Айен (СИ) - Церн Ася
За его спиной, во тьме ночлега, словно чёрный медведь, поднялся Дан. Он быстро собрался, вышел за сарай, и через пару минут встал рядом. Амелис поцеловал руку Айен, обнимавшую его, и ушёл спать, унося с собой запах лаванды, которую зачем-то собрал в оба кармана штанов.
«Ага, страж номер «ДВА», как же! Амелис же всегда проигрывал ему на состязаниях. Но одного не расстраивало поражение, а другого не радовала победа, и так без конца. Чтобы посоревноваться с ним, Айен участвовала в смешанных боях, принимающих и девушек и юношей, но в них Дан отменял участие в самый последний момент».
Парень подошел к костру, вздохнул и обернулся к девушке:
— Нужны ветки, пойдёмте.
Айен нельзя было оставаться одной, ведь она всегда в опасности из-за порталов времени с их внезапностью, а тут ещё и преследующий их отряд Лорда. В степи каждая неровность земли в десять сантиметров уже может скрывать за собой если не армию конников, так вполне одного врага-разведчика с дикой лисой наперевес.
«Амелиса вряд ли сожрут суслики, пока он спит. Да и собирать хворост для костра — это «недалеко бродить вокруг», чего я разволновалась?»
— Как проснётся, пойдем к Маре, до неё полдня пути, — прищурилась Айен, солнце вышло целиком и залило степь золотым светом.
«Мара — сестра Госпожи Ай, ведьма, живущая в степи», — возникло в голове Дана со звуком печатной машинки, он хмыкнул что-то вроде «угм», и продолжил собирать ветки. В оврагах росли высокие порыжевшие осенью кустарники — тамарикс. Внизу оказалось много сухих веток, но Айен остановилась перед красотой момента, совершенно пропустив предчувствие портала времени. Рассвет светился мёдом через рыжую ветку тамарикса, которая прямо на глазах изумленной Ай стала цветущей розовой, словно на дворе май.
— Невероятно, — с каменным лицом прокомментировал Дан, обломив ветку и протянув девушке, — добавьте её в букет, такой след оставлять нельзя. Не используйте магию, Леди Айен, прошу вас.
«Ну вот как ему сказать, что я не специально». Помимо веток для костра, к жилищу был принесён скромный пучок трав и цветов, всё, что леди смогла найти знакомого и ценного для того, чтобы засушить. Привычка, что поделать. В детстве Ай часто ходила с Амелисом в соседние сёла по поручениям взрослых, и сбор лекарств по пути стал обязательным ритуалом.
На разведенный костёр был водружён котелок. Лучший лекарь маминой подруги вынул из сюртука три таинственных коробочки. Так. У него в сюртуке вообще-то карманы. Много внутренних карманов! И в каждом что-то лежало. Айен привстала, опираясь на руки, заглядывая парню в открытую горловину сюртука. Какая красивая рубашка, тонкий батист, через ткань просвечивала загорелая кожа. Взгляды их встретились. Дан медленно застегнул пуговку за пуговкой, не отводя взгляда.
«Ладно… в другой раз. Может, когда уснёт, смогу рассмотреть поближе. Но теперь стрёмно. Он видел, что я пялилась на него».
В коробочках оказались вербена, крапива и спорыш, они добавлялись в котелок по щепотке в определённой последовательности, как Айен показалось. Лекарь выглядел очень внушительно в этот момент и прямо-таки завораживал. Казалось, что он неуклюж? Ох, да не может быть. Словно благородный колдун он варил зелье, сидя лицом к солнцу. Вообще сразу видно — этот парень знает толк в правильном сидении на берегу реки.
В воображении Леди сейчас перед нею сидел шаман, рекою стала бурлящая вода в котелке, а песней шамана стало сердцебиение самой Госпожи, для которой этот чудной лекарь варил зелье хорошего самочувствия. На самом деле, просто утренний отвар, в котором Дан учёл приближение месячных у Айен, ведь именно об этом его предупреждал белокурый Амелис вчера.
Кстати, зачехлённый топор Леди действительно носила на поясе. «Меч и топор, прям чудесные орудия для девушки», — подумалось Дану. Но когда он увидал ловкое использование, то решил всё же никогда на эту тему не шутить. Не дай бог, как говорится. Не дай бог.
Глава 3. В которой Мара курит, Амелис танцует у костра, а некто читает стихи во сне
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Ветер встряхивал море серебряного ковыля, ритмичный перестук копыт клонил Айен в сон, но она держалась, на закате спать — плохая примета. В жёлтое небо ввинчивались комариные стаи. Цветов было много.
Воспоминаниями можно лишь разбередить сердце, но мы, люди, делаем это, зная, что будет больно. Младшая сестра стала для Ай лучшей подругой, единственным человеком, которому всегда хотелось доверять и верить.
Та наивная робкая девочка, что прощала издевательства над своими куклами, стала подозревающим всех суровым лидером эмпатов, которую любили и боялись до дрожи в коленях. В детстве леди Ай тяжело переживала, чувствуя, как сестра ей врёт, снова и снова, но ничего не могла с этим поделать. Зачем-то Маре нужны были парни Ай, она начинала встречаться с ними, утешая брошенных и жалея тех, кто не смог впечатлить сестру более, чем Амелис. Казалось даже, что Мара переживала отношения Айен больше, чем сама Айен, и гораздо сильнее, чем Амэ.
Для леди на первом месте всегда были её отношения со Временем и Снами, а мальчики лишь ненадолго отвлекали от этого болезненного предназначения.
В детстве Мару украли сектанты. Через пару дней ребёнок вернулся сам домой, но с тех пор жизнь её изменилась. Тех людей искали законники за воровство и убийства детей. Что Мара пережила, не знал никто.
Ведуньи пытались лечить девочку, но всё было тщетно. Душа её была словно насильно оторвана от тела, Мара перестала верить в счастье.
Жаждала подруг, но никак не могла наполниться дружбой. Искала любви, но чувства утекали сквозь пальцы, как и время.
И только отшельник смог понять её боль. А она — понять его одиночество.
Прошло несколько лет с тех пор, как сёстры разъехались в разные части страны.
Сейчас Мара жила в степи.
Ушла из родительского дома, чтобы помогать отшельнику творить странное искусство. Не для всех. Особые фигурки, элементы, которым тот придавал особый смысл, никто не видел, кроме избранных. Пастух Оледжо рассказывал, что ему показывали «элементы», но «чёрт его знает, может это какой язык рунический, новый, создавался».
Отшельник, сын лесника, призрел семейное дело и уехал в степь подальше от людей. С Марой они придумывали картинки-пазлы из фальшивых денег разных королевств. Их клеили в альбом и гордились мировым вкладом в искусство будущего, это не приносило прибыли, дом обветшал, как и сами жильцы. Словно леший и ведьма, они жили, как хотели, свободные от всего, кроме друг друга.
Чем ближе дом Мары, тем больше попадались деревья без листьев, полностью занятые вороньими гнездами. Тишь степи, чёрные пятна и карканье.
«Пока взбираешься на холм, зрелище прямо-таки удручающее и немножечко даже страшное. Особенно на закате», — думала Айен и ёжилась от пугающих вороньих криков.
На вершине холма стало видно подворье. Изба, сарай, курятник, огороженные чёрным забором без калитки.
Путники спешились. Пришлось лезть через забор, а коней привязать снаружи. В домах, в которых нечего красть, обычно не запирают двери.
— Сестра! Сестра, это я, Айен, твоя «чуни» приехала!!!
Амелис с Даном переглянулись и поспешили в хижину вслед за леди.
Мара гладила худосочного енота, сидя в круглой куче из пёстрых тряпок и дымя трубкой.
Айен растерянно застыла на пороге, сомневаясь, как следует себя повести.
Дан заговорил первым:
— Девяносто восемь запрещённых трав в составе. Редкая смесь.
Мара, выпуская дым ему в лицо:
— Гений что ль? А… это ты… лучший мальчик, сын маминой подруги… ненавижу тебя, всю жизнь ненавидела, чистюльчик! Ты вообще лучше нас всех только потому, что родился с членом, а-ха-ха! Тьфу!
Лицо её исказила гримасса злобной усмешки.
— Спать будете в сарае.
Как Айен находила с ней общий язык? Какими-то прибаутками, кличами из детства, вспоминая игры юности. Сёстры уже скоро смеялись, смешно называя друг дружку самозванками и извергами, зеркаля слова, нелепо пританцовывая.