Андрей Марченко - Люди, дружившие со смертью

– И чего ты на дракона поперся? А если б сжег?

– Но не сжег же?… Мне голова была нужна, ну и кровь я слил. Один знакомый чародей сказал, что попробует сделать лекарство от болезни. Хотя, думаю, врет… Он рассмеялся, и в его смехе слышалась печаль.

– Да ладно тебе, Бун… – начал было успокаивать его Ади, – медицина ушла далеко вперед…

– Угу… Народ мрет от болезней, о которых лет двадцать назад никто и не слыхивал. Я так думаю, мне поможет только одно лекарство. То, что за могильной плитой. Ибо всем известны целебные свойства могилы, особенно в лечении горбунов… Солнце закатилось за лес. Долго светило из-за него, потом наступила ночь. Костер у нас уже горел. Но весь самогон мы уже выпили, а все слова были сказаны. В костер перестали подбрасывать щепки и мы заснули прямо там, где и сидели.

Первое, что я увидел, когда проснулся, была клеверинка. По ней карабкалась букашка. Я подумал, что в этом есть что-то не то. Закрыл глаза, подождал пока сердце сделает пять ударов… И открыл глаза снова. Ощущение неправильности не пропало. Я снял букашку и осмотрел ее – она была самой обыкновенной – шесть лапок, броня, усики. Я дыхнул на нее. Она обиделась, выпустила крылышки и улетела. Мне стало немного завидно. Меж тем, в ней все было нормально. Значит, что-то не так было в клевере. Я сорвал его. В голове отчего-то пронеслось: если бы у цветов был бы разум, то клевер, вероятно, стал бы наимудрейшим. Почему? Я и сам не знал… Не знал я и отчего говорили, будто четырехлистный клевер приносит счастье. Я не видел такого никогда – однажды я перелопатил полпуда клевера, но так и не нашел подобного. Потом я понял – удачи мне тогда хватало. Я запросто мог обойтись и без клевера, тем паче, что подков у меня было предостаточно – четыре на каждой ноге коня… Но у сорванного клевера одна клеверинка была в два листа. Я осмотрел кустик повнимательней – третий лепесток не был сорван. Он не вырос изначально. Что он мне предвещал? Неудачу? Смерть? Чью? Кстати, о смерти…

– А где Бун? – Спросил я.

– Он ушел… Если тебе от этого приятно – велел кланяться господину Кано.

– Отчего он ушел? Чтоб нас не заразить?

– Не говори глупостей. Это мы ему мешаем.

– Мешаем? Каким образом?

– Ну да. Видишь ли: два конных – обычное дело. Прокаженный же новость, что забывается через три дня. Меж тем, если нас троих будут видеть достаточно часто, то по провинции поползут слухи. Мне-то все равно – а вот Бун известности не ищет. Ему напротив нравится, что у прокаженных нет лица. Я бросил клеверинку на землю и огляделся по сторонам. Хотелось пить – я протянулся за водой отставленной с вечера. Ночью в чашку упал желтый лист и окрасил воду в свой цвет. Я понюхал воду – она была без запаха. Тогда я пригубил на глоток, покатав его во рту. Вкус был горьким как у остывшего отвара, но можно было пить. Откинувшись спиной на дерево, сидел Ади и соломинкой ковырялся в зубах. Я попытался вспомнить, что мне снилось – лучше бы это не удалось. Мне приснился прокаженный дракон. К чему бы это? Я выплюнул воду на землю:

– Что-то не так? – спросил Ади.

– Ты веришь в сны?

– В сонники не верю, а вот в сны – да… Час от часу не легче. Он протянул мне кусок колбасы и хлеба, я отказался. Затем Ади показал на бутылку самогона – я тоже покачал головой.

– Ну раз есть не хочешь, может и в дорогу? Пока седлали коней, я осмотрелся по сторонам – погас не только наш костер. У селян костры тоже изошли дымом, и полымем, и теперь только от одного подымалась в небо тонкая струйка. Стража тоже была невелика – лишь пару человек. Под нашим деревом было не то чтоб чисто – мы здорово намусорили, оставив, вытоптали траву. Впрочем, значения это не имело – наверняка после нашего отъезда сюда нанесут дров и выжгут все к чертям до полного остекленения земли. Я запрыгнул в седло, Ади уже был на коне.

– Ну фто? – сказал он, дожевывая колбасу, – поефали дальфе?…

– Поехали… Ади, скажи, но только чесно, ты хоть руки помыл после Буна?

– Как гофорил наф обфий друх Эрфаль: «Неа». А зафем? ! Дорога к храму

– Тяжела, понимаешь, дорога к храму! Путь тернист и опасен – чтоб идти по нему надобно сердце храброе, дух твердый, да сталь каленую. Ади безусловно кривлялся – дорога была не лучшей, но вполне терпимой. Конечно же, она была несравнима с торговым трактом, на который мы ступили утром. Но ближе к полудню перед нами показался обелиск – солидный каменный, поросший мхом, побитый. Надпись на нем призывала путника преклонить если не колени, то на колено и помолиться. Так же сообщалось, что в восьми милях от тракта расположен монастырь братьев Ордена Пламенеющего меча. Ади остановился у обелиска, недолго подумал и пустил коня на проселок. Дорога шла полями. Здесь недавно шел дождь. Вода собралась в колеях и дорогой проехать было трудно, поэтому мы ехали по примятой придорожной траве.

– Твои друзья? – спросил я у Ади. Все было понятно и так. Я мог бы не задавать этот вопрос, а Ади мог бы и не отвечать, но и ему, похоже не нравилась тишина:

– Ага. Друзья. Я тут часто отдыхал или отлеживался. А ты с ними не сталкивался?

– Именно с этим братством – нет. Слышал, но не сталкивался. Как следовало из названия, монастырь принадлежал боевому ордену. Я не раз пересекался с монашескими войсками, дрался и с ними и против них… Но мы никогда особо не дружили: я считал, что война – дело светское. Меж тем, структура орденов позволяла создавать государство в государствах

– одно во многих. Монастыри были экстерриториальными, налоги платили небольшие.

– Вот уж не думал, что ты верующий…

– Представь, я тоже во что-то верю… Но не до такой степени, чтоб поститься, молиться и бить поклоны. Я здесь бывал как светский гость – здесь тишина, мир… Иногда полезно отдохнуть от грехов мира… Возле пролеска возвышалась огромная скирда. Двое монахов нагружали телегу сеном. Ади направил коня к ним. Разумеется, монахи-фуражиры работали в не боевой одежде, но сабли были воткнуты рядом, так, чтоб можно было легко схватить и драться. Когда мы подъехали достаточно близко, монахи остановили работу. Один, облокотившись на вилы, заметил:

– Ади?… Ты ли это? Не прибили еще?… Ну надо же – удивительное рядом!

– Ну почему… – ответил Ади, – Ну почему все знакомые, как только меня увидят, сразу же удивляются, что я жив?

– Ну ничего, – ответили ему. – Сейчас мы это исправим. Он отбросил вилы, вытащил саблю, перепрыгнул телегу и выскочил к нам навстречу. Во все времена, конник был предпочтительней пехотинца, ибо разил с высоты. Но Ади спрыгнул наземь, оставив меж собой и набегавшим коня, затем сделал еще два шага назад, освободил оружие и стал в защитную стойку. Отбил первый удар, крутанулся – пропустил противника, зашел полукругом ему за спину. Опять зазвенела сталь. Это не походило на учебный бой – дрались ожесточенно опасно. Я даже успел подумать, что в монастыре Ади ждут не только друзья. Но меж тем, второй монах хоть и отложил работу, но на драку взирал спокойно. В свою очередь я не пошел на помощь Ади, хотя бы потому что он не выглядел человеком в ней нуждающимся. Он кружил, сбивая удары и атакуя сам. И финал не стал для меня неожиданным – отходя еще раз, он поставил подножку и противник растянулся на земле. Ади наступил сапогом на оружие монаха и приставил эсток к горлу поверженного. Под лезвием натянулась кожа. Надави Ади еще немного – и брызнула бы кровь. Но он убрал эсток и засмеялся. Подал руку противнику и помог подняться ему на ноги.