Бай Айран - Кодекс молчания

То было странное место. Отсутствие физической составляющей было не так важно. Здесь что-то невероятно необъяснимое и живо пульсирующее. Может, то сама смерть? Но я отказывалась верить. Ведь Янро тоже был тут когда-то, да и я отсюда выбиралась. Поэтому думать о самом худшем я отказывалась, потому что не видела смысла впадать в пессимистическое настроение.

Но время здесь представлялось тягучим, как мед. Спустя всего несколько часов, а может и больше, я окончательно потеряла терпение и начала отыскивать в себе Динео. Магии нигде не находилось, поэтому я разочарованно шипела и рычала. Хотя мне только это представлялось. Ведь тела не было, только пульсирующее от боли сознание. Она-то и выедала в моем мозгу дыру, которая отвратительно кровоточила и резкими толчками отдавалась по всему черному пространству. То ли я страдала от перенапряжения, то ли живому человеку здесь было не место. Ответов не было, а вопросов вот набиралось не меньше сотни. Но времени на подбор каких-то объяснений находилось много, вот только терять его мне не хотелось.

С каждым мгновением все росло желание поскорее отсюда убраться. Потому что мучительные пульсации все усиливались, а дыра в моем мозгу все увеличивалась. Будь все так, как должно, я бы начала жалобно постанывать и выпрашивать чьей-нибудь помощи. Но месяцы в объятиях Банджа приучили к стойкой выдержке перед пытками, за что этого жуткого человека можно было бы поблагодарить, если бы моей благодарностью уже не остался нож в его сердце. Я отвлеклась на воспоминания и вскоре поняла, что прошлое сосущей воронкой затягивает меня все глубже. Судя по всему, в этой тьме просто запрещено думать о том, что уже совершилось. Потому что призраки прошлого вдруг стали наваливаться на меня со всех сторон, и спрятаться от них не предоставлялось никакой возможности. Они наплывали то слева, то справа. Вот Роуп, потом мертвый Бандж, отец, который грустно улыбался, горящие светло-зеленые глаза Хелла, кривая усмешка изуродованного шрамом Бииблэка…

Все закружилось и слилось в единую смесь, так что вскоре я перестала различать события. Все это было одновременным сумбуром. Все это резью отдавалось в моем сознании. Мне хотелось кричать, но рта я открыть не могла. Сознание разрывали на части призраки прошлого, вцепляясь в него гнилыми грязными пальцами, и каждый тянул в свою сторону, а я не могла определиться, кому ответить, а кому отказать. Поэтому эта пытка продолжалась, и боль в мозгу все усиливалась, будто действительно прошлое разрывало меня изнутри на части.

Это даже странно предположить – когда ты изо всех сил пытаешься чего-нибудь не вспоминать, чтобы это что-то не разорвало тебя легко и играючи. Я терпела страдание, но оно не отступало, и спасения не находилось, как и помощи, коей я ожидала. Спустя некоторое время я поняла, что если сама не справлюсь, то уже никогда не вернусь ни в свое тело, ни в свою жизнь, став таким же призраком, что и убивали меня. На самом деле я давно это поняла, просто отказывалась верить.

Во всей этой разноцветной каше я постаралась выбрать наиболее раннее воспоминание, которое было бы гораздо свежее, чем те, что уже успели покрыться пылью. Но отыскать в сумбуре Хелла оказалось не так просто. Плут ускользал из-под моих пальцев, словно бы это являлось смыслом его странного существования. Но мне все же удалось поймать светло-зеленые глаза, и тогда бастард уже никуда не смог деться.

Наверное, стоило выбрать что-нибудь другое, но жалела я уже тогда, когда лавина чувств пережитого тяжестью обрушилась на меня. Здесь была не только страсть и чувственность, но и стыд и раскаяние. Теперь отдельные ощущения растягивали мою душу, словно бы отказываясь оставлять ее в покое. Как я могла помнить то, чего со мной не происходило. Это оставалось вопросом. Тем не менее, ничего не менялось, я продолжала разрываться между приятным воспоминанием его горячих рук и терпких губ и пониманием того, что я люблю другого мужчину. Может, и не это являлось самым страшным и ужасным. Меня больше мучило то, что когда-то придется сказать Хеллу, что это было не со мной, и разочаровать его катастрофически. Как мне не хотелось этого делать. Бастард был одинок. Умен, блестяще образован, ядовит на язык, незаменим при троне, но при этом глубоко несчастен. Никто бы никогда бы не подумал такого о всегда язвительно улыбающемся Хелле, но помимо телесных ощущений того, что произошло прошлой ночью, я вдруг обнаружила в своем сознании воспоминания о том, как кто-то в моем теле прикасался к его душе. Я бы не сказала, что вдруг начала испытывать к нему жалость. Просто теперь Хелл предстал для меня в роли раненного и уязвленного мужчины, которому гордость не позволяет с кем-то поделиться с тем, что его гложет. Может, бастард был и отчасти прав. Порою проще доверять только себе и справляться со всем самому. Так легче, действительно, это путь для тех, кто боится трудностей, поэтому советник его и выбрал.

Доверие – вот путь для сильных и тех, кто не боится держать свои же слабости при себе. Хелл не позволял себе этого. Он не мог допустить того, чтобы в его идеальной защите самого себя, чтобы в его плотном коконе отчуждения от остальных людей вдруг появилась брешь. Любовь, дружба, семья – все это слабости, которые и делают прорехи. Он с пеной у рта будет отстаивать свою правду, даже если сам уже устал от того, что проповедует. Но таков был Хелл, тем не менее, это не лишало его души, которая страдала и стонала в пределах его тела. Я бы никогда не могла предположить, что он такой гениальный актер, но советник с ответственностью подошел к выполнению кодекса, который сам для себя и придумал. Может, в каких-то моментах он и уподоблялся барану, может, он и заходил в тупик, может, он и уставал от того, что выдумал самостоятельно. Может, так и было. Но это не говорило о том, что когда-нибудь Хеллс Беллс вдруг откажется от задуманного. Природное упрямство, глупость или упорство? Вот на какой вопрос нужно было найти ответ, чтобы понять политику бастарда.

И сейчас вдруг все это стало частью меня, я будто бы сама обратилась в Хелла, стала им, до конца понимая своего советника. Даже находясь в темном пространстве я вдруг ощутила натягивающуюся нить связи, которая утолщалась с каждым новым чувством бастарда, которое проникало в меня. То была не магия Динео, это что-то гораздо более мощное, совершенное и близкое. Это даже интимнее того, что происходило в покоях Беллса ночью. Я понимала с отчетливостью, что его душа беззащитно передо мной обнажается, что она сейчас абсолютно безоружна передо мною. Наверное, знай о происходящем Хелл, он бы дико испугался и сделал бы все, дабы я не прочувствовала все то, что ощущал он. Но бастард неизменно бы опоздал. Это уже произошло.