Голубые Крылья (СИ) - Алексеев Владислав Владимирович "Radical"

На четвертый день несколько дикарей зашли внутрь и схватили двоих из нас, которые были ближе всех ко входу. Некоторые бросились на помощь, но их быстро отпугнули копьями. С тех пор этих бедолаг мы больше не видели и не слышали. Сейчас я могу предположить, что тем самым обрядом могло быть какое-нибудь жертвоприношение языческим богам, потому что я неоднократно видела неестественно большие костры вдалеке. Сейчас же их просто увели очень далеко, а вернулись уже без них. Подобный исход прибавил многим из нас решительности. Неизвестность пугала их, и этот страх превозмогал страх перед смертью, которая могла ждать их при попытке побега.

Признаюсь, на тот момент я была еще очень слаба волей. Смерть меня не пугала, из-за того, что мне довелось потерять слишком много, но и жажда жизни вкупе со стремлением защитить сестру немного подбадривали меня, вынуждая думать и искать выход из ситуации. После долгих поисков потенциальной слабости, я предложила устроить засаду и скрутить двух дикарей, которые носили нам еду, после чего забрать оружие и попробовать убежать. Шансы на успех были призрачны, но это выглядело куда лучше, чем отдать себя на растерзание жестокой судьбы.

В ожидании подходящего момента я погрузилась в свои мысли. Мой организм истощен на протяжении уже пяти суток. Ощущения были не самые приятные, чувство голода явно присутствовало, но по каким-то причинам мое тело не так сильно истощено, как у большинства присутствующих. Более того, я ясно чувствовала в своем организме энергию, которая уже готова пуститься в ход при необходимости. Все это казалось очень странным, потому что мне хоть и приходилось заниматься физическим трудом, особой выносливостью и силой я не выделялась, особенно на фоне многих более старших и опытных сожителей в этом месте.

И вот, очередные два представителя враждебного нам племени зашли внутрь с очередной мизерной порцией еды. Наш заготовленный план пошел в ход, и, стоит сказать, весьма удачно. Мы смогли толпой изо всех сил накинуться на обидчиков и самые сильные из нас отобрали их оружие. К сожалению, шум произведенный нами быстро распространился, привлекая слишком много ненужного внимания. Действовать тихо мы явно не умели, поэтому полагались лишь на свои инстинкты и стремление выжить. Со всех сторон к нам начали бежать вооруженные кочевники. Поначалу они не пытались нас убивать, лишь оглушить, но, когда мы начали оказывать серьезное сопротивление, я услышала громкий вопль их вождя, из которого удалось распознать, что он разрешил своим подопечным использовать оружие. Мне сразу пришлось рвануть к своей сестре, чтобы защитить ее от опасности. На моих глазах последние сородичи умирали, в то время как остальные медленно двигались к границе лагеря. По бокам от выхода внезапно появились лучники, которые начали обстрел при нашем приближении. Многие тут же полегли. В этот момент пришло осознание ошибочности нашего плана. Мы оказали сопротивление, чтобы умереть достойно и не позволить мучить наши организмы последние дни жизни перед тем, как нас уведут.

Тогда в моей голове пронеслось, что смерть, при сопротивлении врагу, это нечто достойное. Думаю ли я так сейчас? Полагаю, что нет. Если человек умирает за то, что ему дорого, вынося из своего самопожертвования пользу для других, то это можно назвать благородным поступком. Такой поступок действительно имеет веский мотив и уничтожает страх перед смертью, позволяя встретить ее с радостными мыслями о том, что мы позволили кому-то прожить чуть дольше. То, что произошло с нами, это скорее попытка быстрее избавить себя от страданий, не дать возможность использовать себя так, как хотят наши захватчики. Но ничего достойного в такой смерти нет, ибо это самый обыкновенный конец человеческого пути.

Почему же я рассказываю все это сейчас, если попала в такую критичную ситуацию? Именно тогда случилось то, что перевернуло мое представление о собственной жизни. Когда противники подступались к последним из нас, мне пришло осознание того, что это последние мгновения нашей жизни. Моя сестра не сопротивлялась, и я понимала, что она либо погибнет вместе со всеми, либо ее настигнет более страшная судьба. Тем не менее, мне хотелось показать, что я готова пойти ради нее на многое. Пусть и совсем ненадолго, но она переживет меня, пока ее старшая сестра будет защищать близкого ей человека до последнего вздоха. Она громко кричала и закрылась руками, не сумев выдержать происходящего вокруг. Моя любимая сестра понимала ситуацию не хуже меня. Схватив в руки копье, выроненное одной из моих соплеменниц, я замахнулась на первого подошедшего врага. Боевых навыков у меня не было вообще, поэтому мною двигала лишь ярость, отчаяние и страх за близкого человека. Каким-то чудом, мне удалось отделаться лишь небольшим ранением в области руки, в то время как мой оппонент упал на землю, под напором моего оружия. Сразу после этого прямо в грудь меня пронзила стрела, а после кусок лезвия вонзился прямо в бок. Тело ужасно кололо, боль пронзила меня, но, на удивление, она была не такой страшной, как мне казалось. Под обрушившимся на меня весом ничего не оставалось, кроме как позволить себе упасть. Энергия и адреналин все еще бушевали внутри меня. Жизнь не желала покидать мой организм, но многочисленные ранения сильно ограничивали мои движения, не оставив возможности что-либо сделать. Лишь органы чувств слабо продолжали свою работу. Крики моей сестры и еще парочки выживших доносились до меня. На тот момент мне так до конца и не было ясно, убили их или нет, но это не мешало гневу переполнять меня все сильнее и сильнее.

Медленно мое тело поднималось. Шумы вокруг словно заглохли, оставив меня в полной тишине. Боль приглушалась, а напор тяжести на мои плечи словно ослабевал. Тогда казалось, что я дошла до конца своего пути и встретила свою смерть, а встает лишь моя духовная оболочка, которая вот-вот направится в потусторонний мир. Взгляд был затуманен черными пятнами, поэтому поначалу не удавалось что-либо различить. Не знаю, сколько времени мне пришлось простоять на ногах, прежде чем ощущения начали возвращаться ко мне, со всей силы впиваясь в искалеченные конечности. Нет, боль все еще казалась слабой, словно осязательные способности моего организма сильно притупились. Сейчас я могла бы сравнить эти ощущения с анестезией. То есть тяжесть и множественные ранения присутствовали, как и дискомфорт, но не более того. Вместо мучительных страданий, которые я должна испытывать, было лишь сильное жжение, словно ко мне прислонили немного горячий предмет.

Глаза открылись, и передо мной предстала странная картина. Множество кочевников, окружавших меня, смотрели в мою сторону с оружием в руках. В их лицах отчетливо читался страх. Некоторое время мы смотрели друг на друга, но никто из них не решился приблизиться ко мне или хотя бы натянуть тетиву и выстрелить. Более того, большинство успело сделать несколько шагов назад. Слабо вникая в происходящее, я лишь выплеснула свои эмоции, что-то громко выкрикнув. Как позже окажется, мне удалось сказать что-то очень злобное, жуткое и оскорбительное на их родном языке. Более половины слов в той фразе даже не были мне знакомы, поэтому у меня не получится дословно вам ее перевести. Сейчас могу лишь сказать, что в тот момент я преобразовала свои мысли в фразу, не вникая при этом в текст, и получилось все это сугубо на эмоциях. Испугавшись меня, большинство представителей враждебного племени с криками побросали оружие и бросились наутек. Несколько человек тут же упали на землю и закрыли лица руками, но поняв, что я не собираюсь в ближайшие несколько секунд причинять им вред, ползком последовали за своими соплеменниками.

Мой взгляд все еще затуманен, но пятна из темных превратились в красные. Голова обернулась, осматривая поле боя. Множество трупов, преимущественно из представителей моей общины, валялись вокруг меня. Копья, топоры, луки и стрелы были воткнуты в недавно живые тела, а земля окрасилась в кроваво-красные цвета. Происходящее сильно напоминала то, что я видела в родной деревне, но мертвецы, вместо одной кучи, ровным слоем разлеглись вокруг меня, а следы пожара отсутствовали. Рядом не было абсолютно никого, кроме нее — моей родной сестры. Она единственная не убежала и не испугалась меня. Конечно, даже на ее лице застыла гримаса ужаса, но ее глаза продолжали смело и уверенно смотреть на мое изуродованное тело.