Вне системы (СИ) - Аянский Егор

— Это невозможно! На Земле добыто чуть больше пятидесяти подобных камней, — в глазах старика появился неподдельный страх. — Предложи альтернативы! Я могу дать тебе намного больше, назови долларовый эквивалент!

— Это возможно, Саймон Векслер, — тон незнакомца не изменился ни на йоту, — Торговец никогда не назовет цену, которую нельзя оплатить ресурсами посещаемого им мира. Ты единственный, кто знает местонахождение большей части добытых камней. Все по-честному. У тебя двадцать два дня земных дня. Надеюсь, что это поможет тебе действовать быстрее.

Странный визитер вынул из чемодана три небольших пробирки с зеленоватой жидкостью и положил их на стол.

— Что это? — проскрежетал напуганный Векслер.

— Это — Альфа, — он указал на левую пробирку. — Это — Бета, а это — Омега. На моем языке они имеют другое название, но тебе так будет понятнее. Не перепутай их, Саймон Векслер.

— А остальные?

— Остальные ты сделаешь сам, благо на вашей планете для этого есть все технологии. Только Альфа конечна и бесценна. Бета — это высшая производная Омеги, ты тоже можешь ее получить самостоятельно и в неограниченных количествах, но я решил, что она поможет тебе убедить друзей, а потому дал готовый образец.

— Мне нужны остальные!

— Ты хочешь, чтобы я увеличил цену, Саймон Векслер? — Торговец пронзительным взглядом уставился в глаза старого антиквара.

— Н-нет… — пролепетал напуганный старик.

— Оборудование и необходимые технологии я доставлю после оплаты. И еще… — он склонился над ухом старика и прошептал, указывая глазами в сторону двери. — На твоем месте я задумался бы о смене лечащего врача.

Незнакомец поднял с пола пирамидку, поставил ее на стол и… мгновенно растворился в воздухе. Стоящий в этот момент под дверью доктор Нортон, резко отпрянул от замочной скважины и широко раскрыл глаза от охватившей его тело дрожи. Происходящее в кабинете показалось ему сценой из какого-то мистического фильма.

Старик медленно приходил в себя, переваривая последние слова визитера. Начальник разведки Фокс тоже считал, что этот крысиный выродок в белом халате, стучит на Саймона правительству.

Ну что же, невелика потеря. Векслер перевел взгляд на три пробирки, в которых потенциально содержался самый дорогой материал в истории его планеты. После презентации Торговца он уже знал, как они работают, но все еще сомневался в реальности произошедшего. Он обязательно сначала все проверит лично.

Теперь осталось лишь понять, как достать эти чертовы красные алмазы до конца срока.

Лос-Анджелес. 18 апреля 2035 года.

— Я больше не могу работать в таких условиях! — в сердцах выкрикнул ученый обращаясь то ли к жене, находившейся в соседней комнате, то ли ко всему миру сразу.

Доктор физико-математических наук, один из величайших умов современности Дэвид Рассел, поднялся из-за компьютера и вышел на крыльцо своего частного особняка, расположенного на одной из окраин Лос-Анджелеса. Мужчина дрожащими руками извлек из твердой пачки обычную сигарету, закурил ее с третьей попытки и задумчиво уставился на звездное небо, погрузившись в воспоминания.

Почти тринадцать лет назад у них с Марией получилось. Ребенок, которого они столько лет безуспешно пытались зачать, наконец-то появился на свет. Как сейчас он помнил этого круглолицего розового пухляша весом аж в четыре с половиной килограмма. Тогда они ощущали себя на седьмом небе от счастья. Полное медицинское обследование показало, что парень абсолютно здоров и не имеет никаких отклонений.

Первые два года жизни ребенка отец и мать не могли нарадоваться на свое чадо. Мальчик был очень спокойным и доставлял хлопот меньше, чем многие дети в его возрасте. Он рано начал ходить, и единственное, что омрачало обоих родителей: американского профессора, и русской ученой, доктора медицины Марии Дубровской — маленький Макс никак не хотел разговаривать.

А потом случилось страшное. Очередное обследование, проведенное в три года, показало наличие необычной аномалии в левом полушарии. Никто из врачей не смог диагностировать ее природу точно. Единственный диагноз, который они смогли поставить — аутизм, и, с определенной вероятностью — савантизм. Современные средства диагностики позволяли делать столь смелые утверждения, но вот лечения заболеваний такого рода как не было десятки лет назад, так и не появилось по сей день.

С того самого дня их жизнь превратилась в бесконечную череду попыток изменить невозможное. Мария бросила изначально выбранное направление в науке, полностью посвятив себя ребенку и изучению нейробиологии. Но отчаянные попытки познать тайны человеческого мозга так и остались попытками. Максу наняли с десяток известных специалистов и докторов, которые провели с ним сотни часов. Результат был неутешителен — мальчишка в двенадцать лет не может поднести ложку ко рту, чтобы не пролить суп, а уж о таких вещах, как самостоятельно завязать шнурки и речи быть не могло.

Он смог освоить речь, но говорил так редко, что родители забывали какой у него голос. Он никогда не смеялся и почти не плакал, даже при внезапном громком шуме, как это часто делают дети с подобным диагнозом. Пожалуй, только попытки пересадить его с любимого места на новое неизменно оканчивались истерикой.

В четыре года он научился читать на русском и английском, быстро освоил интернет-серфинг, что было неудивительно, так как саванты рано, или поздно, проявляют потрясающие способности в определенных областях науки. И это могло бы стать минимальной компенсацией за неизлечимую болезнь, если бы родители сумели найти подход к его гениальности. У парня обнаружился абсолютный музыкальный слух, но заниматься музыкой он не хотел; мальчик со скрупулезной точностью мог нарисовать любой увиденный им предмет, но брался за карандаш реже, чем происходили его дни рождения.

Макс, или как его называла мать на русский манер — Максимка, просто читал. Читал очень много, причем выбирал для этого странные тематики, вроде теории сопротивления материалов или механики замкнутых систем. Он штудировал сложные таблицы с физическими свойствами материалов, запоминал громадные массивы ненужных данных, изучал формулы из высшей математики и физики, однако при этом никак их не применял на практике.

Родители пробовали беседовать с ним о прочитанном, но он просто отворачивался и снова смотрел на экран компьютера. Иногда казалось, что мальчика интересует даже не смысл текста, а магия маленьких значков, которые чудесным образом складываются в слова и звуки. В моменты чтения Макс медленно раскачивался всем телом и негромко бубнил себе под нос, абсолютно не замечая течения времени.

Они пытались ему подсунуть развивающие игры, но из всех предложенных его заинтересовала только простенькая двухкнопочная аркада на игровой приставке — летающий шарик, который нужно отбивать ракеткой до тех пор, пока не будут разбиты все блоки. В ней он достиг каких-то немыслимых результатов, но это было совсем не то, чем могли гордиться его родители.

К шести годам все эти занятия ему полностью наскучили, и сын закатил истерику на несколько дней. Попытки вернуть его в интернет не увенчались успехом. Дэвиду и Марии стоило невероятных усилий, прежде чем они наконец-то смогли понять, что требует их чадо. А требовало оно, как ни странно, старые игрушки, которые уже давно пылились в шкафу, поскольку раньше его мало интересовали.

И только когда заветный ящик был возвращен владельцу, парень перестал плакать. Он уселся посреди комнаты с этими богатствами и нашел себе новое развлечение — кидать предметы о стену и наблюдать, как они отскакивают, или ломаются. Ящик постепенно пустел; мальчик вставал и собирал вещи, бережно складывал их обратно, и вновь повторял процесс. Дом наполнился извечным грохотом, а любые попытки отца и матери остановить глупую игру неизменно оказывались провальными.

Они пробовали все — спрятать особо тяжелые игрушки, заменить их на плюшевые или купить ему новые. Сын с радостью принимал подарки, и грустил когда попадались такие, какие у него уже были. К сожалению, все эти ухищрения так и не помогли избавится от бесконечного шума. Ребенку хватало одного взгляда, чтобы понять, что именно забрали или подменили родители. И это оборачивалось новой истерикой, длящейся до момента, пока все до единой вещи не оказывались на своем месте.