Охотники на Велеса (СИ) - Иванова Татьяна Всеволодовна

Девушка не поленилась выбрать из поленницы три рогульки, составила их стоймя, связала кусочком бересты, и привесила дохлую крысу так, чтобы та болталась в воздухе. Затем подняла сулицу, аккуратно ее вытерла, даже поводила наконечник над огнем и засунула оружие обратно в колчан.

И больше ее крысы не беспокоили.

Времянку накрыло пеленой летнего дождя, девушка спокойно задремала у очага, дочитав, наконец, до конца девяностый псалом. Но тонкий крысиный писк был только началом звериного самовыражения этой ночью. Любаву разбудило близкое ржание. Громкое, густое конское ржание. Пожалуй, поспать ей не удастся. Более того, ночная бессонница — это самое меньшее из того, что ей грозит.

На пороге времянки в лунном свете возник темный силуэт.

И это было уже не пятое, а первое из свода правил дружинницы: «мужчина всегда сильнее, уважай опасность».

Любава ровно села в ожидании дальнейших событий и подложила очередное поленце в очаг. «Правило первое» внимательно осмотрелся. Трупик крысы слегка поколебался непосредственно перед ним. Лужа темной крови блестела в лунном свете. Незнакомец перевел свой взгляд от колеблющейся крысиной тушки на замершую возле очага Любаву. Треснуло поленце в очаге, и вспышка пламени осветила ее рыжие кудри и косу того же цвета.

— Ведьма, — с невероятной смесью отвращения и надежды проговорил незнакомец.

— И тебе доброго пути, человек хороший. Ты держал путь в Ольгино? Да с дороги сбился? Случилось у тебя плохое что?

Любава сама возвращалась из Ольгина, где неожиданно, прямо на Яблочный Спас забил чудесный источник. Люди потянулись туда толпами.

Незнакомец вздрогнул. Спрашивать ведьму, откуда она это знает, он не стал. Сделал несколько шагов вперед, обогнув хлипкое сооружение с крысиным трупиком в центре. Воин, судя по движениям.

Любава быстро соображала. Погнать ночью человека в дождь и грозу к Ольгиному источнику могла только сильная нужда. Горе. Отчаяние. Он сбился с дороги. Чтобы ты сделала, Любава, если бы была здоровенным воином и встретила одинокую девку, знающую путь к чудесному источнику? Правильно. Ты бы насильно заставила ее показать тебе правильный путь.

— Не подходи близко, человек ты мой хороший, не пугай беззащитную девицу.

В ответ на эти бесстрастно произнесенные слова незнакомый воин замер на месте. У Любавы была с собой фляга с водой из источника. И она бы с радостью отдала ее, чтобы помочь. У нее и без того всегда в запасе было крещенская вода, великая агиасма. Но!

Ее принимают за ведьму и не решаются трогать. Не примет ли незнакомый воин ее дар за проявление слабости? Да и возьмет ли он целебную воду от ведьмы?

«Пока не попросит, не предложу».

Незнакомец опустился на одно колено по другую сторону поленницы, разглядывая рыжую девицу.

— Послушай, воин, я была в Ольгино, и вода из источника у меня есть с собой. Но в твоем горе она не поможет. Только время зря потеряешь. Ни то, ни се водичка.

Он дернулся, но остался на месте. Любава совсем уже собралась выхватить головню из очага, ткнуть его и бежать в лес. Там-то ее никто не найдет. Но не шевельнулась.

— Что еще обо мне знаешь? — хрипло спросил незнакомец.

— Ничего я о тебе не знаю. Даже имени твоего не ведаю. Но погнать тебя к источнику в грозу и дождь могло только сильное горе.

— Ты права, ведьма. Поможешь? Брата моего названного рысь подрала. Умирает. Помоги.

Любава молчала. Кое-что она в лечении людей понимала. Баба Мила ее научила. Но остановить смерть! Кто же из людей такое может?!

— Сама поедешь, или силой доставить?

Воин неуловимо для глаз переместился.

Ого, какая скорость!

Правило первое: мужчина всегда сильнее.

Она может вырваться, но может и получить рукоятью по голове. Вон, он уже примерился. Терять ему нечего. Ведьмы не испугался.

— Куда ехать-то, человек хороший?

— В урочище Три ключа.

— Да сбился ты с дороги, воин. Сбился.

Путница гибким движением встала и разворошила угли, чтобы загасить огонь. Они вышли из времянки. Конь у незнакомого неприветливого воина выглядел довольно злобным. Бил копытом о землю и непрерывно фыркал.

— Не любит он ведьм, — пробормотал его хозяин, — как и я, совсем.

— Я сама дойду до урочища. Твой конь… м-м-м… мокрый. И ты… м-м-м… тоже. Не хочу я с тобой в одно седло.

— Я тебя не буду спрашивать. Нужно спешить. Ты не скоро туда дойдешь. А мокрой сама станешь через три шага.

Действительно, трава после дождя сияла в лунном свете, с деревьев капало будто живым серебром.

Любава покорилась необходимости.

— Что я должна делать?

В женской рубахе, да еще и замотанной по бедрам в паневу, иначе как боком на коня не сядешь. Воин подсадил девушку на круп коня, сам уселся в седло. Любава крепко вцепилась в его пояс, с трудом представляя себе, что будет дальше. Но конь довольно бережно доставил и своего хозяина и выловленную хозяином девицу до урочища.

Всю избу пропитал тяжелый запах болезни. В тусклом свете нескольких масляных светильников на широкой скамье лежал и невнятно бредил человек лет тридцати. Широкоплечий, длинный, светловолосый. Умирающий. Нос уже заострился.

Любава откинула полотняную накидку с туловища больного. Грудь и плечо были порваны диким зверем, огонь от воспаленных ран охватил верхнюю часть туловища. Любой человек был тут бессилен.

— Знахаря приглашали? — с горечью спросила лекарка, выковыривая чьи-то иссохшие лапки, гусиный пух и даже перья из загноившихся ран. Сбоку к телу умирающего был привязан веник.

— Уж лучше знахаря, чем ведьму, — так же горько ответил воин.

— Оно, конечно, так, — покладисто произнесла Любава, — хотя, смотря какой знахарь. А это что? — она с любопытством потрогала кожаный пояс, крепко стянувший грудь умирающего.

— Лечебный пояс. Через него по весне первая встреченная лягушка три раза перепрыгнула.

— А-а-а. Понятно, — Любава, наконец, отвязала веник, и взялась за узел лечебного пояса, искоса разглядывая расставленные на широком столе врачевательные средства. Почетное место занимала лохань с водой с опущенным на дно куском обугленного дерева. Бадняк, естественно, куда же без него.

Она посмотрела на привезшего ее воина. Тот, заметив сострадание в ее взгляде, плотно сжал губы.

— Я сделаю все, что смогу, но ведь ты сам понимаешь, что вряд ли что выйдет.

Воин кивнул.

— Распорядись, чтобы мне принесли вино или брагу, соль, оливковое масло, чистые тряпицы, кипящую воду. И мой вещевой мешок. И мне надо руки помыть.

Воин вышел из горницы на несколько мгновений, чтобы выкрикнуть кому-то ее распоряжения. Любава украдкой перекрестила его названного брата.

Ведьмы бывают злыми, бывают, говорят, добрыми, хотя с трудом верится. Но христианок среди них не бывает точно.

Под пристальным, тяжелым взглядом вернувшегося воина, она скинула плащ и высоко закатала рукава рубахи, прежде чем тщательно вымыть руки.

Когда тот понял, что молодая ведьма для вящего успеха рубаху скидывать не собирается, то еле слышно вздохнул с облегчением. Любава невольно безрадостно усмехнулась и принялась очищать раны тряпицами вымоченными в соленом вине, в соленом масле, снова в вине. Больной даже и не чувствовал соли в ранах. Он страшно ругался в бреду, а лекарка еле слышно шептала немудреные слова молитв.

— Господи помоги! Молитвами отца моего духовного Игнатия и всех Твоих святых помоги!

Бессвязный бред умирающего полностью заглушал ее тихие слова. Но Любава верила, что очень далеко отец Игнатий почувствует призыв своей духовной дочери, и вместе с ней вознесет свои молитвы к престолу Божию.

Последняя смена тряпиц. Их можно подольше оставить лежать на ранах. Теперь укрепляющее питье. Маленькими глоточками. Он все же глотает. И хуже не становится. Даже бредить перестал.

Привезший девицу воин, скрестив руки на груди, пристально наблюдал за всеми ее действиями. Любава устала.

— Господи, молитвами отца Игнатия, помоги.