Rishanna - Леди Малфой

— Безопаснее, но не легче. Кто тебе сказал, что убивать легко? К тому же собственную жену? В Гриффиндоре научили, что Малфоев хлебом не корми, дай супругу прикончить? — я на минуту задумалась. Да нет, не над этими словами, а о Нарциссе. Внезапно вспомнила, что нигде не видела её портрет. Как так? Она же мама Драко! Может, все-таки, хлебом не корми…?

— Слушай, а если я сниму его, тебе ребенка не будет жаль?

— Будет, — буркнул муж в ответ. — Я отойду ненадолго, а ты быстрее размышляй.

— Люциус? — он обернулся. — Не смей угрожать Северусу.

Муж ехидно поинтересовался:

— А то что?

Я приподнялась на локтях, пристально на него посмотрела и, как можно спокойнее произнесла:

— Я тебя убью. Ночью, когда спать будешь. Задушу, — ой мамочка, прости меня за такое, но я лгала, желая огородить профессора, которого без колебаний выдала с потрохами, и о чем ужасно сожалела.

Когда супруг вернулся спустя двадцать минут и буднично поинтересовался, надумала ли я сбегать, я твердо ответила:

— Нет.

Мы шли к воротам Хогвартса вместе. Я опиралась на мужа, все еще ощущая слабость в ногах и головокружение, но если честно, я хотела на него опираться. А на кого еще? Мне было мало лет, мне было трудно и страстно хотелось быть нужной хоть кому-то не как источник информации, средство для достижения цели или еще что-то в таком же духе. То есть, именно этим я для супруга и была, но в нашу с ним жизнь вклинилась еще одно мое предназначение — мать, и оно мне нравилось, чтобы я не думала там или решала всего час назад, убийство собственного ребенка выше моих сил.

Если бы я тогда, на той тропинке, окунулась в прошлое на три-четыре года и встретила прежнюю, лохматую и шуструю Грейнджер, то она заехала бы мне за такие мысли по коленке! Точно вам говорю! Правда, пришлось бы долго ей доказывать, что отец ребенка Малфой, а еще дольше, что именно старший Малфой…

Не знаю, по каким таким соображениям, но к выходу нас провожали мадам Помфри и директор. Люциус стойко терпел их присутствие и старался не тащить меня к барьеру слишком быстро. Поппи тараторила о необходимом мне покое и все так же ласково совала в руки разноцветные скляночки со всевозможными зельями, которые я благодарно принимала, не забывая благодарно кивать и говорить «спасибо», от которых уже болели уши, и не только у меня.

Предупреждений Северуса не требовалось, чтобы уловить явную фальшь в её добрых словах. Это было больно, непонятно и противно. Никому не пожелаю услышать ненависть и презрение в голосе человека, которого считала чуть-ли не родным. А такое может произойти и с вами, не зарекайтесь! Люциус хмурился и недобро косился на медсестру, непроизвольно прижимая меня к себе. Он включился в борьбу за нашего первенца, очень тяжелую борьбу. Я ощущала его теплую ладонь на своем запястье и только она меня удерживала от того, чтобы не броситься с кулаками, слезами и криками на Поппи, в отчаянной попытке что-то доказать. Что именно мне хотелось ей доказать, уже и не вспомню. Глупость какую-то, наверное, вроде своей чистоты и честности. Смешная я была, очень смешная…

Перед самыми воротами я не удержалась и оглянулась на замок — всю дорогу ощущала, что в спину мне всматриваются сотни людей. Даже с такого расстояния не трудно было заметить, что в окнах и на балконах торчат студенты, многие из которых и не подумали спрятаться, когда я обернулась. Это был вызов, в ту секунду сомнений не осталось — я другая, не та, не друг, а враг. Не для всех, но для такого могучего большинства.

Выйдя за ограждение и сделав несколько шагов в сторону, я со всей дури отшвырнула от себя зелья и те с оглушающим звоном разбились о ближайший пенек. От воздействия смешанных компонентов древесина покоробилась и зашипела, а может, и от некой опасной специфичности этих самых компонентов. Я прекрасно знала, что этот звон слышен оставшимся на территории, а Поппи сейчас видит лишь довольно ухмыляющегося Люциуса и понимает, кто и почему столь безжалостно обошелся с её снадобьями.

Вызов был принят.

Очутившись дома, я стремглав кинулась по лестнице в кабинет Драко, но массивная дверь не поддалась.

Я неистово теребила ручку еще минуту, прежде чем Люциус положил мне руку на плечо и не сказал:

— Он ненадолго уехал. Ты слишком слаба, чтобы круглосуточно выслеживать его и закидывать обвинениями. Мой сын не глуп, Гермиона, он все прекрасно знает и без твоих пламенных речей.

— Пусть возвращается, это его дом!

— Повременим.

— Ты не понял, я не буду его ни в чем обвинять, тем более круглосуточно! Я только спрошу, один раз, всего один разочек… — я стояла перед кабинетом, в котором немало магов подписали себе смертный приговор и оттуда до меня долетали горькие запахи кожи, табака, который Драко терпеть не мог, но считал признаком настоящей солидности для мужчины, лаванды, ею обрабатывали ковры по моему указу, отчетливо улавливался пряный запах парфюма самого хозяина помещения, но где же запах страха? Запах зла? Где? Не было его. Все привычно и обыденно, вот только никто не встречал меня глупыми шуточками по поводу моей должности «старшей официантки» и «самой умной старосты самых глупых студентов».

— Да? Странные мысли в твоей голове появились, ну что же, я ему передам. К слову, по поводу ребенка он не расстроен, но… ему неловко. Ты его ровесница и однокурсница, та самая однокурсница… — дальнейших объяснений не требовалось.

Что там Драко испытывал на самом деле, неловкость или чувства посильнее — для меня осталось тайной, но в Малфой-мэноре за весь май он так ни разу и не появился. Без него действительно было спокойней, но Люциусу, да и парню, я об этом никогда не сказала. Многое сказала, но не это. В школе меня просто распирало от желания высказать ему в лицо все, что я о нем думала. Но я тогда еще не в полной мере понимала, что людям свойственно вырастать, и только став взрослыми они становятся теми, кто они есть на самом деле. Если вам говорили другое — вам лгали. Конечно, Драко был плохим и вырос таким же: плохим, сильным, высокомерным и умным, чтобы там ни говорил Рон. Но у него не было ни единого поражения, способного что-то изменить, ни единой возможности задуматься и, как результат, ни единого желания поступать иначе. Победитель по жизни, не иначе. Но одновременно с тем, по моей жизни он пройдется как друг, как любимый сын моего мужа, как защитник моих детей, да и мой тоже. Скоро мне вовсе станет неинтересно — кто такой тот Драко, я буду интересоваться лишь этим, который рядом. Обстоятельства обяжут.

Месяц выдался скучным, жадным на события и я впервые задумалась, не пора ли выйти в свет? Через непродолжительное время мысль была мной изгнана, но осадок остался. Одиночество и скука — гремучий коктейль. Я радовалась даже редким вечерам, проведенным с мужем у камина. На одном диване и рядышком, кстати. Я читала, он на меня смотрел или же он говорил, а я слушала. Он умел красиво и увлекательно говорить обо всем на свете, а его грудной мягкий голос убаюкивал. В те минуты в мою кровь проникал подлинный покой, и я освобождалась от навязчивых мыслей о том, чтобы подумали бы Гарри или Рон, увидев меня такой по-настоящему замужней и умиротворенной.