройки не уволят — кто им тогда квартиры строить будет…
В этот момент пришел, к счастью, лифт. Шагнув в него, она подождала, пока зайдут дети, и быстро захлопнула дверь.
— Этих теток я тоже перееду, — мрачно буркнул сын.
— Немедленно прекрати всякую чушь нести! — взорвалась она, и к ее огромному удивлению сын ничего не ответил.
Дома она быстро отправилась на кухню — до приезда мужа оставалось совсем немного времени. Разогревая ужин, она вновь мучительно переживала случайно услышанный разговор. Ей было стыдно, что и дети его слышали, и обидно, что в ее неумении врать усмотрели презрительное равнодушие к окружающим, и горько, что она сама не сумела найти достойных слов для ответа. Первой мелькнула мысль рассказать о случившемся мужу.
В самом деле, его семью ни за что ни про что унизили — неужели не найдет он способа укоротить язык желчной сплетнице? Таких, как она, только криком и можно приструнить, если ей в обычной, спокойной речи пренебрежение слышится.
Что-то тут же остановило ее. О чем она только что с сыном говорила? О том, что нельзя грубостью на грубость отвечать? А теперь что — сама хочет за мужа спрятаться, чтобы он меры принимал? А его реакцию не всегда и предскажешь — может не на шутку рассердиться и доставить-таки соседке неприятности. Возьмут и уволят человека или премии лишат. Она поежилась. Нельзя же, в самом деле, из-за минутной обиды всю семью наказывать.
И потом — у мужа ведь такая ответственная работа! Он и по вечерам почти каждый день задерживается, и по выходным не всегда ему отдохнуть удается, если на совещание вызывают. А тут еще и она его в мелкие бабьи дрязги втравить хочет.
К ее размышлениям с готовностью подключился тихий внутренний голос. А и правда — не лучше ли призадуматься, где она сама ошибку допустила? В любом ведь конфликте вина на обеих сторонах лежит. Она ведь действительно никогда не прикладывала никаких усилий для поддержания теплых, доверительных отношений с соседями. Откуда же им знать, что у нее на уме, да и на душе тоже? Вот и сегодня — не в том дело, что врать не стала. Как она будет детей честности учить, если сама о ней забывать начнет? Но ведь могла же объяснить соседке — спокойно, доходчиво, вот у подъезда хотя бы — что в школу опаздывала, что некрасиво учительницу задерживать…
Та, которую позже назвали Мариной, решила непременно извиниться перед Ниной Петровной — и в самое ближайшее время.
К приезду мужа ужин был готов. Лишь только прозвенел звонок, дети ринулись в переднюю. Пока они тормошили там отца, она успела накрыть на стол.
— Папа, папа, ужинать — скоро сказка! — вырвался из общего гама голос дочки.
— Ну, тогда быстро — мыть руки, — бодро скомандовал муж.
— Я — второй, — мгновенно отозвался сын.
Она мысленно улыбнулась. Кто был в их семье во всем первым, у детей сомнения не вызывало. Вот и пример сыну, что настоящее уважение не на боязни строится.
— А мама сосиски купила! — гордо сообщила дочка, отобрав у брата право первой объявить великую новость.
— Да? — В голосе мужа послышалась непонятная усмешка.
В кухне все уселись за стол, и муж сказал, сокрушенно кивая головой: — Я тут думал вас всех порадовать, но раз уж мама купила сосиски…
И он вытащил из портфеля завернутую в тонкую вощеную бумагу палку сырокопченой колбасы.
— О! — При виде редкого лакомства у детей округлились глаза, которые они тут же перевели с мольбой на отца.
— Нет, нет, нет! — важно покачал он указательным пальцем. — Ужин уже готов, а с этим завтра бутерброды в школу возьмете. Если быстро спать сегодня ляжете, — добавил он тоном, не допускающим возражений.
Та, которую позже назвали Мариной, похолодела. Хлеб! Она ведь так его и не купила! Вчерашний за ужином еще сойдет, но завтра им только гвозди можно будет забивать.
— Насчет бутербродов мы подумаем, — быстро произнесла она.
— Это еще почему? — удивился муж.
— Ты ничего не хочешь папе рассказать? — обратилась она к сыну.
Тот насупился, уткнувшись в свою тарелку.
— Я слушаю. — В голосе мужа прозвучала железная нотка.
Ковыряя вилкой в тарелке, сын выпалил скороговоркой: — Сегодня в столовке меня Вовка из очереди за молоком выпихнул, а я ему фингал поставил. Почти, — запнувшись, добавил он.
— Так поставил или почти? — спросил муж, не сдерживая усмешки.
— Завтра узнаю, — буркнул сын.
— Не забудь рассказать, — сказал муж, придвигая к себе тарелку. — Что еще новенького?
Сын бросил на сестру торжествующий
